Двести дублей
Уж какие только интересные новости не услышишь во время "Серебрянного дождя"!
На этом серебряном дожде чего только не узнаешь! Каких только диковинок не понарассказывают!
Я вот, к примеру, раньше и не знал даже, что рабочий день можно сокращать, если очень жарко.
Вот если очень холодно, знал. Когда мороз опускается ниже тридцати градусов, то на какие-то там минуты рабочая смена актируется. Это если работаешь на открытом воздухе...
Ах, как мне нравится этот термин - "опен аир"!!! Открытый, блять, воздух!!! Воздух открытый. Ага. Минус сорок и этот самый воздух. Открытый. Опен, ети его, аир!
Для оффисного планктона - это, наверное, что-то такое, трансцедентное.
Только если, конечно, на этом трансцедентном не работать с восьми утра до пяти вечера. Если минус тридцать пять, то на час меньше. А если минус сорок пять, то вообще всякие работы отменяются и можно идти домой. Топить там печь. Дровами. Лучше берёзовыми. Кипятить на этой печи железный чайник с толстым слоем извёстки на внутренних стенках. А чай "со слоном". В старой, жестяной банке с совершенно стёршимся уже рисунком. И варенье малинишное, которое даже с ложки не падает, а в чае размешивать его надо долго и упорно, звякая по стенкам бокала стальной ложечкой. И смотреть на полностью покрытое морозным льдом окно.
Однажды у нас станки поломались. Чего-то там лопнуло железное и всё сломалось. От мороза. На морозе железо становится хрупким. Ну, вот оно и лопнуло. Мужуки остались это лопнувшее как-то ремонтировать, а остальную бригаду отправили на разделку. Там "балансирка". Пила такая большая. А "бочки" нету - нерабочий участок! Вот мы у костра грелись. Поработаем немного, а в перекур к костру. Костер большой горит. Хорошо. Тепло. Посидим у костерка, чаю попьём из термоса и опять работать.
Пришёл я с работы, уставший. Не очень замёрзший, но уставший. На морозе вообще работать тяжело - устаёшь сильней обычного. Выматываешься.
Матушка и говорит : "По радио объявляли, что сегодня днём минус пятьдесят три было. Все работы отменили. А вы почему работали?"
А про нас, наверное, просто забыли, мама.
Про нас ведь часто забывают.
И мы забываем, мама.
Забываем, как было холодно.
А иногда забываем как было тепло.
Иногда забываем ласковый шелест морских волн на галечном пляже. Забываем это тёплое море.
А иногда и не знаем, что такое море...
Знаем что такое мороз.
Не забываем. Помним - мороз!
Такой сильный мороз я помню только раз.
Всё остальное время морозы были послабее. Но и на слабом морозе тоже бывало так, что идёшь, поёшь песню... хорошую такую песню. И поёшь-то от того, что тебе хорошо. И петь хочется.Не взирая на мороз. И вдруг, одно ухо - щёлк!!! Ты за него схватился, а оно картонное. Отморозил! Надо срочно отогревать, а то потом опухнет, будет болеть и кожа слезет. Вот тёплой ладошкой ухо прижмёшь и греешь. И тут второе ухо - щёлк!!! И второе ухо ладошкой. А песню петь не перестаёшь! Потому как песня хорошая. И настроение тоже хорошее. Тут главное, чтобы нос не обморозился. С носом вообще беда, если его обморозить.
Но это когда холодно.
А когда жарко?
Вот, чтобы рабочий день актировать, когда жарко, про такое мне только недавно рассказали.
И то на серебрянном дожде!
И то потому, что в Москве, вдруг, случилась жара!
Если, мол, в помещении температура выше тридцати градусов, то работадатель обязан обеспечить кондиционирование помещения и его охлаждение. Или сократить рабочий день на один час.
А если выше тридцати пяти, то на два часа!
Но я так понял, что это действует только для работников офисного труда. Потому что мне сложно представить, как это можно кондиционировать заводской цех. Или где-нибудь у мартеновских печей, где, как нам всем известно, не смыкает наша родина очей, понижать температуру воздуха до комфортных значений.
Поэтому вот да, тебе повезло, ты не такой как все, ты работаешь в офисе!
Ну, и ещё потому, что таки Москва!!!
А Москва, в воображении российского народонаселения, вообще представляется заповедником мажоров, селебрити-бездельников, рассадником гей-культуры и новых либеральных ценностей, ну и конечно же одним большим оффисом!!! Огромный-огромный офис с надписью "масква".
А ведь была когда-то нормальным городом. Рабочим. Заводским. Фабричным. Сталицей нашей родины.
Даже городом-героем была!
Только вот звание героя нынче почему-то вызывает предосудительные ассоциации. Ну, какой ты, нахуй, герой? Что ты свершил такого героического, что теперь вот прямо герой-герой? Героизм - это ведь всегда последствие чьей-то халатности. И, зачастую, халатности преступной. И, как мне логически представляется, за героизм надо не только награждать, но ещё и наказывать. И наказывать по самой высшей мере! Тех, из-за кого другим людям пришлось этот самый героизм проявлять.
Поэтому вот сегодня очень часто звание героя присваивают тайно.
Тихонечко так, на кухонке, для своих и среди своих. Вот, мол, тебе, Серёжа, "звёздочка" - будешь теперь героем. А ежели чо, ежели навалится, ежели припрёт, то не ссы - героев не судют и в тюрьму не сажают.
Ну, и натурально, тут можно уже как угодно понтоваться. А фигли, ежели можно?! Ведь как ты его посадишь, он же памятник аж целый герой россии!!!
Однако я отвлёкся. Где герои россии и где жара в России? Это ж таки две огромные разницы!
Но про жару в городе-герое столице нашей родины и лучшего города земли рассказывать совсем не интересно. Хотя бы от того, что это ну совсем не наша проблема! Ну, то есть нас, россиян. Людей русских. Людей не очень русских. И людей даже совсем не русских. Всем этим десяткам и сотням миллионов человек, проживающих на бескрайних просторах нашей великой Родины, вы уж мне поверьте, совсем даже не интересен тот факт, что в какой-то там москве, вдруг, неожиданно случилась жара, из-за которой даже приходится сокращать рабочий день офисных труженников. Это уж пускай они там сами со своей жарой разбираются. В своих офисах.
