(no subject)
Посвящение Дню Победы от Юрия Цыганкова.
Дню Победы посвящаю Ю. Г. Цыганков
«КАКОЕ ГЕРОЙСТВО?
ПРОСТО ХОТЕЛОСЬ ЖИТЬ»
(Часть 1 из 2)
(Русская натура. Канаты бы вить из этих людей)
Из серии рассказов о соотечественниках
У автора вошло в обыкновение благодарить судьбу за знакомство с интересными, порой удивительными личностями. В этой череде не исключение и встреча с Петром Антоновичем - морским ратником, добытчиком угля на Севере. А ещё - охотником, рыбаком, грибником, ягодником, огородником, искусным изготовителем первостатейного напитка на травах и ягодах. И рассказчиком, с которым шолоховский дед Щукарь вполне может быть свободен.
Было так. Возвращался поздним вечером в ноябрьскую непогоду из Киржача в Москву на своём «Москвиче-2141». Прошёл нормально Черноголовку, и вдруг завьюжило, видимости никакой, На окнах наледь, не поддающаяся дворнику. И движок забарахлил, еле успел дотянуть на обочину, а вскоре и вовсе заглох. Попытки завести мотор успехом не увенчались. Вспомнил про полотнище российского флага в багажнике, привязал его к палке и с час призывно склонял к проплывающим мимо машинам - ни малейшей реакции…Признаюсь, заволновался…И мобильник, надо ж такому случиться, выронил в какую-то ямку, ступил в неё в темноте, тот пискнул и замолк, балда (сам, конечно!).
Когда совсем всех стало жалко, наблюдаю в свете фонарей машины, что со стороны Москвы сворачивает ко мне ни с чем несравнимая по экстерьеру «шестерка». Остановилась, из неё, кряхтя, натужено, выбрался сухопарый, в очках на широкой резинке, заметно старше моего ветеранского возраста, водитель. Поздоровался, как бы невзначай на улице, и, не обращая внимания на мою радость, обратился то ли ко мне, то ли к машине:- «Что с вами, дорогой?», поднимает капот и склоняется в отсеке. Объяснил ему, что и как. «Я, - говорит, - этого мотора не видал, но они все одинаковые в принципе, так что разберёмся». Всё потрогал, подёргал, пососал трубки, понюхал, отвернул бензонасос, говорит:- «Рычаг обломан, запасной есть? Нет? Типично…У меня есть, но здесь не годится,… ну, ничего, заведём… Значит так, пластмассовая бутылка и шланг у нас имеется, бензин - в канистре. Наливаем,….соединяем,… бутылку основательно крепим на крыше горлом вниз, второй конец заводим на карбюратор.. Ключ на старт!» Мотор, почихав и подёргавшись, раскрутился и набрал устойчивые обороты.
«Как звать - то вас? - я ответил, - а меня Петром. Антоновичем. Отпускать тебя одного, давай по-свойски, душа не лежит, буду сопровождать до дому, Решай - в какую сторону ехать будем - в Киржач, или в Москву?» Решили, что в Москву. «И так, - уже по-командирски, - я следую сзади, скорость - 40, с Богом!».
Добрались до дома без особых приключений к часу ночи. Приняли немного, перекусили, и провалились, словно убитые. На другой день спаситель мой, не торопясь, собрался и отправился в Киржач. Так и подружились…То он появится у нас на огороде помочь чем - нибудь, то я к нему подсобить по хозяйству - за навозом смотаться на заброшенный колхозный скотный двор, загрузить коровяком под завязку «шестерку», а затем разбросать ценное добро в памидорно-огуречной теплице, под картошку, под кусты смородины и прочие растения,… то над железякой какой - нибудь помороковать вместе.
Однажды половину лета он пропадал в церкви на краю своей улицы, имени Маяковского. Не смог Пётр Антонович отказать настоятелю в просьбе помочь в восстановлении утраченных кованых решёток и части церковной ограды. Сам-то Пётр вполне мог и отказаться, но других спецов всё равно нет, иначе зияли бы проёмы красивого сооружения пустыми глазницами, чего допустить не в его натуре. Пришлось вспомнить кузнечное дело, горн соорудил, обзавёлся необходимым инструментом, и, в конце концов, справился с выполнением церковной потребы, не взяв с церкви ни рубля.
