Про аграрные реформы в России и Японии, или о том как надо и не надо проводить такие реформы.

[dblourier]

Собственно, я этот текст вывешивал в Фейсбуке, да он куда-то исчез. Поэтому публикую здесь. Повторно.


Вашему вниманию предлагается "двухсерийное кино" про аграрную реформу. Показывается наглядно, к чему приводит российская привычка заменять мифы на противоположные, а не разбираться в сути дела.
Серия первая:
Кто придумал реформу, и как её в итоге провели без него и не так, как было задумано.
Серия вторая:
Как украинский еврей спас Японию от коллективизации.

Итак, серия первая. Занавес открыт.

Кто придумал реформу и как её в итоге провели без него и не так, как было задумано.

Начнём с начала. То есть с того, что Столыпин никакой реформы не придумал.
Придумал её ещё в 1905...1906 годах Н.Н. Кутлер, выходец из виттевского министерства финансов, главноуправляющий землеустройством и земледелием в Совете министров. И придумал-то правильно: он предполагал возмездное отчуждение части частновладельческих, удельных, монастырских и т.п. земель и продажу их в рассрочку тем, кто выходил из общин и прочей публике. По сути, он предлагал повторить отлично прошедший в 1861 году трюк с выкупом земли.
Надо заметить, что земли предполагалось отчуждать "впусте лежащие и обычно в аренду сдаваемые", т.е. вовсе не те, на которых помещики вроде Энгельгардта вели эффективное хозяйство. Помещики, как предполагалось, часть суммы должны были получить живыми деньгами, а часть - ценными бумагами.
Но главной была мысль о продаже в рассрочку достаточно крупных участков земли "крепким хозяевам", т.е. кулакам, с удалением этих кулаков из общины и переделом их наделов между остальными членами общины. Этим "убивались два зайца сразу":
- оставшиеся в общине крестьяне получали прибавку земли;
- из общины убирался социальный раздражитель - кулаки.
Переселение на целинные земли, по некоторым источникам, предполагалось после создания на них инфраструктуры и проведения агрономических опытов с районированием сортов и созданием запасов семенных материалов. Также рассматривались и важнейшие для зоны рискованного земледелия вопросы сельхозстрахования.
Но в марте 1906 года Кутлер по требованию консервативной дворянской оппозиции вышел в отставку из-за предложенного им проекта.
И реформа из родной дочки превратилась в падчерицу. Столыпин вместо вывода кулака из общины на необщинные земли с увеличением наделов оставшихся в общине перенёс основную линию реформ на перенарезку земель общины. Соответственно, никакого особого снижения социальной напряжённости в деревне не наблюдалось. "Красный петух" исправно гулял по имениям и хуторам - досталось и кулакам, и помещикам. Переселенцы двинулись на неподготовленные территории, многие разорялись, умирали, возвращались ни с чем. Кроме того, была в этом деле ещё одна "ахиллесова пята" - участие государства, которое тогда было ничуть не эффективнее нынешнего. Со всеми вытекающими конфузами и последствиями - "липовой" отчётностью местных властей, отрубами и хуторами без дорог и колодцев и т.д. и т.п.
Реформа шла медленно и привела к результатам много хуже предполагавшихся. Но рациональное зерно изначального варианта Кутлера загублено до конца не было. Но это только первая серия всей этой истории. Есть у неё и ... вторая серия, случившаяся через сорок лет после первой.

Итак, занавес открыт вновь. Вторая серия:

Как украинский еврей спас Японию от коллективизации.