А у нас тут и офисы всё больше железные. И мартены некондиционированные. И жара тоже своя. И тоже жаркая. Вы, пожалуйста, не думайте, что ежели здесь Урал, горы и суровые условия, так и ходим мы тут круглый год в ватниках, телогрейках, ушанках из крашенного кролика, валенках и кирзовых сапогах. И с немытыми жопами.
Хотя по поводу немытости жоп проверить очень сложно - горцы народ гордый и к своей жопе абы кого за здорово живёшь не подпускают.
Здесь вам не равнина, здесь климат другой.
Однако решение жопного вопроса оставим до полной победы демократии и утверждения новых либеральных ценностей.
А пока жара!
Тридцать с чем-то там аж градусов имени немецкого изобретателя температуры Карла Оттовича Цельсия.
Он ведь ещё и придумал эту самую температуру! И измерять её термометром придумал , а не градусником! [ Ну, а что ещё от немчуры нерусской ждать? ]
Но нас так просто не возьмёшь!У меня в кармане нож! Мы до сих пор всё измеряем градусником! У нас даже водка измеряется в градусах! Правда уже не градусником. По доброй, русской традиции водка измеряется пузырями! Один пузырь. Два пузыря. Три пузыря... После третьего пузыря могут происходить очень интересные и необычные вещи, про которые можно в подробностях узнать на следующий день от друзей, собутыльников и незнакомых женщин с пониженной социальной ответственностью. Ну, и ещё из милицейского полицейского протокола!
Отработал смену. Устал как... вот почему говорят "устал как собака"? Собака разве устаёт? Она вот побегала, у каждого столба погадила, потом решила, что устала, у того же столба упала и спит. Отдыхает. Если нормальная собака, так её ещё и кормят!
А человека кто кормит? Кто ему каждый день в миску жрачку насыпает? Что-то я ни разу такого не встречал, чтобы вот так, за здорово живёшь, ещё бы и кормили. Да у человека даже хвоста нет,чтобы им вертеть! Не говоря уже обо всём остальном. Ну, за что эту голую, безхвостую обезьяну кормить? Какой от неё прок? Да хоть до одури забегайся и обгадь все столбы в округе, никакой ощутимой пользы от этого не будет!
Поэтому человеку всё приходиться делать самому. И добывать хлеб свой насущный. И изводить из себя блох. И мыть, периодически, жопу, чтобы не позорить высокое звание рода человеческого и вообще делать кучу бессмысленных и странных вещей, которые, с точки зрения любой, здравомыслящей собаки, лишены всяческой, практической пользы. Вот попробуйте объяснить даже самой умной собаке, что просверлив несколько сотен дырок в нескольких сотнях замысловатых железяк у неё, в итоге, будет две банки собачьих консервов, новые джинсы и двадцать литров вонючей жидкости. Даже самая умная собака вас не поймёт, а, вполне резонно, сделает большие глаза, покрутит пальцем у виска и скажет : "Поздравляю, человек, ты балбес!"
Я уж не говорю про глупую собаку. Глупая собака вас даже слушать не станет. Просто убежит гадить под столбом и всё.
Хотя, даже некоторых людей кормят лишь за то, что они целыми днями бегают и, высунув язык, гадят под всеми столбами. И очень даже неплохо кормят, уверяю вас! Не каждая собака может купить себе дачу в Италии. Или квартиру в Лондоне. Или, на худой конец, сыграть свадьбу на тысячу персон на Канарских островах.
Хотя, зачем вам Канарские острова?
Что вы, собаки что ли? Ведь многие даже и не знают, где эти самые Канарские острова! Мало того, многие даже не знают, где Салехардские острова! И чем они отличаются от Канарских. А уж про легендарный город Урюпинск даже вспоминать не надо... хотя-аа... Хотя, давайте вспомним!!!
Что вы знаете про Урюпинск?
А ведь это легендарный город!
Ну, а я пока вернусь к нашим баранам собакам.
Когда холодно, работать тяжело. А когда жарко, работать вообще противно! Особенно в последнее время. В последнее время всё жарко и жарко. Не Москва, конечно, но и не офис! Но непротивней от этого не становится.
Повезло тем, кто получает от работы удовольствие. Просыпается ,такой, рано-рано утром и... "на шею голубой топаз, бриллиантовые серьги, шампанское и ананас - ау-у!!! - на работу!". Ну вот повезло человеку. Повезло! Электричка в пять утра. Битком набита несвежими мужчинами, помятыми женщинами, гасарбайтерами неясной этнической принадлежности, либералами всех мастей и коренными жителями метрополии. Потом метро.
Если оно есть.
Если нет, то ничего особо не меняется - уже второй час вокруг все те же рожи. И изжога после этого вчерашнего сэндвича из "вкусочка". И позавчерашняя яндекс-еда всё ещё отзывается запоздалым послевкусием.
И троллейбус едет медленно.
А где-то, где-то уже совсем рядом, ждёт она. Она! Работа! Любимая! Желанная!
Скоро, совсем скоро, ты прорвёшься сквозь расхлябанные, пластиковые двери, схватишь её в свои горячие объятия и будешь её работать, работать, работать. До пяти часов вечера. А может даже и до шести! И когда истечёт последняя минута, ты разожмёшь свои крепкие, мозолистые руки, выпустишь её на свободу и уже в дверях, уходя, обернёшься и прошепчешь с нежностью: "До свидания, любимая! До свидания. До завтра. Я вернусь. Я обязательно вернусь. Жди меня."
И снова метро, если оно есть...
У нас есть метро! Но я им не пользуюсь. Зачем пользоваться чем-то, если можно им не пользоваться?
В жизни каждого человека достаточно вещей, которыми он может не пользоваться. И как-то не испытывать особого чувства сожаления от этого факта. От факта непользования.
Вот от чего бы вы сейчас смогли отказаться и ни капли об этом не пожалеть?
Ну? Давайте, давайте, вспоминайте, что в вашей жизни есть лишнего, ненужного, не жизненно-необходимого?
Вот футбол... Спорт намбэр уан. Уж как его нахваливают! Как его продвигают! Навязывают. Мосластый футболист может зарабатывать получать... ( да, именно "получать", как когда-то получали "получку". А вот зарплату, надо зарабатывать! Это значит, надо работать! Делать работу. Работа должна приносить пользу. И тому, кто её работает и тому, для кого её работают. А какую пользу приносит вам тот факт, что какой-то упоровшийся мудозвон несколько лет подряд перекатывает по полю пузырь?)... несколько миллионов зеленоватых вашингтонов. Это что же надо сотворить, чтобы получать такие неимоверные бабулесы?! А сколько получишь заработаешь ты, выгрызая на фрезерном станке железную флюкалу, которую потом поставят в ракету с атомным моторчиком и она полетит, полетит... Сколько стоит твой труд?
