Кирилл КОКТЫШ: «Мой опыт подсказывает, что именно позиция Кудрина становится впоследствии официальной»
Андрей СУЗДАЛЬЦЕВ: «Россия не будет за белорусов решать их проблемы...»
- Как по-вашему, почему застопорилось выделение Беларуси уже согласованного кредита?
Нечто подобное должно было последовать. В ельцинский период специфика белорусско-российских отношений состояла в том, что Россия из политических соображений с неизменностью авансировала раздаваемые Минском интеграционные обещания, не сильно при этом веря в их исполнение, и потому не сильно раздражаясь, когда впоследствии оправдывались не лучшие ее ожидания. Политические же соображения, в свою очередь, базировались на статусе Беларуси как главного транзитера российской нефти на Запад - через белорусскую территорию проходит 80% всего российского нефтяного экспорта в Европу, и российские дотации выглядели как приемлемая плата за безопасность транзита.
Уже в путинский период, впрочем, Россия стала тяготиться неизменным невыполнением обещаний белорусской стороной, и неоднократино пыталась навести тут некий порядок, что, впрочем, закончилось двумя, газовой и нефтяной, конфронтациями, подорванной репутацией, и намерением России построить трубопровод БТС-2, по которому нефть должна пойти в обход Беларуси. По идее, до 2011 года, когда по плану должен быть запущен альтернативный нефтепровод, ничего не должно было произойти, Россия явно не планировала никаких резких движений на белорусском направлении, - однако тут подоспело "Восточное партнерство", раздача Минском обещаний Западу, и получение под эти обещания авансов уже с Запада. Это кардинально изменило ситуацию. Россия еще готова была оплачивать проблемы союзника, но тут речь пошла о том, что в новых условиях Россия должна была бы оплачивать дрейф Беларуси на Запад. Разумеется, для российского руководства это - немыслимо и невозможно. Поэтому союзный Совмин в той либо иной форме и должен был стать предъявлением Минску его же собственных долгов, на которые раньше Москва закрывала глаза. Это, как мы знаем, приняло форму пресс-конференции Кудрина и отказа в выделении последнего транша кредита.
- Насколько сильны в российском правительстве позиции Алексея Кудрина, и мог ли он себе позволить заявления, не согласованные с Путиным?
В любой системе министр, делающий заявления, идущие вразрез с официальной линией или не согласованные с руководством - это нонсенс. Министр по должности обязан говорить от имени системы в целом, и если его личное видение значимо расходится с официальной позицией, то ему и придается соответственный формат "частного взгляда". Ничего подобного в данном случае не было и, соответственно, нет никаких оснований не полагать заявление Кудрина официальной позицией России. Что же касаемо веса Кудрина в российской власти, то, как правило, в тех немногочисленных случаях, когда видение Кудрина и его коллег расходятся, то именно позиция Кудрина и становилась впоследствии официальной позицией.
- Почему Путин сам не объявил "плохие вести" для белорусского руководства?
Насколько можно судить о характере Путина по его президентскому правлению, ему всегда была ближе роль режиссера, нежели актера. К тому же вопрос об отказе в кредите - на самом деле вопрос технический, ведь пока нельзя говорить о некоей новой стратегии России в отношении Беларуси. Россия пока просто отреагировала на действия, предпринятые Минском, сняв с него часть ранее данных ему привилегий, но не совершала абсолютно никаких инициативных действий, со своей стороны никак не поставив под сомнение союзный формат отношений.
- В чем Россия видит угрозу "Восточного партнерства", и как вы думаете, почему Лукашенко решился на этот проект?
Проблема "Восточного партнерства" как раз в том, что в существующем формате это - "объединение ради объединения" восточноевропейских стран, без каких-либо очерченных задач и стратегий, из чего вытекает, что участники партнерства не намерены строить новую реальность, но будут использовать существующую. Единственный значимый для Запада ресурс, который есть в их распоряжении - это ресурс их специфической близости с Россией. Это, в свою очередь, пробуждает у России справедливые подозрения, что именно этим ресурсом эти страны и попытаются с Западом торговать, соорудив новый буфер, "браму", которая станет по сути попыткой налогообложения российско-европейских транзакций. Из этого, впрочем, отнюдь не вытекает, что любая интеграция Беларуси с Европой воспринималась бы Москвой негативно. В российско-европейских отношениях достаточно проблем при дефиците взаимного доверия, и если бы то же Восточное партнерство стало бы попыткой выстраивания доверия - между Россией, ЕС и Восточной Европой - то отношение было бы гарантированно иным. Однако, ВП, как мы уже отметили, в существующем виде является не строительством доверия, а напротив, скорее попыткой заработать на углублении недоверия.
