ИНТЕРВЬЮ С ВАРЕЙ ИВАНИК. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

[diletant74]

«Идиот» (по мотивам пьесы Антона Чехова «Иванов») стал ярким театральным событием Челябинска весной 2019 года. Это первый спектакль Ивана Миневцева в качестве главного режиссёра Молодёжного театра. К участию в проекте он пригласил своих коллег - неординарных, интересных, талантливых художников Татьяну Анастасову и Варвару Иваник, а также композитора Константина Хазановича.

После премьерных показов, перед возвращением в Москву художник по костюмам Варвара Иваник ответила на наши вопросы.



Варвара Иваник



СМОЛЕНСК

- (Задумчиво) Грустно уезжать… Я очень хочу в Москву, домой. Но, кажется, ещё месяц можно было бы репетировать, доделывать что-то.

- Расскажи о своём детстве. Где ты родилась?

- В Смоленске. Но до школы жила в городе только летом, а зимой - в деревне, в глуши, у дедушки с бабушкой. Когда приезжаешь туда, тебя встречают гуси, индюк, свинья, куры и кролики. Летом в городе было мало детей, а зимой их мало в деревне. Из-за этого у меня был коммуникационный провал. До школы я, возможно, только с одним ребёнком перекинулась парой слов.

- Любовь к рисованию появилась в детстве?

- Да, рисовала бесконечно. Родители с трудом укладывали меня спать. В Смоленске я училась в художественной школе, но потом ушла из неё. Там говорят: «Ребята, рисуйте что хотите», а потом: «Нет, всё-таки давайте рисовать свиней» (смеётся). В художественной школе начинаешь ненавидеть то, что раньше любил. Мне кажется, что с этим сталкиваются девяносто процентов людей, которые идут в какой-нибудь кружок. Хотя, возможно, я просто маргинал с детства. Я и школу ненавидела с первого класса и каждый божий день.

- Ты хорошо училась?

- До какого-то момента да. Все думали, что у меня будет золотая медаль. Но всё закончилось детской комнатой милиции с восьмьюдесятью процентами пропусков.

- Неужели не нашлось ни одного хорошего учителя, с которым было бы интересно?

- Были два крутых учителя - по литературе и математике. Я обожала эти предметы, даже высшей математикой занялась. Проблема, как мне кажется, не в учителях, а в самой системе школы. По какой такой причине твои самые близкие люди, родители, будят тебя, прекрасного, в семь утра и выгоняют из дома на мороз? И ты идёшь непонятно куда и зачем. В моём случае было уже поздно, когда взрослые сообразили, что можно окончить школу экстерном. Понятно, что они меня любили, но им тогда было не до таких вещей. Они только выгребли из кризиса 90-х.

В Смоленске мы жили в частном секторе, где были и супербогатые коттеджи, и дома тех, кто строился своими силами. Помню, как дети там играли в «интервью». Одна девочка спросила: «Что бы ты делала, если бы у тебя в вагине оказалась картошка?» Это абсолютно дословно. Я со слезами убежала домой. У меня не было друзей, и я тусовалась сама по себе, прибивалась то к одной компании, то к другой. Полгода могла быть панком, потом ещё кем-нибудь, и никак не могла понять, кто я.



- Почему после школы ты решила поступать в Москву?

- Если честно, я ничего не решала. Я собиралась поступать на актрису, но потом влюбилась, чуть не вышла замуж, осталась в Смоленске. Жила взаперти с чуваком, который был старше меня лет на восемь. Он был ревнивый, поэтому я сидела дома. От нечего делать поступила в институт через дорогу, дальше он не отпустил. Изучала политологию, высшую математику и думала: «Любовь превыше всего». Но потом всё-таки сбежала, потому что он меня поколотил (усмехается). Убежала в Питер, нашла там друзей. Началась жизнь.

ПИТЕР

- К кому ты сбежала?

- Ни к кому. Поехала поступать на актёрский, потому что в Москве приём закончился. Но когда приехала, то и в Питере всё уже закончилось. Меня по ошибке пустили в общежитие. Подумали, видимо, что я прошла туры, и заселили. От одного парня узнала, что есть девушка, которая ищет, с кем снимать квартиру. Супер! Съездила в Смоленск, перевелась на заочку (видимо, ещё планировала закончить там вуз непонятно зачем), и с рюкзаками вернулась обратно. Походила недели три на подготовительные актёрские курсы, но ушла, потому что поняла, что это какая-то ерунда, унижение, оскорбление чувства собственного достоинства. Потом случайно оказывалась в разных институтах. Месяца четыре проучилась на курсе, где преподавал Леонид Мозговой, познакомилась с Антоном Адасинским, к которому с уважением относилась. Попала в театр DEREVO, но и оттуда ушла. Мы, кстати, до сих пор с Антоном общаемся. Недавно встречались.

