"Техникум": в пропасти, не во ржи
Мои первые ощущения от техникума уже мною описаны раньше:
Рано утром я пришла на встречу с заместителем директора техникума обсудить некоторые вопросы. Пришла я чуть раньше, чем было назначено, поэтому меня попросили подождать в коридоре, пока зам разговаривала в кабинете с другим человеком.
Кабинет находился рядом с проходным холлом. Вдоль стен стояли старые ряды деревянных сидений. Из какого-то кабинета доносился скучный голос лектора. Объясняли что-то физике. Везде полумрак; в общем, обычная школа, навевающая тоску.
Я решила пройтись вдоль стен холла, на которых висели самодельные плакаты. Тут были и наивные постеры про наркотики, про алкоголизм. Уверена, что они сделаны для того, чтобы никто никогда их не читал. Целый уголок был посвящен теме юного материнства; здесь висели фотографии юных мам с ребятишками. Видимо, это были ученицы техникума, и все это больше напоминало доску почета. В самом конце стены висел маленький плакатик «Новосибирск - сибирский Чикаго. Наш родной город сравнивался американским мегаполисом. Я удивилась; неужели их кто-то надоумил на такое сравнение из-за криминального прошлого? Нет, показалось. Эти два города имеют общего только то, что оба росли как на дрожжах. Заголовок был написан вкривь и вкось дешевой красной гуашью. Я так и видела перед глазами двух уставших пэтэушниц, которых в наказание за прогулы заставили рисовать этот плакат. Вот они сидели и лениво выводили краской лохматые буквы, щелкая пузырями надутой жевачки.
Все это навело на меня тоску. Я решила посидеть у окна. Надо было по-хорошему сформулировать некоторые вопросы к заму. Достала ежедневник. Быстро набросала что надо. Опять стало скучно.
Глянула в окно. На дереве напротив висело огромное гнездо. В нем копошилась какая-то птица. Я еще в прошлый раз на собеседовании заметила его. Хороший знак - гнездо с птицей в окне напротив.
Все это время мимо проходили девочки лет пятнадцати. Каждый раз они с любопытством пялились на меня, чуть замедляя шаг. Я поймала себя на давно забытом чувстве. Мне вдруг на секунду почудилось, что я не иду преподавать, а сама иду учиться. Снова придется знакомиться с одногруппницами. Придётся адаптироваться, вливаться в коллектив. Потом это наваждение прошло, и я поняла; несмотря на хорошую разницу в возрасте, лет 10-15, я до сих пор воспринимаю на равных тех, кто моложе меня. Потому что сама ощущаю себя лет на 20.
Я улыбнулась сама себе. Да, воспринимаю я их наравне. И они, кажется, тоже. Иначе бы не тормозили шаг и не косились так откровенно. Но я представила урок, который буду им вести. И с ужасом поняла, что то, что было ориентиром в профессии для меня в 15 лет, для них уже не ориентир. Они даже не в курсе того, что было в прошлом, лет 10 назад. Мои примеры, на которые опиралась я, сейчас уже могут и вовсе для них ничего не значить. Они даже не знают названий и не слышали имен.
В то же время мимо проходили тетеньки-училки. Вот с кем я буду действительно работать. Буду из вежливости слушать сплетни, пить чай со всеми в обед, жаловаться на студенток… Я прекрасно понимаю, что это делать НАДО. Иначе меня опять съедят. Меня уже предупредили, что коллектив костный, неповоротливый. Одним словом - училки. Но мне так неохота во всем этом участвовать… Вот с кем действительно не хочется сближаться, так это с этими вот тетеньками в самовязаных шалях на черную водолазку. Но, что ж поделать, придется привыкать. Меня теперь будут называть Ольга Игоревна. Режет слух невероятно!
Елена Прекрасная, кстати, дала мне жесткое ЦУ. «Оля, тебе придётся по-другому одеваться, ты это учти». «Это как?» - спрашиваю. «Нужно, чтобы тебя воспринимали как учителя, а не как студентку. Я понимаю, может, это не очень приятно, но надо забыть о модных джинсах, фуфаечках там драных… Надо маскироваться. Придется одеваться скучно и по-взрослому». «Хорошо, Елена Геннадьевна… У меня уже куплены на этот случай водолазки…» - хмуро ответила я.
***
Время шло, а в кабинет еще не звали. Я вспомнила, что у меня в сумке лежит малюсенькая книжонка Сэлинджера « Над пропастью во ржи». Вот, черт возьми! В самую тему.