Об этом практически не пишут в современной японской исторической литературе, но полвека назад писать не стеснялись: поверженную в разруху и униженную поражением в Тихоокеанской войне, Японию от немеркнущих перспектив социалистического эксперимента со всеми подобающими атрибутами и последствиями спасло обыкновенное чудо - аграрная реформа. Земельный передел, проведенный бескровно, в краткие сроки и с высочайшей эффективностью, дал решающий толчок всему экономическому и социальному развитию страны, выведя ситуацию из крутого социального штопора, в который Япония уверенно и, казалось, безвозвратно заваливалась. При этом, несмотря на всю японскую специфику, факт остается фактом: реформировали Японию по столыпинскому (вот тут внимание: не совсем столыпинскому) рецепту. Концепция аграрных преобразований, рожденная для России и Россией абортированная, все же доказала свою состоятельность и была успешно завершена.
Это стало возможным благодаря одному замечательному человеку, которого практически не знают на его первой Родине, уже плохо помнят на второй и, увы, все реже и реже упоминают на третьей. Имя этого человека - Вольф Исаакович Ладежинский, а “родинами” были: Россия - по рождению, Америка - по гражданству, Япония - по оставленному следу в жизни.
Родился Вольф Ладежинский в 1899 году на Украине в зажиточной еврейской семье (его отец был крупным мукомолом и держал солидное по малороссийским масштабам хозяйство), в революцию, как водится, все потерял и еле уберегся от погромов и петли. В нормальную жизнь при большевиках даже по юности не поверил и, оставив в итоге многочисленную родню на украинских революционных просторах, по зимнему льду в 1920 году перебежал Днестр и оказался в Румынии. Два года скитаний в Европе, и в 1922 году - “высадка” в Америке по типичному эмигрантскому сценарию: без копейки денег, без связей, без языка, но с отменными качествами трудяги.
Ладежинский мыл окна в Нью-Йорке, работал в пекарне, шил матрасы и продавал газеты на Шестой авеню, выкладываясь до “последнего не могу” ради заработка и твердо зная, для чего он нужен: в 1928 году он получил американское гражданство, в 1934-м стал обладателем докторской степени в Колумбийском университете по специальности “сельскохозяйственная экономика”. В 1935-м Ладежинский был принят на службу в министерство сельского хозяйства США с окладом две тысячи долларов в год в качестве эксперта по азиатским вопросам и по проблемам российско-советского аграрного хозяйства. Тогда же о нем впервые заговорили в высоких американских эшелонах - жесткая критика Ладежинским сталинской коллективизации как новой формы закабаления и порабощения российского крестьянства и основы тоталитаризма выделялась среди прочих выступлений доскональным знанием предмета, аргументированностью и глубоким анализом.
Ладежинский, в частности, был убежден, что демократизация общества и всей экономики невозможна без новых земельных отношений, и доказывал, опираясь на столыпинский опыт, что “грамотная” аграрная реформа является мероприятием не столько экономическим, но прежде всего социально-политическим. Она выступает единственным действенным противоядием против радикальной социалистической демагогии и стабилизирует расшатанное внутренними потрясениями общество в уязвимый переходный период.
Столыпинские аграрные реформы в России, по его мнению, были началом верного и здорового пути, в то время как большевистские эксперименты обрекали страну на нищету, бесправие и произвол диктатуры. Российский опыт, как полагал Ладежинский, в этом смысле мог стать универсальным для большинства стран Азии, в которых земельные отношения имели значительный феодальный крен и были сильно политизированы.
На исходе Тихоокеанской войны, когда поражение японцев представлялось уже неминуемым, Ладежинский вместе с экспертами госдепартамента подготовил меморандум, посвященный возможным аграрным преобразованиям в послевоенной Японии. Идеи, заложенные в этот меморандум, дошли до генерала Макартура, который личным распоряжением и вызвал Ладежинского в Токио осенью 1945 года после того, как стал главой оккупационной администрации.
Вызвал, как оказалось, очень вовремя. Крупное помещичье землевладение со множеством феодальных и даже средневековых пережитков в разрушенной голодной стране стало мощным и опасным катализатором лево-радикальных настроений, особенно на фоне массового притока в деревню миллионов демобилизованных солдат. Раздавленная военным поражением государственная японская машина и оккупационные власти ощутимо теряли контроль над ситуацией, а призывы к революции и “народному земельному переделу”, как принято говорить, овладевали японскими массами. Аграрная реформа, таким образом, стала проблемой номер один для “архитекторов” послевоенной Японии - нужно было срочно “выпускать пар”, чтобы страна не сорвалась в пропасть социальных потрясений.
Первый вариант земельного закона был сверстан японцами уже в ноябре 1945 года и принят парламентом в декабре, но он оказался слишком косметическим, не затрагивал истоков проблемы и в итоге подвергся шквальной критике лево-радикалов и был забракован Макартуром. Возникла опасная пауза, которую неожиданно заполнила Москва: на третьем совещании Совета союзников для Японии (апрель 1946 года) советский представитель генерал Деревянко заявил, что “основными причинами возникновения в Японии реакционной шовинистической милитаристской клики были средневековые пережитки в стране и в особенности феодальный гнет в японской деревне”. В связи с этим представитель СССР предложил не чикаться больше с японскими помещиками и потребовал оперативно провести экспроприацию земли по канонам советской социалистической коллективизации с выплатой (для соблюдения внешних приличий) символических пособий потенциальным японским земельным “лишенцам”.