- Чем ты занималась в театре DEREVO?

- Плясала. Но мне не очень нравилось. Там странно. То есть я могла там быть, но у меня не получалось быть там морально.

- Актрисой ты хотела стать с детства?

- Нет, в детстве я хотела стать военным корреспондентом - был такой план. Потом мечтала одновременно быть и поэтом, и математиком. Ни с тем, ни с другим не сложилось. Теперь я в одном лице режиссёр и художник (смеётся).

ГИТИС. МАСТЕРСКАЯ КРЫМОВА-КАМЕНЬКОВИЧА

- Как ты поступила в ГИТИС?

- Не знаю. В Питере у меня появились друзья. Ваня Миневцев, Костя Хазанович тоже из этой компании. Какое-то время мы просто прозябали. Наша дружба не выливалась в совместную работу. Каждый рос по-своему. Ваня поехал в Москву и поступил к Каменьковичу. Я за этой мастерской наблюдала, была пару раз на показах у Крымова. В какой-то момент мы с моим близким другом Сашей Свиткиным решили поступать туда с общей работой - я как художник, он как режиссёр. Но идея провалилась, потому что мы сильно поругались. Мы оба тогда находились в моменте прозябания, каждый сильно хватался за свои позиции, и в результате мы не могли прийти к согласию. Доходило до слов: «Это вообще неправильно! Такие идеи только в “Студенческой весне” бывают» (смеёмся). Помню, он кричал, что ненавидит джаз, что это бред, а не музыка. А я в ответ говорила, что Цой - это, конечно, фигура своего времени, но как музыкант - «оторви и выбрось». Поругались насмерть. Оба плакали и решили, что не будем поступать ни вместе, ни по отдельности. А потом подумали, что всё-таки нужно это сделать. Джаз-то он любит, а я люблю Цоя (улыбается). Поступали по отдельности. Я прошла, а Сашу Камень (Евгений Борисович Каменькович. - Прим. ред.) снял в последний день конкурса. Я скучала по нему всё обучение. Мне кажется, он был бы к месту на нашем курсе.



Студенты второго экспериментального курса Каменьковича и Крымова (мастерская совместного обучения актеров, режиссёров и сценографов на режиссёрском факультете ГИТИСа). Крайний слева - будущий главный режиссёр Челябинского Молодёжного театра Иван Миневцев (фото Полины Макуниной, 2013 год).

- Как это, когда на одном курсе учатся режиссёры и художники?

- Там экспериментальная система. Поскольку нет регламентированного закона, как обучать режиссёров и художников вместе, обучение каждого курса складывается по-разному. На курсе до меня, где учился Ваня Миневцев, режиссёры с художниками работали тесно, образовалось много творческих и даже семейных союзов. Как было до этого, не знаю. Художники поначалу вроде как были включены в работу с режиссёрами, а потом стали отделяться, у них появились свои предложения, выставки, проекты на грани современного искусства. В выпускных спектаклях почти все художники были наши, но это была чуть ли не вынужденная мера, момент взаимного уважения, понимание, что на них надеются. Возможно, театр художникам нашего курса не очень-то и близок.

- Что тебе ближе, как художнику, - театр или что-то другое? Может быть, современное искусство?

- Я обожаю театр, хочу им заниматься, люблю там рисовать. Какие-то перформативные штуки мне не интересны. Мне кажется, все перформансы были сделаны ещё во времена авангарда и модерна. Например, Ян Фабр, когда ему было двадцать с небольшим лет, прополз носом по трамвайным путям. Чувак, зачем ты это делал? Но почему-то это круто. Обожаю семидесятые (улыбается). Перформанс там расцвел и не был высказыванием. В нём не было акта, он не превращался в акцию. Сегодня же любой твой жест сразу делится на гигантское количество слоёв - невозможно сделать чистый жест.

- Как тебе удалось поступить к Крымову и Каменьковичу?

