Эпиграф Никогда не думайте о шаманах. Особенно никогда не думайте о шаманах Крайнего Севера.
Наверное нужно мне новую метку создавать. "Каменты" Если уж ничего не пишу, то вот хоть комментарии тискать. Примерно как здесь
Никогда не думайте о шаманах! Никогда не думайте о шаманах Крайнего Севера. Да и не крайнего тоже. Не думайте! Особенно не думайте о шаманах в тишине душной, летней ночи. Ведь именно ночью, именно в этой звенящей тишине, в этой липкой духоте где-то там, на холодном, вечномерзлотном, Крайнем Севере шаманы услышат вашу мысль о них. И начнут думать о вас!!! И начнут бить в свои шаманские бубны призывая вас в свою вечную мерзлоту. Призывая кисловодск в вашу гудящую гулким бубном голову. И вот вы уже летите кувыркаясь и подпрыгивая. Летите на страшных крыльях тёмной ночи. Кисловодск-вечная мерзлота! Кисловодск-Таймыр! И Земля Франца Иосифа! Кто такой этот Франц Иосиф? Откуда он взялся? И зачем ему вообще эта, какая-то, земля? А Кисловодск уже стучит в вашей голове назойливым бубном. Бумс-бумс-бумс! И шаманы с Францем Иосифом прыгают вокруг ночного костра. И бьют и бьют своими колотушками в вашу забубенную, гремучую голову. Бумс-бумс-бумс! И где-то далеко, где-то на самом краю слуха звучит и звучит диковинная музыка - "там на самом на краю земли, в небывалой голубой дали, внемля звукам небывалых слов, сладко-сладко замирает кровь." И вы летите в темноте. И вместо головы у вас бубен! И бьют в него шаманы Крайнего Севера. Да и не Крайнего тоже! И поют, поют шаманы всего мира свою, шаманскую песнь: "Каждому из нас надо срочно стать гораздо подвижней!" Кисловодск, кисловодск - море лаптевых.
Никогда не думайте о шаманах Крайнего Севера.
Летел над тундрой ворон Кулхэ. А по тундре ехал глупый охотник Ахчун. Увидел глупый охотник Ахчун ворона Кулхэ. - Эй, ворон Кулхэ! Куда ты летишь? - В Кисловодск. - отвечает ворон Кулхэ. - А что там, в Кисловодске? - спрашивает у ворона Кулхэ глупый охотник Ахчун. - О! Там всё! - Возьми меня с собой, в Кисловодск, ворон Кулхэ. Я тоже хочу всё! - Нет, глупый охотник Ахчун, тебе нельзя со мной в Кисловодск - ты не сможешь иметь всё. Никто не может иметь всё. Сказал так ворон Кулхэ и улетел за горизон. Не послушал глупый охотник Ахчун мудрого ворона Кулхэ. "Это он меня захотел обмануть! - подумал глупый охотник Ахчун. - Просто не захотел со мной делиться в сем! Сам решил забрать себе всё. Но я великий охотник Ахчун! Я поеду в Кисловодск и заберу себе всё!" Так сказал глупый охотник Ахчун и отправился вслед за вороном Кулхэ. За горизонт. Долго ждали в стойбище глупого охотника Ахчуна. Не вернулся в стойбище глупый охотник Ахчун. Добрался ли он до Кисловодска, получил ли он всё, что с ним было дальше - про это никто не знает. Старый шаман Купелькан стучал в бубен, пил настойку мухомора, ходил в царство теней. Разговаривал там с вороном Кулхэ. Спрашивал, не видел ли он глупого охотника Ахчуна. Ничего не сказал ворон Кулхэ. Лишь взмахнул крылом и улетел в Кисловодск. Когда ты едешь по тундре и видишь над собой ворона Кулхэ, то никогда не спрашивай у него, куда он летит.
- Где-то, далеко-далеко, в тридевятом царстве, в триуральском государстве, на самом берегу Великого Танкоделательного моря, живёт-бывёт... - То есть, поживает? - Ага-й. Поживает. Хлеб жуёт. Сапогом щи хлебает. - Не сапогом, а лаптем! Щи лаптем хлебают. - Ну, где сейчас лапоть возьмёшь? Днём с огнём нынче лапти не сыскать! Поэтому вот щи приходиться хлебать сапогом. - Так нынче и щи редкость. Ты вот когда последний раз щи ел? - Дык, намедни! Токма там щи невзаправдашние были - столовские. Настоящих-то щей давненько нетути. Бабушка моя щи делала. Так там всем щам щи! Их хлебаешь и глаза на лоб лезут. Пока тарелку выхлебаешь, в лягушку превратишься. Зато потом пол-дня бегаешь, как заведённый и не квакаешь. Во, какие щи у меня бабушка делать умела! Ныне-то таких не умеют. - Так и бабушек таких нет. - Самим надо такими быть. Бабушками. Дедушками. Чтобы и щи и оладушки. Чтобы потом про тебя было что вспомнить. А так-то что сказать, чем похвастать? Моя бабушка лучше всех тик-ток на айфоне смотрела? - А я тик-ток и не смотрю. - Так ты ещё и не бабушка. - Зато ты дедушка! Вернее дед! Старый, противный и ворчливый. - Это я не ворчливый. Это я справедливый. Просто справедливость люблю. А где её взять? Её, как и щи, не делают уже давно. - Ладно тебе за судьбы мира переживать. Ты, давай, дальше рассказывай. - Куда дальше? - Ну, чего там на самом берегу Великого Танкоделательного моря? - Стояла избушка... - Ага! А в ней старик со старухой! Тридцать лет и три года. Мы это уже проходили. В четвёртом