Бывает, что под настроение, не сговариваясь, возьмём, да и умотаем на его испытанном авто подальше в лес за грибами, ягодами, вениками, целебной травой. Всё для этого заранее припасено и собрано:- бензопила «Дружба», лебёдка собственного творчества, топор на случай, если на пути возникнет поваленное дерево, застряли в луже или сели на днище, а также сапоги по пояс, консервы, таблетки сухого спирта для подогрева пищи, термос, маски от комаров, непромокаемая подстилка, палатка, приспособление для сбора ягод. Не помнится, чтобы возвращались из леса не солоно хлебавши.
Каждую неделю непременно посещаем одну из трёх бань, расположенных в округе. Например, в посёлке Першино, известном в советское время своим небольшим, но авторитетным заводом по изготовлению некоторых деталей для самолётов, а сейчас заметно ожившем в связи с возобновлением заказов, хотя народу там раз в пять меньше прежнего. Но баня здесь никогда не прерывалась, поддерживаемая местными фанатами русской парной, особенно благодаря стараниям дяди Игната, который персонально шефствует над каменкой. Две бани подняты из разрухи в районном центре под давлением местных избирателей. По сарафанному радио узнаём, в каком из этих заведений наиболее приемлемый пар и проводим там блаженные часы. Причём, Пётра Антоновича, как участника боевых действий, принимают бесплатно, знают в лицо.
Между заходами в парилку чаёвничаем, разговоры про то, да сё, но когда доходит до Антоныча, народ смолкает в предвкушении острого словца или истории за жизнь, сопровождает его монолог дружным смехом и возгласами удивления. Даже если уже известная байка, но окрашенная новыми словами и оборотами, воспринимается за свежак и как свидетельство истинности рассказчика.
Вот я и подумал, что непростительно не познакомить и других людей с этим человеком. Ниже - его прямая речь после некоторой правки, очищенная от непечатной лексики, хотя полностью без неё обойтись, откровенно говоря, невозможно. Итак, записи нескольких его повествований.
«Слушай, Георгич! Из уважения к тебе и к тем, кто может окунуться в прожитую мною и сверстниками непростую жизненную историю я, конечно, постараюсь поведать о ней. Память у меня острая, даже иногда испытываю неловкость перед теми, которые лишены возможности многое воспроизводить по забывчивости или просто в силу безразличного восприятия, как говорится, бытия. Конечно, я бы с детства разговор начал, Ведь как в детстве нас заквасили, так многое и продолжается по жизни. Возьмём Горького Максима, я его «Университеты» читал, там про детство много написано, а уж потом - всё остальное, большой след в моей душе оставила его история с географией.
Без захода подступиться к войне никак не получится. Видишь ли, какое дело. Мой дед - из кулаков так называемых. Мы жили в Белоруссии, семья была крепкая, дружная, работящая. Дед имел клин земли в несколько гектаров, коров, лошадей, другую скотину, птицу. С утра до ночи на ногах, каждый при своём деле, ни одного наёмного работника, были уважаемыми людьми. И вдруг в одночасье всё у нас отбирают, сгоняют с места, запихивают в товарняк, и все мы с неимоверными трудностями оказываемся в Коми - республике, в пустой тайге.
Оказывается, нас привезли на валку леса, в наказание за якобы неправедно нажитое добро. Справедливости ради скажу, что никто из нас окончательно не озлобился, приняли это как испытание Господне за грехи, хотя сам я не особо верующий, каким был, таким и остался. А дед и родители - те, конечно, несли обиду, но постепенно успокоились, стали на ноги, помимо работы в лесу начали выращивать хлеб, картошку, овощи, обзавелись животными. С тех пор много воды утекло. И у меня убеждение окончательно утвердилось, что та коллективизация на селе была вредоносной. Неправильно было мести всех под одну гребёнку, честных и злыдней. Это примерно то же, что и негодяйский хапок промышленности после развала Советского Союза, народ никогда этого не забудет, как бы его не задабривали.