Я ее достала. Поняла, что не зря ее купила недавно. Увидела на прилавке крохотную книжечку размером с баптистскую библию, которую раздавали в начале 2000-х на улице мальчики в белых сорочках и галстуке. Даже бумага такая же! Тонкая и хрустящая. Очень приятно перелистывать. Это книга у меня на особом счету. Тогда в книжном магазине я не могла представить в своей сегодняшней жизни ситуацию, созвучную с атмосферой книги, поэтому была уверена, что покупаю только из-за красивого дизайна, и читать ее не буду в ближайшее время.
Потрясный дизайн делает свое дело. На днях скучно было, я стала листать страницы. Потом прочитала первое предложение. Потом второе… Эта книга хороша тем, что каких бы пядей во лбу вы не были, какие бы проблемы у вас не случались, простой, даже примитивный язык этой книжонки как будто успокаивает мозг. И вот вы уже не замечаете, как плывете вместе с героем, плывете так же как он, наблюдаете странное кино жизни. Без выводов. Без умозаключений. Без всей этой взрослой шелухи. Да что там….Через какое-то время приходит горькое сознание, что вы - такой же подросток, что и 10, 15, 20, 40 лет назад. Просто вы уже по ту сторону пропасти, не во ржи.
И вот сейчас, сидя на жесткой неудобной деревянной сидушке, я читала:
"Мы приехали в «Эдмонт», и я взял номер. В такси я надел свою красную охотничью шапку просто ради шутки, но в вестибюле я ее снял, чтобы не приняли за психа. Смешно подумать: я тогда не знал, что в этом подлом отеле полным-полно всяких психов. Форменный сумасшедший дом.
Мне дали ужасно унылый номер, он тоску нагонял. Из окна ничего не было видно, кроме заднего фасада гостиницы. Но мне было все равно. Когда настроение скверное, не все ли равно, что там за окошком. Меня провел в номер коридорный - старый-престарый, лет под семьдесят. Он на меня нагонял тоску еще больше, чем этот номер. Бывают такие лысые, которые зачесывают волосы сбоку, чтобы прикрыть лысину. А я бы лучше ходил лысый, чем так причесываться. Вообще, что за работа для такого старика - носить чужие чемоданы и ждать чаевых? Наверно, он ни на что больше не годился, но все-таки это было ужасно.
Когда он ушел, я стал смотреть в окошко, не снимая пальто. Все равно делать было нечего. Вы даже не представляете, что творилось в корпусе напротив. Там даже не потрудились опустить занавески. Я видел, как один тип, седой, приличный господин, в одних трусах вытворял такое, что вы не поверите, если я вам расскажу. Сначала он поставил чемодан на кровать. А потом вынул оттуда женскую одежду и надел на себя. Настоящую женскую одежду - шелковые чулки, туфли на каблуках, бюстгальтер и такой пояс, на котором болтаются резинки. Потом надел узкое черное платье, вечернее платье, клянусь богом! А потом стал ходить по комнате маленькими шажками, как женщины ходят, и курить сигарету и смотреться в зеркало. Он был совсем один. Если только никого не было в ванной - этого я не видел. А в окошке, прямо над ним, я видел, как мужчина и женщина брызгали друг в друга водой изо рта. Может, и не водой, а коктейлем, я не видел, что у них в стаканах. Сначала он наберет полный рот и как фыркнет на нее! А потом она на него, по очереди, черт их дери! Вы бы на них посмотрели! Хохочут до истерики, как будто ничего смешнее не видали. Я не шучу, в гостинице было полно психов. Я, наверно, был единственным нормальным среди них, а это не так уж много. Чуть не послал телеграмму Стрэдлейтеру, чтоб он первым же поездом выезжал в Нью-Йорк. Он бы тут был королем, в этом отеле.
Плохо то, что на такую пошлятину смотришь не отрываясь, даже когда не хочешь. А эта девица, которой брызгали водой в физиономию, она даже была хорошенькая. Вот в чем мое несчастье. В душе я, наверно, страшный распутник. Иногда я представляю себе ужасные гадости, и я мог бы даже сам их делать, если б представился случай. Мне даже иногда кажется, что, может быть, это даже приятно, хоть и гадко. Например, я даже понимаю, что, может быть, занятно, если вы оба пьяны, взять девчонку и с ней плевать друг дружке в физиономию водой или там коктейлем. Но, по правде говоря, мне это ничуть не нравится. Если разобраться, так это просто пошлятина. По-моему, если тебе нравится девушка, так нечего с ней валять дурака, а если она тебе нравится, так нравится и ее лицо, а тогда не станешь безобразничать и плевать в нее чем попало. Плохо то, что иногда всякие глупости доставляют удовольствие..."