Твой настоящий труд. Результаты которого дадут миллионам людей тёплый кров над головой, полосатые штаны в шкафу, вкусный хлеб на столе.. Да даже сам этот стол! Стол, на который ты положишь хлеб и за который ты сядешь в своих полосатых штанах вечером, придя усталым с работы . Сядешь на табурет, который невозможно вынуть из виртуального, замониторного пространства твоего престижного "макбука". Этот табурет нужно обязательно сделать! Руками! Срубив в лесу вековую ель, распилив её на доски, брусья, бруски и брусочки, и уже из них, каким-то хитрым способом, соорудить табурет! Мебель. Предмет домашнего обихода. Который будет служить тебе долго-долго. Значительно дольше того ,никому ненужного и вконец обуревшего объебаса, что пинал когда-то по полю кожаный пузырь. Его ещё можно покрасить синей, масляной краской... Не пузырь. И не объебаса. Табурет! Он может быть синим, прикидываешь?! А в середине сиденья можно сделать небольшое, с-образное отверстие. Как зачем?! Чтобы было удобно брать этот табурет одной рукой!
У моей бабушки был такой табурет.
Она называла его "табуретка"!
А у всех кошек было одно имя - Кисюля!
А всех собак звали Катыш.
А бабушки давно нет.
И нет давно того синего табурета.
[Табуретки]
Ну, что, готовы потерять футбол? Просыпаетесь утром, а футбола нет!!! И никогда больше не будет. И даже зачем он нужен никто не вспомнит через пару лет.
Да не переживайте вы так! Ну, не будет футбола, останется какой-нибудь бейсбол... Вот уж действительно про что вы никогда не знали и от отсутствия которого нисколечко не страдали! А ведь где-то сейчас миллионы людей с ума сходят по этому бейсболу. Сидят под палящим солнцем на стадионах. Жрут хот-доги, гамбургеры и кукурузу. Кричат что-то громкое и малопонятное. Огорчаются или, наоборот, радуются.
А вам пофиг!!! Вы про этот бейсбол услышали один раз в седьмом классе и потом забыли про него почти навсегда.
Не переживайте - не будет бейсбола, будет какая-нибудь лапта. Да и в лапту вы, вот ей-ей, тоже так ни разу в жизни и не сыграете.
В подкидного дурака! Ах, сколько долгих лет и снежных зим я уже не играл в "подкидного дурака"! Как-то ушла, растворилась из моей жизни эта немудрящая забава. И никак, нисколько не жалею я об этой потере. И никак, нисколько и ничего не изменилось в моей жизни.
Вот так, подобно "подкидному дураку" уходит из нашей жизни что-то. Тихо, незаметно, без катастроф. И мы не замечаем этого. И не придаём значения. Просто продолжаем жить.
[Вещи, которые мы потеряли.] ... Мой дед беседовал с дьяволом, как я - с вами. Душу не продал, счел слишком высокой платой за… впрочем, неважно. Мать занималась тем, что отводила ворожбу и проклятия - причем одно время, я помню, это было главным источником доходов. На моих глазах исчезли домовые. Самые страшные заклятия потеряли силу. Духов стали вызывать для развлечения - и являлось что-то потешное. Мир стремительно упрощался, теряя всю свою надрациональную сторону. Но оскудение коснулось не только надрацио. Оно начало распространяться на все прочее. Это почти невозможно объяснить - но мир упрощается. Из него постоянно что-то пропадает. Причем эти исчезновения немыслимо трудно заметить. То, что остается, тут же затягивает брешь. Понимаете, это исчезновение не предмета, а понятия. Понятия о предмете. Раз нет понятия, то и потери не чувствуешь.
Вот пример. Школьные сочинения тысяча девятьсот восьмого и тысяча девятьсот семьдесят восьмого, статистическая обработка. Вольная тема. Гимназисты начала века на сто человек использовали семьдесят шесть фабул, суммарный словарный запас - шестнадцать тысяч слов. Гимназисты семьдесят восьмого года - одиннадцать фабул на сто пишущих! Словарный запас - шесть тысяч пятьсот. Сочинения на темы литературных произведений: из ста гимназистов девятьсот восьмого сорок три вполне отчетливо изложили и прокомментировали «Орох» Вильденбратена; в семьдесят восьмом - ни один! Многие пересказывали содержание, но никто не мог сказать, о чем, собственно, писал классик. И дело не только в хреновом преподавании, а просто мир упростился, и многое из написанного перестало сопрягаться с реальностью. Вымирает поэзия - тот уровень связей, на котором она существует, для современного человека почти неразличим. Короче, наш мир оскудел до невозможности… и, мне кажется, поскучнел. Для описания жизни современного человека нужно совсем немного слов…
Кстати, вы обратили внимание, как часто мы используем слово «это»? Как часто повторяемся? Как часто в новостях нам сообщают одно и то же, только разными словами? В современных книгах - тоже сплошные перепевы и повторы… а это значит, что люди так видят и воспринимают мир. И от этого никуда не деться… нам не выйти за пределы языка - языка, которым наше сознание описывает то, что в него проникает.
Получается так, что наш разговорный язык - это производное от того внутреннего языка… И видимое его обеднение - это признак того, что беднеет внутренний язык?
В сущности, каждый человек владеет минимум тремя языками: языком восприятия - который позволяет сознанию перешифровывать поступающую от органов чувств информацию, - языком общения - ну, это понятно, - и языком перевода с языка общения на язык восприятия. Не запутались?...(Солдаты Вавилона. Андрей Лазарчук.)
Что мы утеряли в этой жизни?
И что мы готовы утерять? От чего мы сможем отказаться и продолжить жить?
А от чего мы не откажемся никогда?
Не откажемся ли мы от футбола?
Или от картонной котлеты между двух булок?
Или вот, вообще , фоточки красивой жизни - тёлочки, отельчики, суши-роллы, круглые попы. Сейшелы.
Проживём ли мы без всего этого?
Ну, уважаемые, от чего не отказываемся ни при каких условиях? Какие ценности выбираем? Что там всегда ценилось на тернистом, цивилизационном пути человечества? Честь? Достоинство? Благородство? Бескорыстие? Правда? Смелость? Ах, какие старые и позабытые слова!
