Иссиня-черное море горными пиками огромных штормовых волн швыряло маленькую лодку из стороны в сторону, намереваясь опрокинуть, грозя наполнить легкие человека, отчаянно сражающегося со стихией, соленой ледяной водой.
Ливень лезвием струящейся с небес воды резал его лицо, хлестал по обнаженным рукам и торсу, заставляя терпеть адские страдания. Он давно уже не чувствовал торса и рук, вместо его тела выше пояса пылал пульсирующей болью кусок нагой плоти, но он, обнажая в зверином оскале зубы, продолжал грести.
Он уже давно понял, что от него вообще ничего не зависит, что он - просто крошечный ничего не значащий второстепенный элемент на сцене этого спектакля, даже не статист, но мазок краски на полотне, что служит декорацией. Отчаяние, бессилие, злоба на отсутствие справедливости этого мира топили его разум в глухом безразличии ко всему, когда руки опускаются сами по себе, зачем что-то делать, если от тебя ничего, вообще ничего не зависит?
Он плохо помнил, что с ним происходило, наверное, он кричал, может быть, бессильно рыдал или матерился, он не знал. Он понял только одно - если он вопреки своей ничтожной роли не начнет грести, то он свихнется от отчаяния или просто сразу умрет. Поэтому, он налегал на весла. И плевать на то, что он ничего не стоит и ничего не значит, плевать, что его мизерные ничтожные усилия не приблизят его к цели ни на миллиметр, он будет грести просто потому, что не грести выше его сил.