Я остановилась. Глянула на гнездо в окне. Я не припомню, чтобы в 16 лет, читая эту книгу впервые, ко мне приходила такая мысль. Она могла прийти уже только взрослому человеку.
Мне было любопытно тогда, почему у книги такое странное название, хотя она была такой простой и понятной, такой близкой тогда. Книга понравилась почти всем ребятам в нашем классе, все что-то про нее написали в сочинениях. Это при том, что все мы тогда плевать хотели на литературу в целом, нас не интересовали все эти упаднические настроения литературных героев. Но эта книжка понравилась всем. Хотя в обсуждениях на вопрос что же нам понравилось почти все мычали: «ну, не знаем…». Только одно оставалось загадкой: откуда это странное название? Ответ нашелся только тогда, когда сам перешел через пропасть, или вовсе сгинул в ней.
Юность - это та самая рожь. Золотистая, солнечная. В ней бы бегать и бегать. Прятаться от друзей, тебя догоняющих. Хохотать. От усталости упасть на жесткую траву, пялиться до скончания века на синеву высокого неба.
Так вот ты и бегаешь, смеясь и развлекаясь, пока не заметишь, как оступился и летишь на всех скоростях в пропасть. Пропасть взрослой жизни.
Бежать некуда. Ты просто летишь вниз. Цель есть - дно. Но какое? Неизвестно. Остается только ждать удара.
И все эти наблюдения мальчика Холдена Колфилда за взрослой «треклятой» жизнью - это, по сути, приговор. Все бегают во ржи. И все оступаются. Все потом падают в пропасть. Это книга о наивном и чистом восприятии, преддверии неизбежного падения вниз. Как животные плачут, когда их хотят забить, так и юноши и девушки испытывают ужасную тоску и уныние перед «взрослой» жизнью.
Меня резко вырвали из этих грустных мыслей - позвали в кабинет. Я не успела спрятать книжку, так и положила ее с ежедневником на стол перед замом. Она остановила свой взгляд на книжке;, речь ее застопорилась. Ну, конечно! Ее смутил крупный шрифт названия «Над пропастью во ржи» и необычный дизайн книги, похожий больше на записную книжку. В долю секунды я вспомнила, что у книги нехорошая репутация. Ее в основном знают по тому факту, что убийца Джона Леннона был маниакальным поклонником этого произведения. Мне показалось, что зам косо на меня посмотрела; я быстро убрала книжку в сумку.
***
Потом после всех дел мы снова ехали с Еленой Прекрасной на ее голубом джипе. Я молчала. Говорила Елена Геннадьевна.
-…Да, правильно предупредили тебя, что студентки непростые…Что не ходят, прогуливают… Но это не высшая школа, ты пойми. - тут она замолчала. Потом чуть погодя добавила: - Да это-то и понятно… Господи, многие из них слова ласкового не слыхали за свою жизнь. У них, может, дома есть нечего, родители бухают. Им бы выжить, а не на уроки ходить… Так что ты готовсь! - тут она засмеялась, - это тебе не вуз.
- Можно подумать, в вузе учатся ребята получше. Если не хуже.., - задумчиво ответила я.
- Вот-вот, - хмыкнула Елена Геннадьевна.
А сама я думала про эту книжку. И про то, как вовремя она попалась. Я вспомнила себя в 16 лет. Вспомнила, как меня вдохновила эта история американского мальчика. Вспомнила, как четко представляла каждую сцену в книге. Каждую интонацию. Вспомнила, как нарисовала несколько иллюстраций к ней карандашом. Как они мне нравились. Просто так. Мне они нравились, и мне было впервые плевать, что они нарисованы коряво. Иногда я их доставала и рассматривала. И они мне не переставали нравиться. Успокаивали.
И вот как-то лет в 25 мне очень сильно захотелось их снова увидеть. Показать лучшей подруге. Перерыли с ней все. Но они пропали. Просто исчезли. Я понятия не имею, где они сейчас.
Вот единственная профессиональная иллюстрация, к которой у меня нет претензий. Самая честная картинка к книге на мой взгляд.