- Антонина Михайловна? Здравствуйте! Да, я только что закончил смену и через несколько минут готов выехать. Да. Всё как договаривались. Да. В течении часа. Ну, это в зависимости от ситуации на дорогах. Если где-нибудь в пробку не встану. Да, я как приеду, Вам перезвоню и Вы меня уже на месте сориентируете. Хорошо. Выезжаю.
Сысерть - это такой маленький городок рядом с Екатеринбургом. Километров сорок. Есть ещё Верхняя Сысерть. Вообще-то именно туда мне и надо было. Там дела всякие. А через Сысерть проездом, и только по краешку. Указатель - "исторический центр города". Но в исторический центр я никак не попал. Мне туда не надо. Мне в Верхнюю Сысерть.
Сысерть вообще славится как грибной край. Грибов там много. Всяких! Ну, и местные жители активно грибным бизнесом и занимаются. Грибы есть. Любители тоже. Бизнес тоже есть.
Антонина Михайловна местный житель. Хотя родом из Вологды! Но вот уже много-много лет живёт здесь, на Урале. Стала почти аборигеном - торгует грибами на импровизированном рыночке.
Вот у неё-то я грибы и сторговал. Белые! Только чтоб обязательно сушённые!
Ведь нужно ехать в гости. А какие же гости без грибов? Да никакие! Кто ходит в гости без грибов, тот поступает глупо. А может даже и подло.
Поэтому вот отработав в шуме, пыли и беготне, рабочий день еду за многие километры в славный уральский город Сысерть. Город с богатой, славной и непростой историей. Даже где-то с героической историей. И с белыми грибами, что заботливо насушила для меня любезнейшая Антонина Михайловна.
- Извините пожалуйста, Вы можете дать мне тридцать рублей?
Мальчишка. Лет восемь-девять. Тщедушный, как воробушек. Футболка, шорты, какая-то сумочка через плечо. Тонкие руки-ноги. Чистые, серые глаза.
Никогда не страдал порывами благотворительности. Особенно на улице. Лишь только однажды, проходя мимо печальной старушки, стоящей у крыльца хлебного магазина, опустил руки в карман, выгреб оттуда горсть монет и высыпал их в протянутую баночку из-под майонеза.
А таких пацанят... у самого семеро по лавкам.
- Нет, не могу.
И пошёл дальше. Тяжело прихрамывая и сутулясь уставшей спиной. Гружёный сумками, авоськами, пакетами с сушёнными грибами.
Шагов через тридцать взгляд упал на сложенную четвертинкой бумажку, лежащую у колеса припаркованного автомобиля.
Бумажка имела знакомо-привлекательную расцветку и узнаваемый, даже в сложенном виде, рисуночек.
"Что, проверять меня вздумал? Пацанёнка шугнул - приз? Свезло, так свезло? Проверка на вшивость? Ну-ну."
В отдалении, у магазина, давешний мальчишка уже разговаривал с какой-то женщиной с коляской. Та смотрела на него с недоверием. Вероятно речь шла о тех же тридцати рублях.
А вдруг это он потерял? Послали его в магазин, за хлебом, а деньги он потерял. Вот теперь выкручивается, как может.
Однажды матушка меня отправила за хлебом. Мне было лет девять. Тщедушностью я не уступал этому мальчишке. Единственное различие - на хлеб мне матушка дала три рубля. Это были серьёзные деньги.
[Трёшка!]
На эти деньги можно было жить. За три рубля нужно было работать. Хлеб стоил двадцать две копейки. Белый. Чёрный двадцать копеек. На три рубля можно было купить пятнадцать буханок хлеба! Одна буханка гарантировала один день жизни (впоследствии проверено личным опытом - пол-буханки "чернушки" в день). "Трёшка" - это пол-месяца трудной, но жизни!
Хлеб, буханку "чёрного", тогда я купил. Хлеб в посёлке пекли свой. Пекарня была рядом со складами ОРСа. Длинное, приземистое, деревянное строение, с огромными, вечно открытыми окнами. Из этих распахнутых окон по округе плыл тонкий, протяжный скрип и одуряющий, хлебно-кислый запах.
Пекарня работала и днём и ночью. Поэтому хлеб в посёлке был свой. В Москве хлеб был значительно вкуснее и раз в год-два, проезжая через Москву, обязательно покупалось пару чёрных, московских караваев и огромный, тяжеленный батон ситного. Московский хлеб был удивительно вкусным и не черствел несколько дней. Наверное это был какой-то свой, особый, хлебный секрет.
"Хлебный" магазин был метрах в трёхстах от дома и было приятно, возвращаясь, грызть чёрную, чуть кисловатую, но ещё тёплую и хрустящую горбушку, откусывая прямо от буханки.
Сдачу от трёх рублей я потерял! Как это случилось, было совершенно непонятно.
Уже в том возрасте я прекрасно знал цену деньгам и понимал серьёзность потери. Домой я пришёл с обгрызенной буханкой и весь в слезах.
Матушка не стала меня ругать за потерянные деньги.
- Фью-ють! Эй, пацан! Иди сюда. Тебе зачем тридцать рублей?
Настороженно остановился на небольшом расстоянии. Посмотрел снизу вверх честными, серыми глазами. Когда-то у меня тоже были такие глаза.
- У меня мама и папа допоздна на работе, а я хочу купить себе попить. Я ведь и прошу только тридцать рублей. Ещё тридцать у меня есть.
- Угу. Вот слушай - я сейчас нашёл на дороге двести рублей. Давай, они будут твоими?
- А можно? Вдруг это чужие деньги?
- Конечно чужие. Вероятно кто-то потерял. Но как мы сейчас будем этого "кого-то" искать? Представим, что ты нашёл клад. Держи.
Мальчишка с недоверием повертел купюру в руках. Потом протянул её обратно.
- Это "дубли".
- Какие дубли?
- Ну, двести "дублей". Ненастоящие. Не рубли. Дубли.
- Правда? Ну-ка, дай. Точно. Смешно. Ну, ладно. Тогда вот тебе сто рублей. Настоящих. Только обещай, что ни на глупости всякие. Ни на курево. Ладно?
- Не-е, я не курю! Спасибо!
В глазах мальчишки неподдельная, искренняя радость.
И снова, тяжело прихрамывая, но уже не так ссутулившись...
Теперь знаю, что есть и ненастоящие деньги. Дубли!
