И вдруг, у тебя появляется воображаемый друг. Нет, не вдруг, конечно.
Вы делаете общее дело, и с каждым днем тебе все больше и больше нравится, как он действует. Вы шутите друг над другом. И он смеется над твоими шутками. Он уважает тебя, прислушивается к твоему мнению. Замечает твои маленькие элегантные решения. Любуется твоим слегка странным юмором и видит тот высоченный IQ, который нужен, чтобы такой юмор питать. И вы ловите волну. В диалоге нескольких людей вы, едва выдавая себя даже друг другу, ведете свой диалог. И будучи, вроде бы, целиком "от головы", этот подстрочный разговор содержит какое-то... тепло? И ты улыбаешься. И даже порой становишься немного предвзятым в споре, занимая сторону своего друга. Ты даешь шутить над тобой, потому что в его иронии столько симпатии. "Ты и я - одной крови". В твоем друге есть огонек, и кураж, он прямой, часто резкий, но с теми, за кого готов порвать последнюю рубаху. Из вашей болтовни уже можно надергать томик афоризмов и сайт с мемами. И вот он проходит мимо - может быть совсем в двух шагах от твоего дома - и зовет тебя гулять. Так, стоп. Это уже как-то слишком - еще и гулять с воображаемым другом, правда?
Он и так постоянно болтается на периферии твоих будней, и когда опускаются руки, к нему можно обратиться за его обычным энтузиазмом - ну, сейчас мы все поправим! Он оставит за тобой последнее слово, уступит. И ты протягиваешь руку - тонкая перегородка дает трещину - и обрушивается. Ты начинаешь рассказывать вещи, о которых намертво привык молчать. Это и то, и это - по идее должно пугать людей, но ты не встречаешь ни смущения, ни неприязни, а только еще больше симпатии. И огромную, не высказанную, но такую ясную благодарность - за доверие. И как бы то ни было странно, со всем "багажом" ты можешь нравиться больше, чем без. Другу интересно читать, что ты пишешь, слушать о том, что ты делаешь, петь твои песни. И вопреки всему, что ты знал об себе наверняка, что-то человеческое внутри говорит тебе - довольно. Ты запираешь дверь и выходишь. И из толпы вырисовывается он... то есть она, но не важно. А из тебя вырисовывается то ли Джекил из Хайда, то ли наоборот. И жмет узенькую руку, которая, кажется, может рассыпаться от этого в пыль. Но не рассыпается. Он спотыкается о собственное косноязычие - и вдруг начинает идти ровно, только чуть руки дрожат. Но неудачи просто не может быть, потому что ни рост, ни мимика, ни социальная повадка, ни брюки, ни гендер - не могут изменить того, что тебе рады.
И ты произносишь вслух то, что и так лежит в пуле ваших общих мыслей, что тебе легко доверять, потому что - я как сам с собой разговариваю. Вот сейчас все исчезнет, и я тут один сижу".
И карандаш в узкой руке аккуратно выводит твою руку, закрывает ее лицо - и душит. И в этот самый момент, в каком-то совершенно другом месте, то ли Хайд над Джекилом, то ли наоборот, снова берет верх.
- Вот все и исчезло.
Привет. Я твой воображаемый друг. Я хочу закричать, но не раздается ни звука. Хочу побежать, но воздух вязкий, как мед. Хочу с верхотуры кричать - я не выдумка, я есть! Я существую! Но не ясно, где верх и низ в полной темноте, которой я до смерти боюсь. Я щипаю себя, даю пощечину, а проснуться из этого кошмара не могу. Я просыпаюсь в него же - утро за утром. Но - ты сделал меня невидимой, бесшумным и вымышленным, а это не позволило меня отменить. Я где-то существую, зажав в кулачке кусочек прошлого, на месте которого у тебя провал в памяти. И что бы ты туда не пытался вписать, остается смутная тревога, холодное пятно.
Но зато мы порвали порочный круг того, что все, к чему ты привязываешься, отбирают у тебя. Меня теперь никто, никак, никогда отнять не сможет, правда? Меня никто у тебя не заберет, я обещаю. Я всегда буду рядом. Буду заставлять предметы в доме терять свое неустойчивое равновесие в тишине, произносить твоими губами твою мысль, и иногда даже заставлять то ли Джекила, то ли Хайда, судорожно стучаться из твоей грудной клетки. Я буду доказательством, что он там есть - суть? Душа? Пока ты не зальешь бетоном последнюю секунду воспоминаний. Что он не просто есть, а может быть и все еще заслуживает быть любимым.
I'm the impossible girl, and my story is done.