Рано утром я пришла на встречу с заместителем директора техникума обсудить некоторые вопросы. Пришла я чуть раньше, чем было назначено, поэтому меня попросили подождать в коридоре, пока зам разговаривала в кабинете с другим человеком.
Кабинет находился рядом с проходным холлом. Вдоль стен стояли старые ряды деревянных сидений. Из какого-то кабинета доносился скучный голос лектора. Объясняли что-то физике. Везде полумрак; в общем, обычная школа, навевающая тоску.
Я решила пройтись вдоль стен холла, на которых висели самодельные плакаты. Тут были и наивные постеры про наркотики, про алкоголизм. Уверена, что они сделаны для того, чтобы никто никогда их не читал. Целый уголок был посвящен теме юного материнства; здесь висели фотографии юных мам с ребятишками. Видимо, это были ученицы техникума, и все это больше напоминало доску почета. В самом конце стены висел маленький плакатик «Новосибирск - сибирский Чикаго. Наш родной город сравнивался американским мегаполисом. Я удивилась; неужели их кто-то надоумил на такое сравнение из-за криминального прошлого? Нет, показалось. Эти два города имеют общего только то, что оба росли как на дрожжах. Заголовок был написан вкривь и вкось дешевой красной гуашью. Я так и видела перед глазами двух уставших пэтэушниц, которых в наказание за прогулы заставили рисовать этот плакат. Вот они сидели и лениво выводили краской лохматые буквы, щелкая пузырями надутой жевачки.
Все это навело на меня тоску. Я решила посидеть у окна. Надо было по-хорошему сформулировать некоторые вопросы к заму. Достала ежедневник. Быстро набросала что надо. Опять стало скучно.
Глянула в окно. На дереве напротив висело огромное гнездо. В нем копошилась какая-то птица. Я еще в прошлый раз на собеседовании заметила его. Хороший знак - гнездо с птицей в окне напротив.
Все это время мимо проходили девочки лет пятнадцати. Каждый раз они с любопытством пялились на меня, чуть замедляя шаг. Я поймала себя на давно забытом чувстве. Мне вдруг на секунду почудилось, что я не иду преподавать, а сама иду учиться. Снова придется знакомиться с одногруппницами. Придётся адаптироваться, вливаться в коллектив. Потом это наваждение прошло, и я поняла; несмотря на хорошую разницу в возрасте, лет 10-15, я до сих пор воспринимаю на равных тех, кто моложе меня. Потому что сама ощущаю себя лет на 20.
Я улыбнулась сама себе. Да, воспринимаю я их наравне. И они, кажется, тоже. Иначе бы не тормозили шаг и не косились так откровенно. Но я представила урок, который буду им вести. И с ужасом поняла, что то, что было ориентиром в профессии для меня в 15 лет, для них уже не ориентир. Они даже не в курсе того, что было в прошлом, лет 10 назад. Мои примеры, на которые опиралась я, сейчас уже могут и вовсе для них ничего не значить. Они даже не знают названий и не слышали имен.
В то же время мимо проходили тетеньки-училки. Вот с кем я буду действительно работать. Буду из вежливости слушать сплетни, пить чай со всеми в обед, жаловаться на студенток… Я прекрасно понимаю, что это делать НАДО. Иначе меня опять съедят. Меня уже предупредили, что коллектив костный, неповоротливый. Одним словом - училки. Но мне так неохота во всем этом участвовать… Вот с кем действительно не хочется сближаться, так это с этими вот тетеньками в самовязаных шалях на черную водолазку. Но, что ж поделать, придется привыкать. Меня теперь будут называть Ольга Игоревна. Режет слух невероятно!
Елена Прекрасная, кстати, дала мне жесткое ЦУ. «Оля, тебе придётся по-другому одеваться, ты это учти». «Это как?» - спрашиваю. «Нужно, чтобы тебя воспринимали как учителя, а не как студентку. Я понимаю, может, это не очень приятно, но надо забыть о модных джинсах, фуфаечках там драных… Надо маскироваться. Придется одеваться скучно и по-взрослому». «Хорошо, Елена Геннадьевна… У меня уже куплены на этот случай водолазки…» - хмуро ответила я.
***
Время шло, а в кабинет еще не звали. Я вспомнила, что у меня в сумке лежит малюсенькая книжонка Сэлинджера « Над пропастью во ржи». Вот, черт возьми! В самую тему.