Спасибо, пацан.
На этом серебряном дожде чего только не узнаешь! Каких только диковинок не понарассказывают!
Я вот, к примеру, раньше и не знал даже, что рабочий день можно сокращать, если очень жарко.
Вот если очень холодно, знал. Когда мороз опускается ниже тридцати градусов, то на какие-то там минуты рабочая смена актируется. Это если работаешь на открытом воздухе...
Ах, как мне нравится этот термин - "опен аир"!!! Открытый, блять, воздух!!! Воздух открытый. Ага. Минус сорок и этот самый воздух. Открытый. Опен, ети его, аир!
Для оффисного планктона - это, наверное, что-то такое, трансцедентное.
Только если, конечно, на этом трансцедентном не работать с восьми утра до пяти вечера. Если минус тридцать пять, то на час меньше. А если минус сорок пять, то вообще всякие работы отменяются и можно идти домой. Топить там печь. Дровами. Лучше берёзовыми. Кипятить на этой печи железный чайник с толстым слоем извёстки на внутренних стенках. А чай "со слоном". В старой, жестяной банке с совершенно стёршимся уже рисунком. И варенье малинишное, которое даже с ложки не падает, а в чае размешивать его надо долго и упорно, звякая по стенкам бокала стальной ложечкой. И смотреть на полностью покрытое морозным льдом окно.
Однажды у нас станки поломались. Чего-то там лопнуло железное и всё сломалось. От мороза. На морозе железо становится хрупким. Ну, вот оно и лопнуло. Мужуки остались это лопнувшее как-то ремонтировать, а остальную бригаду отправили на разделку. Там "балансирка". Пила такая большая. А "бочки" нету - нерабочий участок! Вот мы у костра грелись. Поработаем немного, а в перекур к костру. Костер большой горит. Хорошо. Тепло. Посидим у костерка, чаю попьём из термоса и опять работать.
Пришёл я с работы, уставший. Не очень замёрзший, но уставший. На морозе вообще работать тяжело - устаёшь сильней обычного. Выматываешься.
Матушка и говорит : "По радио объявляли, что сегодня днём минус пятьдесят три было. Все работы отменили. А вы почему работали?"
А про нас, наверное, просто забыли, мама.
Про нас ведь часто забывают.
И мы забываем, мама.
Забываем, как было холодно.
А иногда забываем как было тепло.
Иногда забываем ласковый шелест морских волн на галечном пляже. Забываем это тёплое море.
А иногда и не знаем, что такое море...
Знаем что такое мороз.
Не забываем. Помним - мороз!
Такой сильный мороз я помню только раз.
Всё остальное время морозы были послабее. Но и на слабом морозе тоже бывало так, что идёшь, поёшь песню... хорошую такую песню. И поёшь-то от того, что тебе хорошо. И петь хочется.Не взирая на мороз. И вдруг, одно ухо - щёлк!!! Ты за него схватился, а оно картонное. Отморозил! Надо срочно отогревать, а то потом опухнет, будет болеть и кожа слезет. Вот тёплой ладошкой ухо прижмёшь и греешь. И тут второе ухо - щёлк!!! И второе ухо ладошкой. А песню петь не перестаёшь! Потому как песня хорошая. И настроение тоже хорошее. Тут главное, чтобы нос не обморозился. С носом вообще беда, если его обморозить.
Но это когда холодно.
А когда жарко?
Вот, чтобы рабочий день актировать, когда жарко, про такое мне только недавно рассказали.
И то на серебрянном дожде!
И то потому, что в Москве, вдруг, случилась жара!
Если, мол, в помещении температура выше тридцати градусов, то работадатель обязан обеспечить кондиционирование помещения и его охлаждение. Или сократить рабочий день на один час.
А если выше тридцати пяти, то на два часа!
Но я так понял, что это действует только для работников офисного труда. Потому что мне сложно представить, как это можно кондиционировать заводской цех. Или где-нибудь у мартеновских печей, где, как нам всем известно, не смыкает наша родина очей, понижать температуру воздуха до комфортных значений.
Поэтому вот да, тебе повезло, ты не такой как все, ты работаешь в офисе!
Ну, и ещё потому, что таки Москва!!!
А Москва, в воображении российского народонаселения, вообще представляется заповедником мажоров, селебрити-бездельников, рассадником гей-культуры и новых либеральных ценностей, ну и конечно же одним большим оффисом!!! Огромный-огромный офис с надписью "масква".
А ведь была когда-то нормальным городом. Рабочим. Заводским. Фабричным. Сталицей нашей родины.
Даже городом-героем была!
Только вот звание героя нынче почему-то вызывает предосудительные ассоциации. Ну, какой ты, нахуй, герой? Что ты свершил такого героического, что теперь вот прямо герой-герой? Героизм - это ведь всегда последствие чьей-то халатности. И, зачастую, халатности преступной. И, как мне логически представляется, за героизм надо не только награждать, но ещё и наказывать. И наказывать по самой высшей мере! Тех, из-за кого другим людям пришлось этот самый героизм проявлять.
Поэтому вот сегодня очень часто звание героя присваивают тайно.
Тихонечко так, на кухонке, для своих и среди своих. Вот, мол, тебе, Серёжа, "звёздочка" - будешь теперь героем. А ежели чо, ежели навалится, ежели припрёт, то не ссы - героев не судют и в тюрьму не сажают.
Ну, и натурально, тут можно уже как угодно понтоваться. А фигли, ежели можно?! Ведь как ты его посадишь, он же памятник аж целый герой россии!!!
Однако я отвлёкся. Где герои россии и где жара в России? Это ж таки две огромные разницы!
Но про жару в городе-герое столице нашей родины и лучшего города земли рассказывать совсем не интересно. Хотя бы от того, что это ну совсем не наша проблема! Ну, то есть нас, россиян. Людей русских. Людей не очень русских. И людей даже совсем не русских. Всем этим десяткам и сотням миллионов человек, проживающих на бескрайних просторах нашей великой Родины, вы уж мне поверьте, совсем даже не интересен тот факт, что в какой-то там москве, вдруг, неожиданно случилась жара, из-за которой даже приходится сокращать рабочий день офисных труженников. Это уж пускай они там сами со своей жарой разбираются. В своих офисах.
