О братьях наших...
Сидим в траншее. Натурально. Я и он. Я-то понятно. У меня работа такая. Да и, вообще, я с уважением отношусь ко всему, что напоминает окоп. Спрячешься в такой «складке местности» и можно до ночи делать вид, что офигенно занят рассматривая теплоизоляцию прорванной трубы и размышляя о квантовой физике и теории вероятности. Потому что теория вероятности не запрещает прорыв в этом месте, но и не одобряет его. А квантовая физика твердит, что прорыв там был всегда и только раскопки и внимательное наблюдение позволило данному состоянию воплотится в жизнь.
А он сидит рядышком и с такой надеждой смотрит на меня. Столько тоски в его взгляде.
«Я бы покормил тебя», думаю я, натурально сочувствуя ему. Еле сдерживаюсь, чтобы не погладить. Он настолько жалок, настолько потерян, что ничего кроме сочувствия не вызывает. Ну нет у меня ничего, чем бы мог тебя утешить, усатый. Не смотри так. Хорошо, что вообще тепло и мы сидим тут с тобой, не думая, как бы и где согреться.
Слушай, думаю про себя, а что ты тут вообще сидишь? Неужели тебе некуда пойти? Неужели все твое существование теперь свелось к этой траншее и моему присутствию. Нет, серьезно… Ты мне не мешаешь, но мне как-то неудобно ничего не делать в твоем присутствии. Я даже фотографировать не могу нормально. У меня рука дрожит от твоего почти плачущего взора.
Протягиваю ему кусочек сахара. Отказывается. Нос воротит.
Слушай, мы тут с тобой уже два часа вместе сидим. Ты хоть бы мяукнул? А? Что вот так молча созерцать?
Наконец он не выдерживает. Встает, потягивается. Оглядывается в поисках чего-то только ему ведомого. Аккуратно давит мягкий катышек земли под собой и с финальным душераздирающим взглядом спрашивает:
- Слушай, брат, ну может вы кран пригоните? Мне же надо все-таки как-то машину вынуть с той стороны. Я ведь так понимаю, это вот тут надолго, да? Помоги брат…
Для кого-то весело понедельник начался =)))
А он сидит рядышком и с такой надеждой смотрит на меня. Столько тоски в его взгляде.
«Я бы покормил тебя», думаю я, натурально сочувствуя ему. Еле сдерживаюсь, чтобы не погладить. Он настолько жалок, настолько потерян, что ничего кроме сочувствия не вызывает. Ну нет у меня ничего, чем бы мог тебя утешить, усатый. Не смотри так. Хорошо, что вообще тепло и мы сидим тут с тобой, не думая, как бы и где согреться.
Слушай, думаю про себя, а что ты тут вообще сидишь? Неужели тебе некуда пойти? Неужели все твое существование теперь свелось к этой траншее и моему присутствию. Нет, серьезно… Ты мне не мешаешь, но мне как-то неудобно ничего не делать в твоем присутствии. Я даже фотографировать не могу нормально. У меня рука дрожит от твоего почти плачущего взора.
Протягиваю ему кусочек сахара. Отказывается. Нос воротит.
Слушай, мы тут с тобой уже два часа вместе сидим. Ты хоть бы мяукнул? А? Что вот так молча созерцать?
Наконец он не выдерживает. Встает, потягивается. Оглядывается в поисках чего-то только ему ведомого. Аккуратно давит мягкий катышек земли под собой и с финальным душераздирающим взглядом спрашивает:
- Слушай, брат, ну может вы кран пригоните? Мне же надо все-таки как-то машину вынуть с той стороны. Я ведь так понимаю, это вот тут надолго, да? Помоги брат…
Для кого-то весело понедельник начался =)))