Смотреть на верхушки*
Уже почти совсем прошел в Инженерном корпусе ГТГ в Лаврушинском долгий и обширный Фешин, а я на него внезапно пришла. Вот так, кто бы мог подумать: художник, увидеть мазок которого мечталось в последние несколько лет более, чем чей-либо еще, а дошла только се... вчера.
В принципе, те, кто, вроде меня, любят и жаждут Фешина, могут еще подхватиться и увидеть его по воскресенье включительно, а если нет, то добро пожаловать а) в Казань, б) в Русский музей и один раз в Третьяковку, с) в личное собрание, кажется, семейства Филипповых (вру, скорее всего) и д) в личные собрания американских владельцев и ряд разрозненных заокеанскх музеев. Казанский кусок выставки довольно обширен, так что понять Фешина можно будет и там, не обязательно спешить в Третьяковку. Но лучше, конечно, поспешить.
Бояться столпотворения не следует, оно, в основном, на Шагале, а тот этажом ниже. Шагал, как бы, для всех, Фешин -- нет. Что вроде как странно, ибо, как тут где-то уже жаловалась, один прекрасный автор рецензии в панчлайне обзора записал Фешина в салонные художники, а это, как мы понимаем, конечно, честный сорт яблок, но второй.
То есть, этот наш-ваш Фешин -- вроде как казанско-таосский Болдини для бедных и богатых, потому что порой писал портреты дам, порой в интерьерах, порой за пианино, порой ню. Ну, так я понимаю часть определения салонного художества. Но это, в принципе, фигня, т.к. какая разница, кто что писал, все-таки низких жанров нет, есть хорошее и плохое искусство. Фешин -- это искусство (да и всякие этнические люди у него во множестве, деревня русская и прочий несалон).
По большому счету, работы, представленные на выставке, вполне стилистически однородны. Ленин отличается от жены художника ничем, а от более "фешинских портретов" разве что дописанностью фона. Есть очень прикольные полустуденческие национальные свадьбы, где художник с большим успехом пробовался в мелком разноцветном мазке, но это как-то не вполне Фешин. Наконец-то я, распугивая посетителей, этот его фирменный мазок и вообще технику раглядела. Впечатление, что в протир по холсту работалось широкой, чуть не малярной кистью (не знаю, мастихинные выкладки мне кажутся иными, но правда не знаю), и частенько автор не заморачивался не только заполнением краской низов-верхов-углов, но и белым цветом. На изумительном портрете сонно-надменной девочки белая одежда -- живой холст, использованный так, как это бывает с бумагой, когда на нее уходят остатки линий, не обремененных тонировкой. Эффект, надо сказать, обалденный. Протиры эти, где надо перемежающиеся густо наложенным красочным слоем, который может и стоять дыбом, похожи на... вот на что.
Один индийский набоб эпохи перед получением Индией независимости использовал пресс-папье, являвшее собой большой кусок смятой газеты. Спрашивается, как мятая газета может быть пресс-папье? Просто: в ней находился алмаз размером с два Куллинана и один кулак.
Вот и у Фешина периферия -- мятая газета, а в центре лица. Вот лица прописаны гладко, нежно, глаза -- вовсе ускользающе-мерцающая мозаика из мазков, живые, вдруг искусно оттененные неожиданной микроскопической рифмой какого-нибудь кобальта за ухом модели. У детей и женщин часто добавлен странный, но прекрасно работающий эффект - чуть смазан уголок губ (левый от зрителя); похоже авторская фишка.