А у нас тут и офисы всё больше железные. И мартены некондиционированные. И жара тоже своя. И тоже жаркая. Вы, пожалуйста, не думайте, что ежели здесь Урал, горы и суровые условия, так и ходим мы тут круглый год в ватниках, телогрейках, ушанках из крашенного кролика, валенках и кирзовых сапогах. И с немытыми жопами.
Хотя по поводу немытости жоп проверить очень сложно - горцы народ гордый и к своей жопе абы кого за здорово живёшь не подпускают.
Здесь вам не равнина, здесь климат другой.
Однако решение жопного вопроса оставим до полной победы демократии и утверждения новых либеральных ценностей.
А пока жара!
Тридцать с чем-то там аж градусов имени немецкого изобретателя температуры Карла Оттовича Цельсия.
Он ведь ещё и придумал эту самую температуру! И измерять её термометром придумал , а не градусником! [ Ну, а что ещё от немчуры нерусской ждать? ]
Click to viewНо нас так просто не возьмёшь!У меня в кармане нож! Мы до сих пор всё измеряем градусником! У нас даже водка измеряется в градусах! Правда уже не градусником. По доброй, русской традиции водка измеряется пузырями! Один пузырь. Два пузыря. Три пузыря... После третьего пузыря могут происходить очень интересные и необычные вещи, про которые можно в подробностях узнать на следующий день от друзей, собутыльников и незнакомых женщин с пониженной социальной ответственностью. Ну, и ещё из милицейского полицейского протокола!
Отработал смену. Устал как... вот почему говорят "устал как собака"? Собака разве устаёт? Она вот побегала, у каждого столба погадила, потом решила, что устала, у того же столба упала и спит. Отдыхает. Если нормальная собака, так её ещё и кормят!
А человека кто кормит? Кто ему каждый день в миску жрачку насыпает? Что-то я ни разу такого не встречал, чтобы вот так, за здорово живёшь, ещё бы и кормили. Да у человека даже хвоста нет,чтобы им вертеть! Не говоря уже обо всём остальном. Ну, за что эту голую, безхвостую обезьяну кормить? Какой от неё прок? Да хоть до одури забегайся и обгадь все столбы в округе, никакой ощутимой пользы от этого не будет!
Поэтому человеку всё приходиться делать самому. И добывать хлеб свой насущный. И изводить из себя блох. И мыть, периодически, жопу, чтобы не позорить высокое звание рода человеческого и вообще делать кучу бессмысленных и странных вещей, которые, с точки зрения любой, здравомыслящей собаки, лишены всяческой, практической пользы. Вот попробуйте объяснить даже самой умной собаке, что просверлив несколько сотен дырок в нескольких сотнях замысловатых железяк у неё, в итоге, будет две банки собачьих консервов, новые джинсы и двадцать литров вонючей жидкости. Даже самая умная собака вас не поймёт, а, вполне резонно, сделает большие глаза, покрутит пальцем у виска и скажет : "Поздравляю, человек, ты балбес!"
Я уж не говорю про глупую собаку. Глупая собака вас даже слушать не станет. Просто убежит гадить под столбом и всё.
Хотя, даже некоторых людей кормят лишь за то, что они целыми днями бегают и, высунув язык, гадят под всеми столбами. И очень даже неплохо кормят, уверяю вас! Не каждая собака может купить себе дачу в Италии. Или квартиру в Лондоне. Или, на худой конец, сыграть свадьбу на тысячу персон на Канарских островах.
Хотя, зачем вам Канарские острова?
Что вы, собаки что ли? Ведь многие даже и не знают, где эти самые Канарские острова! Мало того, многие даже не знают, где Салехардские острова! И чем они отличаются от Канарских. А уж про легендарный город Урюпинск даже вспоминать не надо... хотя-аа... Хотя, давайте вспомним!!!
Что вы знаете про Урюпинск?
А ведь это легендарный город!
Ну, а я пока вернусь к нашим баранам собакам.
Когда холодно, работать тяжело. А когда жарко, работать вообще противно! Особенно в последнее время. В последнее время всё жарко и жарко. Не Москва, конечно, но и не офис! Но непротивней от этого не становится.
Повезло тем, кто получает от работы удовольствие. Просыпается ,такой, рано-рано утром и... "на шею голубой топаз, бриллиантовые серьги, шампанское и ананас - ау-у!!! - на работу!". Ну вот повезло человеку. Повезло! Электричка в пять утра. Битком набита несвежими мужчинами, помятыми женщинами, гасарбайтерами неясной этнической принадлежности, либералами всех мастей и коренными жителями метрополии. Потом метро.
Если оно есть.
Если нет, то ничего особо не меняется - уже второй час вокруг все те же рожи. И изжога после этого вчерашнего сэндвича из "вкусочка". И позавчерашняя яндекс-еда всё ещё отзывается запоздалым послевкусием.
И троллейбус едет медленно.
А где-то, где-то уже совсем рядом, ждёт она. Она! Работа! Любимая! Желанная!
Скоро, совсем скоро, ты прорвёшься сквозь расхлябанные, пластиковые двери, схватишь её в свои горячие объятия и будешь её работать, работать, работать. До пяти часов вечера. А может даже и до шести! И когда истечёт последняя минута, ты разожмёшь свои крепкие, мозолистые руки, выпустишь её на свободу и уже в дверях, уходя, обернёшься и прошепчешь с нежностью: "До свидания, любимая! До свидания. До завтра. Я вернусь. Я обязательно вернусь. Жди меня."
И снова метро, если оно есть...
У нас есть метро! Но я им не пользуюсь. Зачем пользоваться чем-то, если можно им не пользоваться?
В жизни каждого человека достаточно вещей, которыми он может не пользоваться. И как-то не испытывать особого чувства сожаления от этого факта. От факта непользования.
Вот от чего бы вы сейчас смогли отказаться и ни капли об этом не пожалеть?
Ну? Давайте, давайте, вспоминайте, что в вашей жизни есть лишнего, ненужного, не жизненно-необходимого?
Вот футбол... Спорт намбэр уан. Уж как его нахваливают! Как его продвигают! Навязывают. Мосластый футболист может зарабатывать получать... ( да, именно "получать", как когда-то получали "получку". А вот зарплату, надо зарабатывать! Это значит, надо работать! Делать работу. Работа должна приносить пользу. И тому, кто её работает и тому, для кого её работают. А какую пользу приносит вам тот факт, что какой-то упоровшийся мудозвон несколько лет подряд перекатывает по полю пузырь?)... несколько миллионов зеленоватых вашингтонов. Это что же надо сотворить, чтобы получать такие неимоверные бабулесы?! А сколько получишь заработаешь ты, выгрызая на фрезерном станке железную флюкалу, которую потом поставят в ракету с атомным моторчиком и она полетит, полетит... Сколько стоит твой труд?