- Когда я пришла на Поварскую (улица, где находится мастерская. - Прим. ред.), то была в ужасе. Там все стены увешаны работами поступающих, а у меня ни одного рисунка. С кульком стою, там у меня льдинка какая-то, что-то ещё. Короче, поделки. Крымов спрашивает: «А где рисунки? Где живопись?» Я молчу. Самопрезентация - не мой конёк. И он просто говорит: «Иди, учись». До конкурса оставалось мало времени, но я прошла экспресс-курс живописи у выпускницы Крымова Вали Резник (смеётся). К поступлению дают задания на образы. Например, сделать образ Петербурга. Потом всё стало нормально - он же видит, что человек делает. Я прошла, и осталось выбрать направление - в режиссёры или художники. Я хотела и туда, и туда. Тогда меня спросили: «А в идеале?». Я: «В идеале - к Крымову». Оказалось, что у Крымова уже не было бюджетных мест. Это было ещё до Заславского (Григорий Заславский, ректор ГИТИС.- Прим. ред.) Из-за ситуации с Крымом у Крымова тогда забрали бюджетные места. Сейчас всё вернули и, более того, выделяют помещение рядом с главным зданием. Это очень хорошо, потому что было утомительно ходить до Поварской и обратно. Этот территориальный разрыв тоже влиял на дистанцию между художниками и режиссёрами. В общем, они меня зачислили как режиссёра. Но это хорошо, потому что потом я всё равно ушла от Крымова.



Студенты мастерской Каменьковича-Крымова (Варя Иваник - в центре).

- Почему ушла?

- Я считаю, что у таких людей, как Крымов, или тот же Антон Адасинский, нужно учиться года два, не больше. Потом от них нужно уходить. Эти люди смогли создать максимально свой, индивидуальный способ театра, танца, чего угодно. Из-за этого тяжело. В какой-то момент я поняла, как делать так, как нужно Крымову. Но я-то так не хочу. При этом я понимаю, что учиться у Крымова или Адасинского - это выигрыш в лотерею. Только ты там не можешь научиться. Нужно тогда, как в средневековье, начинать с подмастерья, который моет кисти. Потом, через несколько лет, художник доверяет ему размешать краски. Только пройдя все этапы, подмастерье становится самостоятельным художником и, как часто бывает, калькой своего учителя. На этом погорели многие ученики великих мастеров средневековья. Ты как бы сам не вырастаешь. Ты очаровываешься учителем, его гением, и всё. Но какой-то промежуток времени провести с гением, понять его, очень полезно. Это даёт смелость, потому что ты понимаешь: «Можно всё!». Всё становится чуть проще.

Есть такая система, когда на несколько недель приезжает мастер, и происходит погружение в его метод. Так, собственно, Крымов ездит в Штаты, в Йельский университет. За три недели у студентов получается суперпогружение, на уровне профессии и личности происходит скачок. Так, наверное, и надо учиться у таких, как Дмитрий Крымов, Антон Адасинский, Анатолий Васильев и других: укрепить рядом с ними веру в себя, свою смелость, храбрость, испытать восхищение. А дальше быть самим собой.

Click to view

Ещё я обожаю театр Юрия Погребничко! Как-то попросилась к ним на репетицию. Юрий Николаевич мне разрешил. А там так непонятно всё устроено: режиссёр еле-еле, спокойненько что-то говорит актёру, и тот его понимает. А я не понимаю! Не то, чтобы он апеллировал какими-то сложными философскими понятиями, концептами. Нет. Но я не понимаю падежей. Например: «Ей ключи в сторону». Кому ей? Какие ключи? В какую сторону? Что ты говоришь? Но он-то со смыслом говорит, нормально. Проблема во мне, это я не в контексте их выработанного языка. Как зритель я вижу, что актёр понял и тут же переделал. Интересно понять не то, что говорит Погребничко, а как возникает зона его взаимного понимания с актёрами. Это в театре, наверное, самое таинственное.

- А Каменькович?

- А Каменькович каждое воскресение в десять утра собирает режиссёров на занятия. Я понять не могу, как в это время можно проснуться. Да ещё там только одна девочка - я, а все остальные парни. И он такой ранним воскресным утром: «А пойду-ка я к пацанам». Не знаю, что заставляет его это делать (смеётся). Но это очень круто.

Каменьковича все очень любят. Он, может, режиссуре-то и не учит, потому что ей не научишь. Но он так в тебя верит! Возможно, даже безосновательно. А основательно верить нельзя, потому что тогда это не вера, а странная корыстная история. Каменькович верит в тебя, отчего тебе просто очень хорошо. Потому что ты себя художником ощущаешь только тогда, когда расслабляешься, и из тебя это просто струится. Для меня непонятно высказывание, что человек становится кем-то вопреки. Может, можно и так, но зачем? Камень - это человек, который делает так, что все струятся. А дальше, в зависимости от кучи обстоятельств, каждый всё это использует по-своему. Я очень хочу с Камнем поработать, очень.



Студентки мастерской Каменьковича-Крымова (Варя Иваник - крайняя справа).

Продолжение следует…