ФИЛОСОФ
УДИВЛЕНИЕ и КРАСОТА
Когда Он был с нами, Он всматривался в нас и в наш мир взглядом, полным удивления, ибо на Его глазах не было покрывала лет, и всё, что Он видел, было ясным в свете Его юности.
Хотя Ему были ведомы глубины красоты, Он не переставал изумляться её покоем и величием; Он стоял пред ликом земли, как стоял перед ним первый человек в первый свой день.
Мы, чьи чувства притуплены, мы вглядывались при ярком дневном свете и всё же не видели. Мы приставляли ладони к нашим ушам, но не слышали; протягивали вперёд наши руки, и не могли дотянуться. И даже если бы воскурили весь ладан Аравии, мы бы прошли своей дорогой и не почувствовали аромата.
Мы не видели пахаря, возвращающегося вечернею порой со своего поля; и не слышали флейту пастуха, ведущего своё стадо в загон; не простирали рук, чтобы коснуться вечерней зари; и наши ноздри не жаждали более роз Шарона*.
Нет, мы не почитали царей без царств и не слышали, как звучат арфы, когда ладони касаются струн; и не видели ребёнка, играющего в нашей оливковой роще, словно он сам был молодой оливой. Все слова непременно должны исходить от губ плоти, иначе мы считаем друг друга глухими и немыми.
Поистине, мы всматривались, но не видели, прислушивались, но не слышали; мы ели и пили, но не различали на вкус. И в этом заключалась разница между Иисусом из Назарета и нами самими.
Его чувства постоянно обновлялись, и мир для Него всегда был новым миром.
Лепет младенца для Него был не меньшим, нежели крик всего человечества, тогда как для нас это был только лепет.
Корень лютика был для Него страстным стремлением к Богу, в то время как для нас это был всего лишь корень.
* Шарон - равнина между Хайфой и Тель-Авивом.
Перевод с англ. Deilf
Дж.К.Джебран "Иисус, сын человеческий"
Когда Он был с нами, Он всматривался в нас и в наш мир взглядом, полным удивления, ибо на Его глазах не было покрывала лет, и всё, что Он видел, было ясным в свете Его юности.
Хотя Ему были ведомы глубины красоты, Он не переставал изумляться её покоем и величием; Он стоял пред ликом земли, как стоял перед ним первый человек в первый свой день.
Мы, чьи чувства притуплены, мы вглядывались при ярком дневном свете и всё же не видели. Мы приставляли ладони к нашим ушам, но не слышали; протягивали вперёд наши руки, и не могли дотянуться. И даже если бы воскурили весь ладан Аравии, мы бы прошли своей дорогой и не почувствовали аромата.
Мы не видели пахаря, возвращающегося вечернею порой со своего поля; и не слышали флейту пастуха, ведущего своё стадо в загон; не простирали рук, чтобы коснуться вечерней зари; и наши ноздри не жаждали более роз Шарона*.
Нет, мы не почитали царей без царств и не слышали, как звучат арфы, когда ладони касаются струн; и не видели ребёнка, играющего в нашей оливковой роще, словно он сам был молодой оливой. Все слова непременно должны исходить от губ плоти, иначе мы считаем друг друга глухими и немыми.
Поистине, мы всматривались, но не видели, прислушивались, но не слышали; мы ели и пили, но не различали на вкус. И в этом заключалась разница между Иисусом из Назарета и нами самими.
Его чувства постоянно обновлялись, и мир для Него всегда был новым миром.
Лепет младенца для Него был не меньшим, нежели крик всего человечества, тогда как для нас это был только лепет.
Корень лютика был для Него страстным стремлением к Богу, в то время как для нас это был всего лишь корень.
* Шарон - равнина между Хайфой и Тель-Авивом.
Перевод с англ. Deilf
Дж.К.Джебран "Иисус, сын человеческий"