То, что Фешин -- блестящий и, мне кажется, уникальный рисовальщик, все знают, но живописи его это не мешает (как бы это парадоксально ни звучало). Живопись его живая, спонтанная, не раскрашенный рисунок. Техника, конечно, обалденная. Есть один казанский портрет... и тут надо заметить, что как любой гений (хм, ну да, он гений), ряд вещей он делал без причины. Не дописывал холст, вазюкал как-то структурно-приблизительно кистью, и где-то по краям работы вдруг брался выписывать какой-то фон, декор, мебель, плитку в ванной, обои (все-таки думаю, обои на портрете с обоями наклеены, ну, не мог он их маслом штамповать). Скажем, в одном каком-то лотрековском по настроению и образу модели портрете (дама с такими черными кругами под глазами, что просто немое кино) все выполнено, как Фешину и положено, и вдруг понимаешь, что видно в углу резьбу по мебельному дереву. Что это, как это? Не знаю точно, но показалось, что по красочному слою резьба процарапана обратным концом кисти, как палочкой.
Живые, интересные, красивые и всякие люди вылезают из смятых красок и наполняют три зала выставки. Как будто в кондитерской лавке любуешься на товар -- слюнки текут от радости. Есть в экспозиции и фотографии американского дома художника, и биографическая справка, и портрет Бурлюка, с которого началась американская слава Фешина. Нет моих любимых девочек в фиолетовом платье, то есть, есть одна, но не та, которую хотелось. Подсолнухов нет, да много чего -- натворил он много. Здорово, что Фешин уехал, процвел и вот вернулся-таки на Родину картинами, может, все-таки постепенно мы привыкнем к тому, что был у нас такой художник с большой буквы Т. Здорово, что ценим Фешин на Западе за то, как рисовал и писал, а не за то, что сказал какое-то офигительно новое квадратно-линейно-пятнисто-капельное слово в искусстве. Жалко: то, что он делал, оказалось тупиковой веткой, и больше никто уже не будет хитро раскрывать для нас бумажные комки, чтобы показывать бриллианты.
***
Шагал же, как я и думала, для меня скучен, рисовать не умеет, окружен ажиотажем, от осликов его мне дурно, и огромное уважение, вызываемое среди меня его летающими людьми, и синюшная задница ню, расположившейся над условным Витебском и максимально приближенная к Энгру, -- апофеоз того, что он сделал, но и гербовая печать на том, чего не мог сделать никогда.
*
Идя по улице, смотрите на верхушки деревьев: помогает для сохранения красоты шеи.
Картинки из закромов, совпадающие с представленными на выставке:
Есть еще, но почему-то не вставляются
В принципе, те, кто, вроде меня, любят и жаждут Фешина, могут еще подхватиться и увидеть его по воскресенье включительно, а если нет, то добро пожаловать а) в Казань, б) в Русский музей и один раз в Третьяковку, с) в личное собрание, кажется, семейства Филипповых (вру, скорее всего) и д) в личные собрания американских владельцев и ряд разрозненных заокеанскх музеев. Казанский кусок выставки довольно обширен, так что понять Фешина можно будет и там, не обязательно спешить в Третьяковку. Но лучше, конечно, поспешить.
Бояться столпотворения не следует, оно, в основном, на Шагале, а тот этажом ниже. Шагал, как бы, для всех, Фешин -- нет. Что вроде как странно, ибо, как тут где-то уже жаловалась, один прекрасный автор рецензии в панчлайне обзора записал Фешина в салонные художники, а это, как мы понимаем, конечно, честный сорт яблок, но второй.
То есть, этот наш-ваш Фешин -- вроде как казанско-таосский Болдини для бедных и богатых, потому что порой писал портреты дам, порой в интерьерах, порой за пианино, порой ню. Ну, так я понимаю часть определения салонного художества. Но это, в принципе, фигня, т.к. какая разница, кто что писал, все-таки низких жанров нет, есть хорошее и плохое искусство. Фешин -- это искусство (да и всякие этнические люди у него во множестве, деревня русская и прочий несалон).