Провокационная простота предложенного советским генералом решения, мгновенно поддержанного японскими коммунистами и социалистами, запалила фитиль, который союзники едва загасили: после озвученной инициативы Деревянко работа над новым вариантом японской земельной реформы в штаб-квартире Маккартура пошла едва ли не круглосуточно: Японию спасали от экспроприаций и колхозов в режиме аврала.
Выкладки Ладежинского и его энергия на этом этапе оказались ключом к составлению всей концепции преобразований. В деталях она дорабатывалась совместной американо-японской бригадой экспертов, которую вместе c Ладежинским возглавляли представители госдепа и других ведомств. Москва, стоит отметить, настаивала на своей радикальной версии реформы до конца, но от преимуществ сталинской коллективизации японских трудящихся все же удалось уберечь. Последняя попытка проторить дорогу колхозам в Японии обрела форму особого мнения генерала Деревянко, занесенного в протоколы майского заседания Совета, но эта особость уже ни к чему привести не могла.
Окончательный вариант новой реформы под редакцией Ладежинского и сборной команды был положен на стол Макартуру в июне 1946 года, он его одобрил и переправил в качестве руководства к действию японскому правительству. В октябре эта версия уже под названием “Новый закон о земельной реформе” была принята японским парламентом.
По закону, излишки земли (по строго установленному реестру) выкупались государством у помещиков и продавались на льготных условиях реальным землепользователям, причем крестьяне получали 30-летнюю рассрочку по этим выплатам. К тому же инфляция сыграла на редкость позитивную роль - благодаря ее крутым темпам: подавляющее большинство новых владельцев земли расплатились за нее уже через несколько лет после получения наделов. Помещики большой радости, естественно, не испытали, но в накладе не оказались: полученные от государства средства были вложены в развитие промышленности, инвестированы в торговлю и строительство, что положило начало всеяпонскому экономическому подъему.
И, как мы видим, реально-то Ладежинский реализовал отнюдь не столыпинский, а изначальный, кутлеровский вариант реформы.
Но не только, и даже не столько экономика была важной. Главное, реформа сбила социальный накал в стране, а взрывоопасная голодная деревенская масса уже через год после начала преобразований трансформировалась в достаточно консервативный по убеждениям слой мелких и средних собственников, у которых вчерашние симпатии к экспроприационным призывам сменились глубокой и устойчивой аллергией к революции и потрясениям. Благодаря концепции Ладежинского “свободные радикалы” оказались связанными, Япония после опасного, но, к счастью, недолгого дрейфа как бы “вернулась в берега”.
Победа украинского еврея над угрозой коллективизации Японии, надо сказать, для самого Ладежинского закончилась своеобразно. Сначала был новый взлет - он получил задание помочь провести аграрные преобразования генералиссимусу Чан Кайши на Тайване, где тоже преуспел, заслужив в кулуарах звание “крестного отца” тайваньской реформы. Потом было возвращение в Японию - уже для работы в американском посольстве, но в 1954 году командировка вместе с успешной карьерой госслужащего прервалась.
Ладежинский попал в водоворот “охоты на ведьм”, был причислен к неблагонадежным элементам, объявлен несоответствующим требованиям безопасности и уволен из министерства сельского хозяйства. При этом ему инкриминировали в качестве свидетельств подозрительной деятельности посещение СССР в 1939 году (такой факт был, но Ладежинский тогда приезжал по заданию своего же родного министерства) и ... написание критических статей о советской коллективизации. Последнее обстоятельство аргументировалось так: разве может человек, имеющий близких родственников в СССР и знакомый с повадками режима, критиковать коммунистическую систему?
Опала, правда, оказалась недолгой. За Ладежинского вступились многие видные антикоммунисты, и, в итоге, уже в 1955 году при личном участии президента Эйзенхауэра Ладежинскому был предложен новый пост в американских государственных структурах, а министерство сельского хозяйства США признало неправомерность своих действий по отношению к нему. Более того, “дело Ладежинского” послужило толчком к пересмотру всей практики проверок на благонадежность и привело к существенным изменениям в процедуре, связанной с проблемой обеспечения безопасности в американских правительственных ведомствах, о чем в Америке благодарно и долго вспоминали.
От таких высоких материй, впрочем, сам “виновник” перемен был далек - в 1955 году он стал советником по земельной реформе и по программам обустройства беженцев в Южном Вьетнаме при президенте Нго Дин Дьеме, а в 1956-м (после нового негромкого скандала, на этот раз на почве конфликтов интересов) и вовсе оставил госслужбу, сменив ее на работу в Мировом банке. Советами и экспертными выкладками Ладежинского пользовались в Иране, Мексике, Индонезии, Корее, Непале, Малайзии, Индии. В этом калейдоскопе, однако, Япония осталась вершиной - эта страна получила от Ладежинского больше других и была ему ближе других.
Вольф Ладежинский, пожизненный холостяк, тихо скончался в 1975 году в Вашингтоне, оставив после себя некролог в “Нью-Йорк Таймс”, блистательную реформу в Японии и замечательную коллекцию предметов восточного искусства, переданную по завещанию в Иерусалимский музей...

В части о Вольфе Ладежинском использованы материалы сайта http://magazines.russ.ru/nov_yun/2004/3/aga5-pr.html