Глава 61. "МАМА, ПАПА И ЛИНИЯ ПАРТИИ". Повесть. Часть 4
"Мама, насколько я понимаю, всю жизнь мучительно пыталась соединить в душе искреннюю преданность коммунистическим идеям с многовековой еврейской генетической традицией беззаветной верности интересам семьи и защиты детей. Для нас с братом мать была идеальной еврейской мамой, любящей, заботливой, домовитой. Именно поэтому так резко выделяются в памяти редкие случаи, когда в маминой душе взбрыкнувший вдруг Павлик Морозов пытался победить эту "а идише мамэ" (всегда - безуспешно!)."
Мы жили вчетвером в шестнадцатиметровой комнате семикомнатной коммунальной квартиры. Это вполне объясняет, почему мы с братом, по мере перехода от детства к отрочеству и юности, дни проводили за чтением, а вечера - с друзьями, стараясь появляться дома ближе к ночи. Шли годы, и брат, и я обзавелись собственным жильем, а затем - и собственными семьями. Много лет собираюсь объединить в книгу накопленные опыты/эссе/essays (спасибо за подаренное определение жанра, дорогой Монтень!). Судьба одобрила мое намерение и посадила для этого под домашний арест, отняв возможность ходить. Пришлось принять ее предложение, подкрепленное моей природной ленью и скупостью ("что же зря добру пропадать!").
Незыблемым правилом в нашей жизни стали воскресные семейные обеды у родителей, где мы должны были неукоснительно собираться с чадами и домочадцами. Уклониться возможно было бы только в связи с каким-нибудь стихийным бедствием. Впрочем, никто и не старался уклоняться, за неделю мы успевали соскучиться по общению и по несравненной маминой кухне. Особенно радовался нашим встречам отец. Ничего удивительного, что после нескольких инцидентов, подобных описанному в предыдущей главе, у отца вошло в привычку обсуждать общественно-политические темы не дома, а только на прогулках с близкими друзьями. Постепенно друзей у отца становилось все меньше, но мы, брат и я, благодаря своему богемному окружению, выросли, по маминому мнению, отъявленными отщепенцами. Поэтому отец не мог не воспользоваться случаем обсудить с сыновьями какой-нибудь спорный, с точки зрения мамы вопрос, например - дикцию Брежнева или, пуще того - вторжение в Афганистан.
Типичный наш семейный обед складывался так: куриный бульон с клецками
(Советская история заставила перенести многовековую еврейскую традицию праздничной субботней семейной трапезы с вечера пятницы на воскресенье.
Кстати, догадайтесь сами, почему во всех больницах СССР и в Израиле на обед по пятницам подавался, да и подается куриный бульон!). За супом и закусками шел обмен семейными новостями, а ко времени подачи второго блюда отец расслаблялся уже достаточно, чтобы обсудить с нами что-нибудь актуально - политическое. Тут же у мамы срабатывал стоп-сигнал, и она начинала сердиться, в зависимости от степени отцовской неосторожности, доходя, иногда, до швыряния тарелками. В функцию невесток и внучек входило попытаться погасить пожар, но иногда это не удавалось, и мужчины огребали по - полной.
Так мы ответили, по-моему, за Афганистан : мама рассердилась настолько, что воскликнула : " Знаете, почему я в свое время отказалась от персональной пенсии?!"
Дело в том, что в конце 70-х годов исполнилось 50 лет маминого пребывания в партии, она вступила в КПСС на несколько лет раньше отца. Поэтому маме полагалась персональная пенсия районного значения - бесплатный проезд на городском транспорте и бесплатные лекарства. Факт этот мама, как выяснилось, от детей и от мужа утаила. Только ярость и обида вырвали у мамы признание:
" Я отказалась от персональной пенсии, потому что я ее недостойна - я не смогла правильно воспитать детей !"
Мама, ты смогла! Прости нас, пожалуйста! Мы не хотели причинять тебе боль. Твоя заслуга, что мы научились стойко держаться за свои убеждения, и это твоя заслуга, что семейные ценности - интересы близких, детей и внуков стали для нас с братом важнейшими в жизни.