Твой настоящий труд. Результаты которого дадут миллионам людей тёплый кров над головой, полосатые штаны в шкафу, вкусный хлеб на столе.. Да даже сам этот стол! Стол, на который ты положишь хлеб и за который ты сядешь в своих полосатых штанах вечером, придя усталым с работы . Сядешь на табурет, который невозможно вынуть из виртуального, замониторного пространства твоего престижного "макбука". Этот табурет нужно обязательно сделать! Руками! Срубив в лесу вековую ель, распилив её на доски, брусья, бруски и брусочки, и уже из них, каким-то хитрым способом, соорудить табурет! Мебель. Предмет домашнего обихода. Который будет служить тебе долго-долго. Значительно дольше того ,никому ненужного и вконец обуревшего объебаса, что пинал когда-то по полю кожаный пузырь. Его ещё можно покрасить синей, масляной краской... Не пузырь. И не объебаса. Табурет! Он может быть синим, прикидываешь?! А в середине сиденья можно сделать небольшое, с-образное отверстие. Как зачем?! Чтобы было удобно брать этот табурет одной рукой!
У моей бабушки был такой табурет.
Она называла его "табуретка"!
А у всех кошек было одно имя - Кисюля!
А всех собак звали Катыш.
А бабушки давно нет.
И нет давно того синего табурета.
[Табуретки]
Ну, что, готовы потерять футбол? Просыпаетесь утром, а футбола нет!!! И никогда больше не будет. И даже зачем он нужен никто не вспомнит через пару лет.
Да не переживайте вы так! Ну, не будет футбола, останется какой-нибудь бейсбол... Вот уж действительно про что вы никогда не знали и от отсутствия которого нисколечко не страдали! А ведь где-то сейчас миллионы людей с ума сходят по этому бейсболу. Сидят под палящим солнцем на стадионах. Жрут хот-доги, гамбургеры и кукурузу. Кричат что-то громкое и малопонятное. Огорчаются или, наоборот, радуются.
А вам пофиг!!! Вы про этот бейсбол услышали один раз в седьмом классе и потом забыли про него почти навсегда.
Не переживайте - не будет бейсбола, будет какая-нибудь лапта. Да и в лапту вы, вот ей-ей, тоже так ни разу в жизни и не сыграете.
В подкидного дурака! Ах, сколько долгих лет и снежных зим я уже не играл в "подкидного дурака"! Как-то ушла, растворилась из моей жизни эта немудрящая забава. И никак, нисколько не жалею я об этой потере. И никак, нисколько и ничего не изменилось в моей жизни.
Вот так, подобно "подкидному дураку" уходит из нашей жизни что-то. Тихо, незаметно, без катастроф. И мы не замечаем этого. И не придаём значения. Просто продолжаем жить.
[Вещи, которые мы потеряли.] ... Мой дед беседовал с дьяволом, как я - с вами. Душу не продал, счел слишком высокой платой за… впрочем, неважно. Мать занималась тем, что отводила ворожбу и проклятия - причем одно время, я помню, это было главным источником доходов. На моих глазах исчезли домовые. Самые страшные заклятия потеряли силу. Духов стали вызывать для развлечения - и являлось что-то потешное. Мир стремительно упрощался, теряя всю свою надрациональную сторону. Но оскудение коснулось не только надрацио. Оно начало распространяться на все прочее. Это почти невозможно объяснить - но мир упрощается. Из него постоянно что-то пропадает. Причем эти исчезновения немыслимо трудно заметить. То, что остается, тут же затягивает брешь. Понимаете, это исчезновение не предмета, а понятия. Понятия о предмете. Раз нет понятия, то и потери не чувствуешь.
Вот пример. Школьные сочинения тысяча девятьсот восьмого и тысяча девятьсот семьдесят восьмого, статистическая обработка. Вольная тема. Гимназисты начала века на сто человек использовали семьдесят шесть фабул, суммарный словарный запас - шестнадцать тысяч слов. Гимназисты семьдесят восьмого года - одиннадцать фабул на сто пишущих! Словарный запас - шесть тысяч пятьсот. Сочинения на темы литературных произведений: из ста гимназистов девятьсот восьмого сорок три вполне отчетливо изложили и прокомментировали «Орох» Вильденбратена; в семьдесят восьмом - ни один! Многие пересказывали содержание, но никто не мог сказать, о чем, собственно, писал классик. И дело не только в хреновом преподавании, а просто мир упростился, и многое из написанного перестало сопрягаться с реальностью. Вымирает поэзия - тот уровень связей, на котором она существует, для современного человека почти неразличим. Короче, наш мир оскудел до невозможности… и, мне кажется, поскучнел. Для описания жизни современного человека нужно совсем немного слов…
Кстати, вы обратили внимание, как часто мы используем слово «это»? Как часто повторяемся? Как часто в новостях нам сообщают одно и то же, только разными словами? В современных книгах - тоже сплошные перепевы и повторы… а это значит, что люди так видят и воспринимают мир. И от этого никуда не деться… нам не выйти за пределы языка - языка, которым наше сознание описывает то, что в него проникает.
Получается так, что наш разговорный язык - это производное от того внутреннего языка… И видимое его обеднение - это признак того, что беднеет внутренний язык?
В сущности, каждый человек владеет минимум тремя языками: языком восприятия - который позволяет сознанию перешифровывать поступающую от органов чувств информацию, - языком общения - ну, это понятно, - и языком перевода с языка общения на язык восприятия. Не запутались?...(Солдаты Вавилона. Андрей Лазарчук.)
Что мы утеряли в этой жизни?
И что мы готовы утерять? От чего мы сможем отказаться и продолжить жить?
А от чего мы не откажемся никогда?
Не откажемся ли мы от футбола?
Или от картонной котлеты между двух булок?
Или вот, вообще , фоточки красивой жизни - тёлочки, отельчики, суши-роллы, круглые попы. Сейшелы.
Проживём ли мы без всего этого?
Ну, уважаемые, от чего не отказываемся ни при каких условиях? Какие ценности выбираем? Что там всегда ценилось на тернистом, цивилизационном пути человечества? Честь? Достоинство? Благородство? Бескорыстие? Правда? Смелость? Ах, какие старые и позабытые слова!