В школу я ходил с большим желанием. По всем предметам понимал, особенно любил физику, химию, решать задачи. Незаметно, без усилий освоил коми язык, меня некоторые даже принимали за местного. По успеваемости был впереди, а по дисциплине сзади. Потому, что удирал с уроков на охоту и на рыбалку. Посёлок наш был в 25- ти километрах от школы. Сейчас пацанов за один километр на автобусах возят, а я пёхом или на лыжах. Ружьё на плечи - и пошёл. Уроки почти не готовил, сидел на занятиях с открытым ртом и навострёнными ушами, всё запоминал, иногда записывал кое- чего в тетрадке, потом в голове прокручивал, чтобы дома время не тратить. И ещё был вариант. На уроках коми мне не обязательно было присутствовать. Учитель мужик был хороший, тоже рыбак и охотник заядлый, в связи с чем меня уважал. Говорил: - «Петя, вижу, что тебе не терпится, дуй-ка ты домой». Даже в пример ставил, мол, русский, а язык наш знает не хуже местных. Кстати, и немецкий у меня пошёл, там были немцы, и я с ними изъяснялся по-ихнему со взаимным пониманием. В карты научился играть, в очко. Выигрывал ружья, один раз - корову. Корову не взял, а от ружей не отказался. Местные по этой части не шибко сообразительные, но выигрывать надо, раз сел за карты, иначе сам останешься без штанов, не пощадят.
Об охоте и рыбалке ещё поговорим. Для меня это стало уже не увлечением, а частью жизни, болезнью, если по-честному. Не просто душу отвести, а добывание пищи в условиях постоянной нехватки пропитания, Привычка к добротной дичи и рыбе настолько сильная, наподобие, видимо, наркотической тяги, что иной раз места не находишь, пока с ружьём не вырвешься в лес или в тайгу на добычу. И это в 14-летнем возрасте.
После школьной семилетки поступил в ФЗУ, что в Сыктывкаре, улица Авиационная , 7, на тракториста. Учителя простые и требовательные. Кроме знаний по трактору и автомобилю давали другие трудовые навыки. Не только на словах, но и практически втолковывали, как слесарить, сваривать металл, управлять токарным станком и многое другое. Впитывал всё как губка, а некоторые отсиживались. Как мне эти знания помогли в жизни, трудно переоценить, как выражаются умные люди, ну, конечно, если у самого башка на плечах.
Даже прыгнул с парашютом, правда, с досаафовской вышки высотой 250 метров за свои кровные 3 рубля. Перед прыжком послушал инструктора, потрогал стропы, крючки, парашют-то растянутый, выдёргивать кольцо не надо, всё под контролем. Но ощущение сильное, оно запомнилось, и спустя некоторое время пригодилось в конкретной военной ситуации. В ДОСААФе же прошёл 110-ти часовые курсы пулемётчика. С пулемета стрелял, не хвалясь, так, что мне половины ленты из 250 патронов хватало, чтобы поразить 15 мишеней за 300 метров. Другим для этого всей ленты не хватало. Потому, что стрелял с детства, глаза были острые, руки не дрожали, нервы крепкие.
В тюрьме пришлось посидеть, хотя всего трое суток, но факт никуда не денешь. Был в нашей компании Пашка, тоже фэзэушник, жук ещё тот. Утащил у торговца-поляка (переселённых поляков с Западной Украины здесь было много) целую коробку «Беломора» и два рулона дорогого сукна для офицерских шинелей. Ну и попался. Забрали его в камеру предварительного заключения. А команда наша дружная, надо же узнать, где он всё спрятал и перехватить, чтобы кто другой не нашёл и не поживился. Охрана в камере предварительного заключения не такая уж внимательная. Трое нас пришли к Пашке с передачей, я проскользнул в камеру, а он наружу вышел. Охранник, конечно, не заметил, он же по счету пропустил нас туда и обратно. Остался я среди пацанов-воришек, которых было человек пятнадцать. Сам-то я не воровал, за большой грех это считаю, но друг есть друг, что поделаешь, не пропадать же добру…Похлёбки тюремной поел, нормальная.