Я ее достала. Поняла, что не зря ее купила недавно. Увидела на прилавке крохотную книжечку размером с баптистскую библию, которую раздавали в начале 2000-х на улице мальчики в белых сорочках и галстуке. Даже бумага такая же! Тонкая и хрустящая. Очень приятно перелистывать. Это книга у меня на особом счету. Тогда в книжном магазине я не могла представить в своей сегодняшней жизни ситуацию, созвучную с атмосферой книги, поэтому была уверена, что покупаю только из-за красивого дизайна, и читать ее не буду в ближайшее время.
Потрясный дизайн делает свое дело. На днях скучно было, я стала листать страницы. Потом прочитала первое предложение. Потом второе… Эта книга хороша тем, что каких бы пядей во лбу вы не были, какие бы проблемы у вас не случались, простой, даже примитивный язык этой книжонки как будто успокаивает мозг. И вот вы уже не замечаете, как плывете вместе с героем, плывете так же как он, наблюдаете странное кино жизни. Без выводов. Без умозаключений. Без всей этой взрослой шелухи. Да что там….Через какое-то время приходит горькое сознание, что вы - такой же подросток, что и 10, 15, 20, 40 лет назад. Просто вы уже по ту сторону пропасти, не во ржи.
И вот сейчас, сидя на жесткой неудобной деревянной сидушке, я читала:
"Мы приехали в «Эдмонт», и я взял номер. В такси я надел свою красную охотничью шапку просто ради шутки, но в вестибюле я ее снял, чтобы не приняли за психа. Смешно подумать: я тогда не знал, что в этом подлом отеле полным-полно всяких психов. Форменный сумасшедший дом.
Мне дали ужасно унылый номер, он тоску нагонял. Из окна ничего не было видно, кроме заднего фасада гостиницы. Но мне было все равно. Когда настроение скверное, не все ли равно, что там за окошком. Меня провел в номер коридорный - старый-престарый, лет под семьдесят. Он на меня нагонял тоску еще больше, чем этот номер. Бывают такие лысые, которые зачесывают волосы сбоку, чтобы прикрыть лысину. А я бы лучше ходил лысый, чем так причесываться. Вообще, что за работа для такого старика - носить чужие чемоданы и ждать чаевых? Наверно, он ни на что больше не годился, но все-таки это было ужасно.
Когда он ушел, я стал смотреть в окошко, не снимая пальто. Все равно делать было нечего. Вы даже не представляете, что творилось в корпусе напротив. Там даже не потрудились опустить занавески. Я видел, как один тип, седой, приличный господин, в одних трусах вытворял такое, что вы не поверите, если я вам расскажу. Сначала он поставил чемодан на кровать. А потом вынул оттуда женскую одежду и надел на себя. Настоящую женскую одежду - шелковые чулки, туфли на каблуках, бюстгальтер и такой пояс, на котором болтаются резинки. Потом надел узкое черное платье, вечернее платье, клянусь богом! А потом стал ходить по комнате маленькими шажками, как женщины ходят, и курить сигарету и смотреться в зеркало. Он был совсем один. Если только никого не было в ванной - этого я не видел. А в окошке, прямо над ним, я видел, как мужчина и женщина брызгали друг в друга водой изо рта. Может, и не водой, а коктейлем, я не видел, что у них в стаканах. Сначала он наберет полный рот и как фыркнет на нее! А потом она на него, по очереди, черт их дери! Вы бы на них посмотрели! Хохочут до истерики, как будто ничего смешнее не видали. Я не шучу, в гостинице было полно психов. Я, наверно, был единственным нормальным среди них, а это не так уж много. Чуть не послал телеграмму Стрэдлейтеру, чтоб он первым же поездом выезжал в Нью-Йорк. Он бы тут был королем, в этом отеле.
Плохо то, что на такую пошлятину смотришь не отрываясь, даже когда не хочешь. А эта девица, которой брызгали водой в физиономию, она даже была хорошенькая. Вот в чем мое несчастье. В душе я, наверно, страшный распутник. Иногда я представляю себе ужасные гадости, и я мог бы даже сам их делать, если б представился случай. Мне даже иногда кажется, что, может быть, это даже приятно, хоть и гадко. Например, я даже понимаю, что, может быть, занятно, если вы оба пьяны, взять девчонку и с ней плевать друг дружке в физиономию водой или там коктейлем. Но, по правде говоря, мне это ничуть не нравится. Если разобраться, так это просто пошлятина. По-моему, если тебе нравится девушка, так нечего с ней валять дурака, а если она тебе нравится, так нравится и ее лицо, а тогда не станешь безобразничать и плевать в нее чем попало. Плохо то, что иногда всякие глупости доставляют удовольствие..."