- Антонина Михайловна? Здравствуйте! Да, я только что закончил смену и через несколько минут готов выехать. Да. Всё как договаривались. Да. В течении часа. Ну, это в зависимости от ситуации на дорогах. Если где-нибудь в пробку не встану. Да, я как приеду, Вам перезвоню и Вы меня уже на месте сориентируете. Хорошо. Выезжаю.
Сысерть - это такой маленький городок рядом с Екатеринбургом. Километров сорок. Есть ещё Верхняя Сысерть. Вообще-то именно туда мне и надо было. Там дела всякие. А через Сысерть проездом, и только по краешку. Указатель - "исторический центр города". Но в исторический центр я никак не попал. Мне туда не надо. Мне в Верхнюю Сысерть.
Сысерть вообще славится как грибной край. Грибов там много. Всяких! Ну, и местные жители активно грибным бизнесом и занимаются. Грибы есть. Любители тоже. Бизнес тоже есть.
Антонина Михайловна местный житель. Хотя родом из Вологды! Но вот уже много-много лет живёт здесь, на Урале. Стала почти аборигеном - торгует грибами на импровизированном рыночке.
Вот у неё-то я грибы и сторговал. Белые! Только чтоб обязательно сушённые!
Ведь нужно ехать в гости. А какие же гости без грибов? Да никакие! Кто ходит в гости без грибов, тот поступает глупо. А может даже и подло.
Поэтому вот отработав в шуме, пыли и беготне, рабочий день еду за многие километры в славный уральский город Сысерть. Город с богатой, славной и непростой историей. Даже где-то с героической историей. И с белыми грибами, что заботливо насушила для меня любезнейшая Антонина Михайловна.
- Извините пожалуйста, Вы можете дать мне тридцать рублей?
Мальчишка. Лет восемь-девять. Тщедушный, как воробушек. Футболка, шорты, какая-то сумочка через плечо. Тонкие руки-ноги. Чистые, серые глаза.
Никогда не страдал порывами благотворительности. Особенно на улице. Лишь только однажды, проходя мимо печальной старушки, стоящей у крыльца хлебного магазина, опустил руки в карман, выгреб оттуда горсть монет и высыпал их в протянутую баночку из-под майонеза.
А таких пацанят... у самого семеро по лавкам.
- Нет, не могу.
И пошёл дальше. Тяжело прихрамывая и сутулясь уставшей спиной. Гружёный сумками, авоськами, пакетами с сушёнными грибами.
Шагов через тридцать взгляд упал на сложенную четвертинкой бумажку, лежащую у колеса припаркованного автомобиля.
Бумажка имела знакомо-привлекательную расцветку и узнаваемый, даже в сложенном виде, рисуночек.
"Что, проверять меня вздумал? Пацанёнка шугнул - приз? Свезло, так свезло? Проверка на вшивость? Ну-ну."
В отдалении, у магазина, давешний мальчишка уже разговаривал с какой-то женщиной с коляской. Та смотрела на него с недоверием. Вероятно речь шла о тех же тридцати рублях.
А вдруг это он потерял? Послали его в магазин, за хлебом, а деньги он потерял. Вот теперь выкручивается, как может.
Однажды матушка меня отправила за хлебом. Мне было лет девять. Тщедушностью я не уступал этому мальчишке. Единственное различие - на хлеб мне матушка дала три рубля. Это были серьёзные деньги.
[Трёшка!]
На эти деньги можно было жить. За три рубля нужно было работать. Хлеб стоил двадцать две копейки. Белый. Чёрный двадцать копеек. На три рубля можно было купить пятнадцать буханок хлеба! Одна буханка гарантировала один день жизни (впоследствии проверено личным опытом - пол-буханки "чернушки" в день). "Трёшка" - это пол-месяца трудной, но жизни!
Хлеб, буханку "чёрного", тогда я купил. Хлеб в посёлке пекли свой. Пекарня была рядом со складами ОРСа. Длинное, приземистое, деревянное строение, с огромными, вечно открытыми окнами. Из этих распахнутых окон по округе плыл тонкий, протяжный скрип и одуряющий, хлебно-кислый запах.
Пекарня работала и днём и ночью. Поэтому хлеб в посёлке был свой. В Москве хлеб был значительно вкуснее и раз в год-два, проезжая через Москву, обязательно покупалось пару чёрных, московских караваев и огромный, тяжеленный батон ситного. Московский хлеб был удивительно вкусным и не черствел несколько дней. Наверное это был какой-то свой, особый, хлебный секрет.
"Хлебный" магазин был метрах в трёхстах от дома и было приятно, возвращаясь, грызть чёрную, чуть кисловатую, но ещё тёплую и хрустящую горбушку, откусывая прямо от буханки.
Сдачу от трёх рублей я потерял! Как это случилось, было совершенно непонятно.
Уже в том возрасте я прекрасно знал цену деньгам и понимал серьёзность потери. Домой я пришёл с обгрызенной буханкой и весь в слезах.
Матушка не стала меня ругать за потерянные деньги.
- Фью-ють! Эй, пацан! Иди сюда. Тебе зачем тридцать рублей?
Настороженно остановился на небольшом расстоянии. Посмотрел снизу вверх честными, серыми глазами. Когда-то у меня тоже были такие глаза.
- У меня мама и папа допоздна на работе, а я хочу купить себе попить. Я ведь и прошу только тридцать рублей. Ещё тридцать у меня есть.
- Угу. Вот слушай - я сейчас нашёл на дороге двести рублей. Давай, они будут твоими?
- А можно? Вдруг это чужие деньги?
- Конечно чужие. Вероятно кто-то потерял. Но как мы сейчас будем этого "кого-то" искать? Представим, что ты нашёл клад. Держи.
Мальчишка с недоверием повертел купюру в руках. Потом протянул её обратно.
- Это "дубли".
- Какие дубли?
- Ну, двести "дублей". Ненастоящие. Не рубли. Дубли.
- Правда? Ну-ка, дай. Точно. Смешно. Ну, ладно. Тогда вот тебе сто рублей. Настоящих. Только обещай, что ни на глупости всякие. Ни на курево. Ладно?
- Не-е, я не курю! Спасибо!
В глазах мальчишки неподдельная, искренняя радость.
И снова, тяжело прихрамывая, но уже не так ссутулившись...
Теперь знаю, что есть и ненастоящие деньги. Дубли!
Спасибо, пацан.