Пашка на воле своё дело сделал, схрон перенесли в другое место, но с возвращением в каталажку стал тянуть, пока дружки, условно говоря, его не уломали. Прошёл по той же испытанной схеме. Но мне лично крепко повезло, что за эти трое суток следователь, который арестованного знал в лицо, по какой-то причине не появлялся на службе. Иначе наша афёра обошлась бы мне боком, и без того отяготила бы мое кулацкое прошлое.
Часть ворованного продали, оставшееся поделили, набрали водки и кое - какой еды, напились пацаны. Моё увлечение спиртным началось с армии, со ста наркомовских граммов. А Пашку не посадили, пожалели, болел чем-то. Потом его след потерялся.
В армию меня взяли в начале 43-го, то есть в 17 лет. Собрали наподобие меня в нашей округе человек триста, привезли в Архангельск, но толком не экипировали, и мы даже не знали, какой мы части. По разговорам, причислили к пехоте на карантине. А фактически задействовали как рабочую силу на разгрузке иностранных судов, которые приходили к нам с материальной помощью по линии второго фронта. Там было многое - танки, оружие, техника, разные материалы, продовольствие, одежда и даже собранные народом вещи, в том числе свитера, полушубки, валенки и прочее. Всё это мы выгружали, перемещали в отведённые места, укладывали в указанном порядке, боеприпасы - отдельно, а каков дальнейший путь этого добра - не нашего ума дело. Кругом стояла охрана из ребят республик Средней Азии. Кормили нас не особо, жрать хотелось постоянно, тем более, что рядом такой раздражитель. Иногда, конечно, перепадало: - ящик надломится, грохнется с высоты, мешок надорванный, или охранники слабину дадут, понимают же, что мы не железные ворочать тяжести с утра до ночи. Иногда набивали животы до одури тушёнкой или молочным порошком. Однажды кто-то из наших притащил в казарму ящик мёда на 12 банок по 4 фунта, 30 человек этот дар природы за два дня употребили с кипятком. Спустя сутки, половина из нас, если не больше, изошла чесоткой. Санитар испугался, что напала какая-то зараза, хотели дезинфекцию провести, но не нашли раствора.
Меня, как тракториста, посадили на французский танк, уже заправленный, чтобы перетаскивать груз вглубь порта. Похож на наш Т-34, но гусеницы поуже, броня тонковатая и легче на 5 тонн. Нашёл толстый лист железа 2 на 4 метра, загнул один край, приварил уши, привязал канаты и - за крюк танка. На этот полоз клали гору ящиков, бочек, всякого добра и танк тянул куда надо. Месяц им управлял, заводил стартёром с пол-оборота, и ни разу не залил горючее, такой экономный оказался. Приглянулся мне этот танк!
Потом пришли американские трактора, поменьше нашего ЧТЗ. Сняли первый трактор, поставили на край причала, насколько позволила стрела судового крана. Ну, конечно, залезаю в кабину, сажусь, выжимаю сцепление, крутанул стартёром, завёл, отпускаю сцепление, а он - назад, и - кувырк в море! И я вместе с ним! Глубина - 15 метров, осадка-то кораблей 10-12 метров. Тонул он не быстро, большой же, оттолкнулся я от трактора где-то посредине глубины,.. Всплыл, народ наверху стопился, руками машет, а у меня думка…неужели расстреляют, бляха? Тут водолазы появились с этого же корабля, поддели машину под гусеницы и вытащили краном. Поставили на берег, тогда-то я и узнал, что трактор этот - с реверсом. Ручку сдвинул назад, значит все скорости - назад, ручку вперёд - скорости туда же. У нас таких тракторов и в помине не было. Танком оттащил его подальше от края, проверил, подпустил масла, а на другой день завёлся, хоть бы хны. Он же дизель, свечей там нет. Мне ничего не было, обошлось, я же не нарочно, да и механизаторов …раз-два, и обчёлся.
На разгрузке морских судов пробыли три месяца. Про помощь союзников особенно не распространяются, мы, мол, одни с немцами совладали. По моему понятию, без этой помощи нам было бы совсем тяжко фашистов превозмочь, они бы до Урала дошли. Но всё равно бы выгнали, настрой народа был раздолбить их под чистую.