Что касается позиции белорусского президента, то она как раз логична. Доверие между Минском и Москвой давно и существенно подорвано, свидетельством чему - реализуемый Россией обходной проект БТС-2. В 2011 году, если этот нефтепровод будет сооружен в рамках графика, Беларусь рискует остаться без российских выплат за безопасность транзита - в виде льготных цен, привилегированного доступа белорусской промышленной продукции на российский рынок, прощенных кредитов и т.д., что в сумме, по заявлению Путина, составляет более 40% белорусского бюджета. Соответственно, Лукашенко и приступил загодя к поиску новых доноров, на роль которого в этот раз рассматривался Евросоюз. Правда, при этом он вряд ли ожидал, что это вызовет преждевременное наступление отложенных до 2011 года проблем.
- Накануне встречи Путина и Лукашенко были публикации, что Россия даст Беларуси кредиты в обмен на доступ к белорусскому ТЭК. Что конкретно из белорусских "голубых фишек" интересует в первую очередь?
До сих пор внимание России к белорусской экономике на высшем уровне было ограничено российскими же государственными интересами, не связанными прямо с извлечением прибыли. Так, Россия приобретает половину акций Белтрансгаза, но в первую очередь с целью гарантировать бесперебойность снабжения газом Калининградской области, куда газ доставляется именно через белорусскую трубопроводную систему. На уровне частных компаний можно также с уверенностью говорить об интересе к белорусским НПЗ, в России есть значимый дисбаланс между уровнем добычи нефти и мощностями по ее переработке. Что же касается остальных активов, то в условиях мирового кризиса, который уже везде значимо понизил потребление и тем самым породил кризис перепроизводства, трудно прогнозировать по отношению к ним значимый интерес.
- Почему тайной государственной важности и с белорусской, и с российской стороны стала цена, по которой в этом году поставляется газ? Есть ли у Беларуси шансы сбить цену?
Возможно, цена является тайной ровно потому, что ее удалось в свое время сбить? Газпром не заинтересован в наличии публичных прецедентов продажи газа на нерыночных условиях, это негативно сказывается на его капитализации, и побуждает остальных его потребителей ставить вопрос об "особых ценах" для себя, и в то же время он охотно декларирует сделки, заключенные на основании рыночной формулы. В новых условиях, если ухудшение белорусско-российских отношений примет необратимый формат, формула цены газа для Беларуси станет абсолютно прозрачной, какой она и должна быть по результатам соглашений, подписанным после "нефтяной войны" 2006 года, и будет рассчитываться от цены газа для Польши без какой-либо легальной возможности ее понизить или повысить.
- Такое ощущение, что Лукашенко становится для России неудобным партнером. Может ли это стать причиной того, что на предстоящих президентских выборах в нашй стране Россия сделает ставку на другого кандидата?
Россия признает суверенитет постсоветских стран, что выражается в том, что она выстраивает взаимодействия со страной в целом, общаясь главным образом с теми, кто эту страну на легитимных основаниях представляет, вне зависимости от собственного отношения к ним. Еще до оранжевой революции в Украине это не исключало попыток прямого высказывания своих предпочтений в публичном пространстве, когда Россия с упорством, достойным лучшего применения, поддерживала кандидата в президенты Януковича. Однако, затем такая стратегия была признана ошибкой, и более она не повторялась. При президенте Медведеве эта традиция не была нарушена: имея полную возможность во время операции в Южной Осетии захватить Саакашвили, Россия не стала этого делать.
- Насколько, по-вашему, сильно российское влияние на белорусских чиновников и силовые структуры?
Речь может идти о культурном и общецивилизационном влиянии: никаких взаимодействий помимо и в обход официальных структур попросту не существует. При этом это влияние отнюдь не мало: развитие событий в России всегда являлось пристальным объектом внимания белорусских чиновников всех уровней.
- Вы политтехнолог. Есть ли технологии, которые могут способствовать смены власти в Беларуси без внешнего влияния?
Вопрос власти - это всегда вопрос того экономического уклада, который этой властью скрепляется, поскольку именно экономическая деятельность лежит в основе повседневного жизненного планирования каждого из нас. До тех пор, пока этот уклад полагается обществом приемлемой альтернативой, любые внешние влияния и воздействия, откуда бы они ни исходили, будут способствовать лишь укреплению существующего порядка вещей. И напротив, если существующий уклад полагается неудовлетворительным, и при этом есть понятная и реализуемая альтернатива, то никакая внешняя поддержка не поможет предотвратить перемены.