классе! - Вот прямо таки и проходили?! Вот куда ни плюнь все всё проходили! Просто какие-то все сплошь проходимцы. Страна проходимцев просто какая-то! Раньше была страна советов, а нынче, вон - здрасьте вам, пожалуйста! - страна проходимцем! - И никакие мы не проходицы. Просто умудрённые жизненным опытом люди. И страна у нас хорошая. Просто ей с климатом не повезло. - А что не так с климатом? - Да всё не так с климатом!!! Чепуха какая-то с климатом постоянная. Притом чепуха постоянная, а климат непостоянный! И страна ещё такая, что везде этот климат разный! Никакой закономерности. - Чего? - Климат, говорю! Невозможно предугадать, говорю! Чепуха постоянная. Слышишь? - Ась? - По заоконной берёзе, говорю, приходится гадать. - Это как? - Ну, как-как?! Если берёза за окном белая, то за окном белая зима. - А если берёза зелёная? - То, значит, зелёная зима! - А если на берёзе коты? - То тогда март. Или апрель. Или вообще какой-нибудь четверг! - А если на берёзе нет котов? - Значит они улетели в Кисловодск. Значит и тебе пора. - Куда пора? - В Кисловодск! Слышишь?! В Кисловодск! Тебе в Кисловодск! Пора! Да! Слышишь?! Лететь! Летать умеешь? Тогда в Кисловодск! - Да не полечу я ни в какой Кисловодск. Чё я там не видел? В Кисловодске! У меня тут своих кисловодсков хватает. - Всех нас ждёт свой кисловодск. Никуда от него не деться. - Это точно. Не спрячешься, не скроешься - кисловодск тебя настигнет. - Ты будешь уже сказку сказывать? - Какую? - Которую обещал. Про Белого Медведя Атальяску и жадного охотника Истурмэ. - А-а-а!!! - А-а-а!!! - Ну, слушай.
[Голова у человек не токма шапку носить! А ещё и сказки сказывать. А кому сказки слушать не любо, так тот пущай ест макароны с хлебом.] Шёл по тундре хитрый медведь Атальяску. А навстречу ему жадный охотник Истурмэ. - Эй, белый медведь Атальяску, стой! Я тебя сейчас убью! - Зачем же ты меня убьёшь, о великий охотник Истурмэ? - А я тебя съем, белый медведь Атальяску. Уж очень я проголодался. - Не ешь меня, великий охотник Истурмэ, я невкусный. И очень твёрдый. Лучше съешь вкусного, жирного, мягкого тюленя. - Где же я возьму здесь жирного и мягкого тюленя? - Если ты меня не убьёшь, то я каждый день буду приносить тебе по одному вкусному, жирному и мягкому тюленю. Взыграла жадность в глупом охотнике Истурмэ - каждый день по тюленю! - и он отпустил хитрого медведя Атальяску. - Я не убью тебя, маленький медведь Атальяску, если ты каждый день будешь приносить мне по большому, жирному и вкусному тюленю. И стал хитрый охотник Истурмэ так жить. А белый медведь Атальяску приносить ему каждый день по одному жирному и вкусному тюленю. Хорошая жизнь стала у Истурмэ! Сытная, спокойная. На охоту ходить не надо. По тундре бегать не надо. Сиди себе в чуме и ничего не делай - каждый день приносит медведь Атальяску по тюленю! Забросил своё копьё охотник Истурмэ за чум. Сам в чуме сидит, тюленей ест. Сам как тюлень стал, толстый, жирный, неповоротливый. Глаза в две маленькие щёлочки превратились. Щёки на плечах лежат. Руки вниз не опускаются - на боках в разные стороны торчат! Две луны носил белый медведь Атальяску тюленей в чум к охотнику Истурмэ. А на третью луну, когда спустилась ночь, пришёл медведь Атальяску в чум к охотнику Истурмэ и съел охотника Истурмэ! Обглодал все косточки до бела, из черепа погремушку сделал. Сел на пороге чума и стал петь песню: "Я хитрый медведь Атальяску. Надоело мне есть жирных тюленей. Встретил я в тундре глупого охотника Истурмэ. Захотел глупый охотник Истурмэ меня убить. Тогда я пообещал приносить ему каждый день по жирному тюленю. Отпустил меня охотник Истурмэ. Две долгих луны носил я охотнику Истурмэ в его чум тюлейней. Две долгих луны кормил я жадного охотника Истурмэ. А когда пришла на небо третья луна, пришёл я в чум к охотнику Истурмэ и съел его. Очень вкусный оказался глупый охотник Истурмэ! Жирный, мягкий, сладкий. Вкуснее чем тюлень! Завтра пойду я снова в тундру, найду ещё одного глупого охотника и буду две луны кормить его тюленями. Я хитрый медведь Атальяску."
- Как-то мне совсем не хочется, чтобы меня съел медведь Атальяску. - Тут важно не то, что хочется тебе. Тут важно, чтобы медведю Атальяску не захотелось съесть тебя. - А как это сделать? - Не знаю. Ведь медведь Атальяску всегда хочет тебя съесть. - Меня?! - Ну, и меня тоже... он вообще всегда хочет съесть кого-нибудь. И постоянно это делает. - Так может он уже нажрётся когда-нибудь и не будет нас есть? - Нет. Медведь Атальяску всегда голодный. Вон, - чу! - слышишь? За пологом твоего чума кто-то топчется? Это ходит вокруг твоего чума голодный медведь Атальяску.