Бомбили нас чуть не каждый день со страшной силой. Как только сирена, бегом в лес, бомбёжка заканчивается - назад, опять работа. В обороне порта стояло много зениток и пулемётов, но самолёты всё равно пропускали, то там горит, то там размётано, погибали постоянно. И в лесу накрывало, были погибшие, но состав нашей казармы Бог миловал. Хотя взрывалось рядом, деревья летели словно щепки.
Стали давать наркомовские сто грамм, когда и побольше, понравилось, хотелось ещё. Поэтому, когда заметили неведомые бочки, источавшие знакомый, чуть ощутимый запах, сразу думка возникла - проверить. Слесарный инструмент весь у меня, Задача - затуманить голову охране, переместить бочку в укромное место, продырявить её, вставить шланг и продегустировать. Всё сделал как надо. Лёжа на брюхе, ртом потянул отдающую спиртом жидкость, глотнул несколько раз, а меня уже за ноги волокут по снегу, хватит, мол, уступай следующему! Ну, тут уж кто сколько успел, и у кого какое здоровье. Некоторые набрались чересчур. Когда брели в казарму один другого плечом поддерживали, а потом шарики за ролики у некоторых заскочили. Дошло до того, что стали валенками кидать в портреты вождей, которые здесь висели - Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, другие, хвастались меткостью. Половину портретов посшибали, но Сталина не тронули. А потом некоторые стали корчиться от боли, ну их в больницу. Меня же лишь пронесло. Никому срока за дурость не дали, а могли жизнь крепко испортить. Оказалось, что мы попали на охлаждающую спиртосодержащую жидкость для самолётов. Получил ещё один урок на всю жизнь.
Никакой военной подготовки не проходили, да и как проходить, когда еле таскали ноги. А тут начальство вдруг зашевелилось. Собирают всех на поле аэродрома и говорят, что будем учиться ходить строем. Промаршировали два дня, немного освоились, пробовали даже попеть, но не вышло, помешала начавшаяся бомбёжка. Занимались на полигоне, сначала стреляли с миномёта, но неудачно - мина упала на своих, правда, никого не повредила. Четверым, и мне в том числе, дали по очереди пострелять с пулемёта по деревянному щиту метров за двести, каждому по ленте. Но желающих оказалось много, каждому хотелось нажать гашетку. В общем, выпустили несколько ящиков патронов, все попробовали себя пулемётчиками.
Короче, нас, оказывается, собирают, знаешь куда? На прорыв финского фронта, десантниками - пулемётчиками. Людей, которые ни разу не были на самолёте, многие близко его даже не видавшие, и совсем не обстрелянные. Но я-то ладно - как никак с вышки сигал, в курсе, с пулемётом тоже знаком. Оказывается, по военному делу я больше всех знал, рассказал ребятам про опыт управления парашютом, кое - что про пулемёт, договорились держаться друг друга по знакомству, по доверию. С нашего посёлка оказалось четверо, и ещё наш молодой учитель Василий Колосков.
Сформировали три пулемётные роты, каждой роте дали по четыре разобранных «Максима». Мне - ствол (22кг, первый номер), другому - станок (32 кг, второй номер), и так далее. Парашюты раздали, а тем, кто со станком и стволом - по два парашюта. Патронами загрузились под завязку, кое-какими пожитками. Выдали также ватные брюки, валенки, белые полушубки. Ну, значит, напряглись, ждём.
Приземлился самолёт, выходит инженер-капитан второго ранга, в кожаном реглане, погоны наверху, Сапожников, который подписывал на меня призывные документы, во - судьба(!). Строимся.
Подаёт команду: - «Желающие служить во флоте есть?» Ну, тут крики, х.. поймёшь.
- «Есть!» - кричим, нам бы куда-нибудь, лишь бы подальше от этой непонятной смерти…
- «Шофера, трактористы, механики - есть? Шаг вперёд!»,- я шаганул, а сам толкаю Василия - учителя, другим знакомым киваю, мол, давайте держаться вместе. Тоже шаганули. Остальные остались стоять. Вот так!
- «Сдать одежду!»- полушубки, брюки, валенки скинули.
