Медсестра, конечно, была обязана предупредить пациентов, что после прививки под лопатку у них может ухудшиться самочувствие. А «сразу же идите домой» - это была ее собственная инициатива. После такого предупреждения глупо было рассчитывать, что оно у них не ухудшится.
Первыми почувствовали себя плохо пятеро отличниц с первых трех парт у двери. Прививку делали на втором уроке, а с третьего они уже пришли отпрашиваться. Нина Станиславовна, классный руководитель, ничего такого не подумала и отличниц отпустила с чистым сердцем. Несколько твердых хорошистов и троечников тоже подозрений не вызвали и тоже ушли домой. Когда отпрашиваться пришла группа оболтусов из последних рядов, Нина Станиславовна почуяла неладное. Оболтусов она отпустила после изрядных колебаний, заявив, что «больше никого не отпущу». Больше к ней отпрашиваться никто и не пришел, и Нина Станиславовна успокоилась. Она не учла, что далеко не все пойдут со своим пошатнувшимся здоровьем к классному руководителю, - многие обратились непосредственно к физруку и географичке, которые были сразу после прививки. Русский язык, который вела в своем классе Нина Станиславовна, стоял в расписании шестым, и до него добрался только тихий, зашуганный и незаметный двоечник Зина. На него-то Нина Станиславовна и обрушила свою запоздалую ярость. Безвинного Зину потащили к директору в качестве вещественного доказательства массового прогула. Директора нашли в столовой.
- А ты-то что? - спросил директор, - Чего остался?
- Мне прививку не делали. Я опоздал, - сознался Зина.
- Во дурак, - сказал директор, - Иди отсюда, не позорь класс.
Зина ушел, а Нина Станиславовна, учительница молодая и потому обидчивая, присела за стол напротив директорской тарелки и начала придумывать разнообразные наказания для своего девятого-ве. Случившиеся рядом физрук, географичка и учительница пения охотно поддержали молодую коллегу, хотя учительница пения в девятом классе и вовсе не работала.
Дулин снисходительно наблюдал.
- Девки, - сказал он в конце концов, когда суп подошел к концу, - Ну что вы, ей-Богу? Что, это в первый раз, что ли?
- Николай Андреич, - запричитала Нина Станиславовна, готовясь сорваться в плач, - Обидно не то, что прогуляли, а то, что… Что вот так… обманули…
Дулин отодвинул тарелку и грузно навалился на стол.
- Дочка, а ты представь себе, - доверительно сказал он, - Вот тебе тридцать рыл сказали, что у них животы болят, да? Врут, конечно. Но ты представь, - а вдруг у кого-то одного И В САМОМ ДЕЛЕ БОЛИТ!!
С тех пор прошло больше двадцати лет. С Ниной Станиславовной мы до сих пор работаем вместе. Она теперь матерый педагог, окружной методист, она больше не ноет по мелочам, но ученики, бывает, по-прежнему радуются, когда обводят ее вокруг пальца. Они думают, что она очень доверчивая.
Недавно к ней в школу пришла одна наша бывшая ученица. Валька Соколова. Давно еще, когда я только начинала директорствовать, в школу пришла милиция и взяла Вальку под стражу прямо на уроке. Потом ее посадили на десять лет - было, за что, сейчас речь не об этом. Года два назад она вернулась домой, устроилась продавщицей в ларек с сигаретами, и у нее там случилась недостача на пять тысяч. Вот эти-то пять тысяч она и пришла просить в долг у своей бывшей классной руководительницы, потому что вот-вот нагрянет хозяин ларька, и тогда - кранты. У Нины Станиславовны при себе оказалась только одна тысяча, еще одну она стрельнула у меня, и еще пятьсот рублей от себя добавила завхоз Зинка, хотя во времена Вальки Соколовой она в школе еще не работала.
- Черт знает…, - сказала Нина Станиславовна, глядя в окно в спину уходящей Вальке, - А вдруг правда?