По большому счету, работы, представленные на выставке, вполне стилистически однородны. Ленин отличается от жены художника ничем, а от более "фешинских портретов" разве что дописанностью фона. Есть очень прикольные полустуденческие национальные свадьбы, где художник с большим успехом пробовался в мелком разноцветном мазке, но это как-то не вполне Фешин. Наконец-то я, распугивая посетителей, этот его фирменный мазок и вообще технику раглядела. Впечатление, что в протир по холсту работалось широкой, чуть не малярной кистью (не знаю, мастихинные выкладки мне кажутся иными, но правда не знаю), и частенько автор не заморачивался не только заполнением краской низов-верхов-углов, но и белым цветом. На изумительном портрете сонно-надменной девочки белая одежда -- живой холст, использованный так, как это бывает с бумагой, когда на нее уходят остатки линий, не обремененных тонировкой. Эффект, надо сказать, обалденный. Протиры эти, где надо перемежающиеся густо наложенным красочным слоем, который может и стоять дыбом, похожи на... вот на что.
Один индийский набоб эпохи перед получением Индией независимости использовал пресс-папье, являвшее собой большой кусок смятой газеты. Спрашивается, как мятая газета может быть пресс-папье? Просто: в ней находился алмаз размером с два Куллинана и один кулак.
Вот и у Фешина периферия -- мятая газета, а в центре лица. Вот лица прописаны гладко, нежно, глаза -- вовсе ускользающе-мерцающая мозаика из мазков, живые, вдруг искусно оттененные неожиданной микроскопической рифмой какого-нибудь кобальта за ухом модели. У детей и женщин часто добавлен странный, но прекрасно работающий эффект - чуть смазан уголок губ (левый от зрителя); похоже авторская фишка.
То, что Фешин -- блестящий и, мне кажется, уникальный рисовальщик, все знают, но живописи его это не мешает (как бы это парадоксально ни звучало). Живопись его живая, спонтанная, не раскрашенный рисунок. Техника, конечно, обалденная. Есть один казанский портрет... и тут надо заметить, что как любой гений (хм, ну да, он гений), ряд вещей он делал без причины. Не дописывал холст, вазюкал как-то структурно-приблизительно кистью, и где-то по краям работы вдруг брался выписывать какой-то фон, декор, мебель, плитку в ванной, обои (все-таки думаю, обои на портрете с обоями наклеены, ну, не мог он их маслом штамповать). Скажем, в одном каком-то лотрековском по настроению и образу модели портрете (дама с такими черными кругами под глазами, что просто немое кино) все выполнено, как Фешину и положено, и вдруг понимаешь, что видно в углу резьбу по мебельному дереву. Что это, как это? Не знаю точно, но показалось, что по красочному слою резьба процарапана обратным концом кисти, как палочкой.
Живые, интересные, красивые и всякие люди вылезают из смятых красок и наполняют три зала выставки. Как будто в кондитерской лавке любуешься на товар -- слюнки текут от радости. Есть в экспозиции и фотографии американского дома художника, и биографическая справка, и портрет Бурлюка, с которого началась американская слава Фешина. Нет моих любимых девочек в фиолетовом платье, то есть, есть одна, но не та, которую хотелось. Подсолнухов нет, да много чего -- натворил он много. Здорово, что Фешин уехал, процвел и вот вернулся-таки на Родину картинами, может, все-таки постепенно мы привыкнем к тому, что был у нас такой художник с большой буквы Т. Здорово, что ценим Фешин на Западе за то, как рисовал и писал, а не за то, что сказал какое-то офигительно новое квадратно-линейно-пятнисто-капельное слово в искусстве. Жалко: то, что он делал, оказалось тупиковой веткой, и больше никто уже не будет хитро раскрывать для нас бумажные комки, чтобы показывать бриллианты.
***
Шагал же, как я и думала, для меня скучен, рисовать не умеет, окружен ажиотажем, от осликов его мне дурно, и огромное уважение, вызываемое среди меня его летающими людьми, и синюшная задница ню, расположившейся над условным Витебском и максимально приближенная к Энгру, -- апофеоз того, что он сделал, но и гербовая печать на том, чего не мог сделать никогда.
*
Идя по улице, смотрите на верхушки деревьев: помогает для сохранения красоты шеи.
Картинки из закромов, совпадающие с представленными на выставке:
Есть еще, но почему-то не вставляются