Тут же взамен дали шинели, потрёпанные, у некоторых порванные полы, протёртые штаны на коленках, даже грязь не отмытая. Может из госпиталей собрали, а может после боя… Шапки со звёздочкой каждому. И бегом - на пароход ледокольного типа под названием «Карелия». Курс - на Соловецкие острова.
Подошли с восточной стороны острова, к главному причалу, увидели Кремль. Не дотянув метров триста из-за льда, оставили судно, и, где бегом, где на четвереньках по снежно- водяной каше до сухого берега.
Привели в монастырь, в тёплое помещение, отогрели, покормили. Кормили там, можно сказать, терпимо. Чтобы к вопросу питания не возвращаться, а он для солдата первостатейный, я, между прочим, свою добавку на новом месте заработал быстро. Увидал в столовой медные кастрюли, логудами называются, в которых готовят пищу, а они все протертые почти до дыр. Я и говорю повару, давайте, полужу кастрюли-то, иначе совсем пропадут. Он сильно засомневался, но согласился, Если, говорит, испортишь и без жратвы останемся, беды не оберёмся. Для этого требовалось олово, пакля, соляная кислота и уголь. Всё нашлось, горн тоже. Сделал, как показывали в ФЗО. Вот училище-то было! Повару так понравилось, что он стал кормить меня как на убой, а я с ребятами делился.
Зато жили в палатках, до берега Белого моря триста метров. Присыпали палатки с боков землёй с соломой, поставили печки-буржуйки. С вечера, когда ночевать возвращаемся, печь топится и терпимо, а к утру - ниже нуля. Придумали зарядку - таскать друг друга на хребте к морю и обратно, до испарины, иначе бы заледенели напрочь. Приём пищи, и в Кремль - заниматься.
Теперь о главном. Привезли нас сюда для изучения и практического освоения техники и оборудования американских, канадских и английских торпедных катеров. Самих катеров еще не было, но их поступление ожидали после открытия второго фронта. В Соловки доставили двигатели разных фирм, запасные части, приспособления, инструмент, расходные материалы, макеты катеров - всё, что нужно изучать и осваивать Преподаватели объясняли понятно, разжёвывали до мелочей, я, конечно, по привычке сидел с раскрытым ртом, писал в тетрадку, которую до сих пор держу. А были и такие, у которых по 5-6 классов, они и не стремились дальше и не понимали, что к чему. А что делать? Не выгонишь же. Занятия проходили с утра до темна. А потом учили разбирать двигатели, менять различные узлы и детали, выполнять регламентные работы по уходу за техникой. Упирали на физику, химию в объёме, как сказали, техникума, и на историю - для повышения патриотизма. Тут уж не стали забывать про наших адмиралов. А то моего батьку, когда высылали из Белоруссии, милицейские избили плёткой, аж шкура слезла. За то, что в сундуке углядели портрет адмирала Макарова, царского «сатрапа». А его, Макарова, до сих пор почитают. Подобные придурки столько глупостей и бед натворили!
Но большинство, конечно, честные, порядочные люди, Из таких был наш замполит на Соловках Кудрявый, старый матрос, 55-ти лет, побывавший во многих переделках, настоящий патриот, многому доброму нас научивший. Он меня надоумил вникнуть и в водолазное дело, что выручило не раз на корабельной службе. Я случайно нашёл на Соловках книгу по истории этих островов, толстая, в кожаном переплёте, жёлтые листы. Ему отдал, чтобы хоть как-то поблагодарить за отцовское к нам отношение.
Учёба-то учёбой, но нас, как водится, использовали по всяким хозяйственным делам, Однажды копали под стеной Кремля и упёрлись в кучу ядер под два пуда каждое. Решили поинтересоваться, а что же внизу. А внизу дубовая крышка, под ней круглый кирпичный ход под землю. Мы туда лазили, двое, не смотря на запрет, полезли дальше и исчезли, может, провалились или засыпало, списали как пропавших без вести.