Я остановилась. Глянула на гнездо в окне. Я не припомню, чтобы в 16 лет, читая эту книгу впервые, ко мне приходила такая мысль. Она могла прийти уже только взрослому человеку.
Мне было любопытно тогда, почему у книги такое странное название, хотя она была такой простой и понятной, такой близкой тогда. Книга понравилась почти всем ребятам в нашем классе, все что-то про нее написали в сочинениях. Это при том, что все мы тогда плевать хотели на литературу в целом, нас не интересовали все эти упаднические настроения литературных героев. Но эта книжка понравилась всем. Хотя в обсуждениях на вопрос что же нам понравилось почти все мычали: «ну, не знаем…». Только одно оставалось загадкой: откуда это странное название? Ответ нашелся только тогда, когда сам перешел через пропасть, или вовсе сгинул в ней.
Юность - это та самая рожь. Золотистая, солнечная. В ней бы бегать и бегать. Прятаться от друзей, тебя догоняющих. Хохотать. От усталости упасть на жесткую траву, пялиться до скончания века на синеву высокого неба.
Так вот ты и бегаешь, смеясь и развлекаясь, пока не заметишь, как оступился и летишь на всех скоростях в пропасть. Пропасть взрослой жизни.
Бежать некуда. Ты просто летишь вниз. Цель есть - дно. Но какое? Неизвестно. Остается только ждать удара.
И все эти наблюдения мальчика Холдена Колфилда за взрослой «треклятой» жизнью - это, по сути, приговор. Все бегают во ржи. И все оступаются. Все потом падают в пропасть. Это книга о наивном и чистом восприятии, преддверии неизбежного падения вниз. Как животные плачут, когда их хотят забить, так и юноши и девушки испытывают ужасную тоску и уныние перед «взрослой» жизнью.
Меня резко вырвали из этих грустных мыслей - позвали в кабинет. Я не успела спрятать книжку, так и положила ее с ежедневником на стол перед замом. Она остановила свой взгляд на книжке;, речь ее застопорилась. Ну, конечно! Ее смутил крупный шрифт названия «Над пропастью во ржи» и необычный дизайн книги, похожий больше на записную книжку. В долю секунды я вспомнила, что у книги нехорошая репутация. Ее в основном знают по тому факту, что убийца Джона Леннона был маниакальным поклонником этого произведения. Мне показалось, что зам косо на меня посмотрела; я быстро убрала книжку в сумку.
***
Потом после всех дел мы снова ехали с Еленой Прекрасной на ее голубом джипе. Я молчала. Говорила Елена Геннадьевна.
-…Да, правильно предупредили тебя, что студентки непростые…Что не ходят, прогуливают… Но это не высшая школа, ты пойми. - тут она замолчала. Потом чуть погодя добавила: - Да это-то и понятно… Господи, многие из них слова ласкового не слыхали за свою жизнь. У них, может, дома есть нечего, родители бухают. Им бы выжить, а не на уроки ходить… Так что ты готовсь! - тут она засмеялась, - это тебе не вуз.
- Можно подумать, в вузе учатся ребята получше. Если не хуже.., - задумчиво ответила я.
- Вот-вот, - хмыкнула Елена Геннадьевна.
А сама я думала про эту книжку. И про то, как вовремя она попалась. Я вспомнила себя в 16 лет. Вспомнила, как меня вдохновила эта история американского мальчика. Вспомнила, как четко представляла каждую сцену в книге. Каждую интонацию. Вспомнила, как нарисовала несколько иллюстраций к ней карандашом. Как они мне нравились. Просто так. Мне они нравились, и мне было впервые плевать, что они нарисованы коряво. Иногда я их доставала и рассматривала. И они мне не переставали нравиться. Успокаивали.
И вот как-то лет в 25 мне очень сильно захотелось их снова увидеть. Показать лучшей подруге. Перерыли с ней все. Но они пропали. Просто исчезли. Я понятия не имею, где они сейчас.
Вот единственная профессиональная иллюстрация, к которой у меня нет претензий. Самая честная картинка к книге на мой взгляд.