Но любопытство раздирало. В одном из подземных ходов обнаружили четыре здоровых целёхоньких бочки соленой селёдки со времен Петра Первого. Кто же вытерпит, чтобы не попробовать? Попробовали - нормально, а чего ей будет, в соли-то? Две бочки употребили, остальные по команде отправили в лабораторию в Ленинград, чтобы раскрыть секрет монахов по засолке рыбы. Ведь многие свои секреты и традиции они не передали, едрёна вошь…По всему острову, от берега до берега, в сторону Кандалахши идёт подземный ход, и везде по штрекам запрятаны продукты. Англичане ещё до Петра и после хотели измором взять остров. Но сами чуть не погибли. Они остров блокировали судами со всех сторон, а монахам до - лампочки. Воды и еды - полно. А потом как шарахнули раскалёнными ядрами по их парусникам, которые, как известно, лишены заднего хода, что большинство вспыхнули как спичечные коробки. Захватчики в отчаянии полезли было на кремлёвские стены, а из бойниц - оружейный огонь в упор, а кого - кипящей смолой окатили. Нескольким, допустим, попало, остальных уже не загонишь. В общем, дунули оттуда оставшиеся англичане, и с тех пор здесь вроде бы не появлялись, а если и пробовали, то безуспешно.
Слазил на Секир-гору, 270 ступеней.. Оттуда белые кидали вниз красных, потом большевики сбрасывали белых. Пока по ступенькам вниз долетит - готов. А потом кидали в озеро рядом, хоронить некогда было. А я, дурак, рыбу в этом озере ловил. В посёлке «Саватьево» побыл на развалинах церкви, купол её был самой высокой точкой на острове, служил маяком для кораблей. Может, сейчас восстановили, больно уж место красивое…
Потом дали команду сено косить, Между делом наелись малины и смородины. И всё это на полярном круге. А южнее, в Архангельске ничего такое не растёт. Опять же монахи - это дело их рук и голов. Напоследок в составе восьми человек постояли сутки в карауле в «резиденции» коменданта острова генерал-майора Броневицкого. Хозяина на месте не было, зато яблоки ранние - по-кулаку. Такое блаженство, как будто войной и не пахнет. Настоящая война для меня и других таких же только начиналась…
Настал момент, когда нас, уже обученных, вернули морем назад, конкретно - в Мурманск. Подгадали к приходу нескольких больших кораблей, гружённых торпедными катерами в количестве 61 единицы, участвовавших в высадке войск второго фронта. Катера были трёх фирм:- американские «Хейнс» и «Далькореми» и английские - «Воспер», но укомплектованные почти одинаковым оборудованием. Двигатели в основном знаменитой американской фирмы «Паккард». Три бензиновых мотора, каждый по две тысячи «лошадей», всякое другое оборудование. Вот я на «Хейнсе» и служил под номером- 206, механиком машинного отделения, потом командиром взвода. Судно из красного дерева, - загляденье! Моя с напарником задача - обеспечить надёжный ход корабля, а скорость его превышала 100 километров в час, если перевести с узлов. И других обязанностей хватало, как у всей команды. А когда надо - моё место у пулемёта или у пушки.
Наше вооружение - торпедный аппарат с торпедами, две пушки, четыре пулемётные установки, боеприпасы, личное оружие. Состав команды 14 человек. Командиром назначили Павлова, Героя Советского Союза, что уже говорит о многом, такие звания зря не раздавали, достойная личность.
И сразу же чуть не влипли. При возвращении после выполненного задания по постановке мин, налетает два самолёта. Мы их огнем отпугнули, благо море было спокойное, и стреляли прицельно, может даже попали, потому что один закачался и задымил. Но и нам досталось. Смотрю, на одном двигателе упало давление. Оказывается, масляный бак пробит, полбака масла уже нет, хроповик забирает воздух. На катере приготовлено всё для борьбы за живучесть: разные планки, плашки, затычки, пластыри, подпорки и всё такое. Дыру заделал, и ума хватило качнуть в бак простой воды, получилась масляная эмульсия. Не чистое масло, но мотор-то не голый! И продолжали двигаться на трёх двигателях на максимальной скорости, чтобы уйти от повторного налёта, пока не подошли в зону нашей защиты. А дальше шли уже на двух двигателях. Короче говоря, удалось мотор сохранить в целости. Когда пришвартовались, командир спрашивает, почему остановил третий двигатель. Объяснил ситуацию, а он в ответ - «правильно сделал». Наутро собрал команду и объявил мне благодарность.
Приходилось вести огонь, когда убило пулеметчика, а в другой раз, когда командора смыло за борт волной, видимо, не прицепился ремнями. Пулемётчик находится в турели, что-то вроде бочки с сидением, и вместе с пулемётом крутится следом за целью. В тёплое время всё нормально, а в наши морозы эта карусель никак не подходит. Когда наступает обледенение, турель повернуть невозможно, приходится стрелять только прямо и вверх. Тут уж многое зависит от командира, который наводит корабль куда надо.
И вновь налетели самолёты, пытаются нас прошить. Мы увильнём, а они по-новой, достали, один стрелок погиб, огня нашего поубавилось. Командир кричит мне:- «Некому!» Кинулся до пулемёта, даже куртку не натянул, некогда, иначе погибнем на х… Мороз минус 20, ветер пронизывающий, не чувствовал в горечах. Когда огня добавил, сплошную трассу, уже другое дело. Один свалился. Но стреляли-то две пушки и четыре пулемёта. Кто попал? Не известно. Самолет врезался в скалу, видели, что лётчик выбросился, мы сразу - туда, нашли неживого. А так, был приказ - немецких лётчиков спасать. В тот раз наглядно понял, что прицел пулемёта и пушки лучше всего направлять метра на два перед самолётом, он сам налетит, а трассирующий огонь надо вести, не глядя ни на какую мушку, усёк цель и поливай. Командор же находится на носу и смотрит, чтобы катер не наскочил на мину, которых в море хоть пруд пруди, тогда от судна одни куски останутся, такое случалось.
Напряжение у стрелков бывает такое, что когда через край захочет, то это происходит произвольно - в штаны. Человек вылезти сам из турели не в силах, примерзает напрочь. Мы ему, условие: - отдаёшь боевые сто грамм - вытащим, нет - сиди. Да нет, вытаскивали, шутка такая у нас была. Если подходим к базе, то там горячая вода со шлангом, отпарим горемыку, брюки - за борт, если кальсоны мокрые - меняем, дефицита одежды уже не было. Такие вот некоторые детали освоения американской техники.
Кроме минирования морской акватории и бухт, доставляли и прикрывали десанты, возвращали их на базы, сопровождали суда, охраняли от авиации и подводных лодок. Короче, находились в постоянном движении и напряге.
Мне пришлось участвовать в высадке десанта для освобождения Киркинеса. К взрывам и стрельбе настолько привык, что даже перестал вздрагивать. Насчёт торпедирования скажу, что дело это нерядовое. Очень уж торпеды дорогие, каждая на учёте, если пускать, то наверняка. Мы пускали торпеды не раз, и по делу. Боевая служба, должен сказать, намного сложней и непонятней, чем написано в книжках и в кино показывают. Сколько лет прошло, а не уверен, что можно ли кое о чём баланду травить.
Расскажу про топливо. Замполит нам говорил так:- «Если наша бригада торпедных катеров сутки проходит в море, то уйдёт горючего столько, что хватило бы Украине на всю посевную кампанию». Двигатели были рассчитаны на бензин по качеству выше авиационного, которого почти не было, поэтому заменили на менее высокую марку с добавлением 30 процентов чистейшего спирта-ректификата. Заправщик доставлял на катер готовую бензоспиртовую смесь, обычно каждая заправка - 10 тонн горючего.
Но меня же учили химии на Соловках, Оказалось, отделить спирт от бензина легче, чем гнать самогон. В две трети ведра смеси добавляешь воду и пригоршню соли, помешал; ждёшь минут 15. Что положено - осядет, произойдёт кое-какая химическая реакция и расслоение, бензин поднимется наверх. Он горит красноватым пламенем, а когда пламя становится синеватым, значит уже водка, градусов под 50, правда, с запахом бензина. Можно тушить - бушлатом. Больше полкружки не позволяли - и жить хотелось, и командира не имели права подводить, да и не плохие мы вовсе, заменить нас особо-то некем.