Глава 53. "Вы лечИте, Александр Маркович". Заведующий терапевтическим отделением.
Заведующую вторым терапевтическим отделением Тамару Ароновну Шурайц с пятого курса мединститута в 1943 году призвали врачом в медсанбат. Вернувшись после войны в Москву, она устроилась в Басманную больницу, где и проработала следующие 40 лет. К 1986 году Тамара Ароновна подустала и собралась на пенсию. К этому времени я работал в Басманной уже пять лет и приобрел репутацию хорошего доктора. Расставаться с Тамарочкой, как за глаза звали ее все сотрудники, не хотелось - мы с ней замечательно сработались. С другой стороны, я уже ощущал потребность в большей свободе и самостоятельности в лечении сложных больных, и довольно часто спорил с осторожной Тамарочкой по этому поводу. При этом я опасался, что после ее ухода во главе отделения могут поставить кого-то, больше подходящего начальству по анкетным данным, но вовсе неподходящего по уму и характеру. Вскоре старшая сестра нашего отделения, Римма Викторовна Шилова, которая всегда первой узнавала все больничные новости и слухи, сообщила, что заведующим второй терапией все-таки назначают меня. Я поделился с ней опасениями, что буду путаться в ненавистной бумажной волоките, сопутствующей должности. На это великолепная Римма ответила просто:" Вы, Александр Маркович, лечИте, это у вас получается. А бумажки оставьте мне. Вашу подпись, "Ч" с закорючкой, я давно освоила". С тех пор мне приходилось подписывать, не считая выписок из историй болезни своих пациентов, только те документы, которые требовали присутствия в администрации. И никто, включая меня самого, не мог отличить мое "Че с закорючкой" от Римминого. И ни разу за многие годы у меня не было повода пожалеть о нашем соглашении. Вторым доводом в пользу заведования был собственный кабинет, где я мог курить в свое удовольствие, не раздражая некурящих коллег, и разговаривать по телефону, не привлекая и без того повышенного внимания сотрудниц к подробностям моей личной жизни (критическое обсуждение звонивших мне в ординаторскую женских голосов и их обладательниц было любимым развлечением коллег-женщин во время чаепитий в ординаторской).
Обычная проблема московских больниц - недостаток места для больных и для персонала. В нашем отделении, официально рассчитанном на 80 коек, обычно находилось до ста и более пациентов. В палатах, рассчитанных на 5 - 6 мест, стояло по 7, а то и 8 коек, а в осенне - зимний период кровати с больными заполняли и коридоры отделения. Так же переполнена бывала и ординаторская. Басманная больница была базой кафедры клинической фармакологии Второго Медицинского института, и в отделении проходили обучение интерны и клинические ординаторы кафедры, и все они (один, редко - два постоянных врача, один-два интерна, пара клинических ординаторов и опекавшие их ассистентки кафедры) теснились в ординаторской.
Как заведующий я должен был: осматривать в день поступления всех новых пациентов совместно с лечащим врачом, проводить плановый обход с палатными врачами нескольких палат ежедневно, с тем чтобы не реже раза в неделю осмотреть всех больных отделения. Часто также приходилось подменять кого-то из заболевших коллег, попутно оценивая состояние их пациентов и корректируя лечебные назначения. Кроме того, на мне осталось ведение больных в четырех двухместных "блатных" палатах, куда попадали пациенты из райкома партии и других высоких учреждений. Лечение их, к сожалению, было для меня дополнительной головной болью, но свидетельствовало о доверии администрации больницы. Это позволяло мне под предлогом лечения этих больных заказывать в больничной аптеке мощные антибиотики и другие дефицитные препараты, создавая в отделении тайный резерв для тяжелых случаев. Одним из преимуществ заведования была возможность, при необходимости, без волокиты положить к себе кого-то из нуждавшихся в больничном обследовании и лечении родственников или друзей. Эта возможность, в дальнейшем, к сожалению, не раз пригодилась (правда, однажды - к счастью, но это отдельная история, которую я расскажу позже).
Вдумчивый осмотр сотни с лишним пациентов в неделю приносил, кроме растущего профессионального опыта, еще и удовлетворение от общения с людьми, зачастую - невероятно интересных судеб, а возможность делиться знаниями с молодыми коллегами, как выяснилось, очень мне нравилась.
Вспоминаю, как однажды на утренней пятиминутке дежуривший ночью интерн доложил о поступившей в отделение пожилой женщине с обструктивной ("механической") желтухой. Я пошел вместе с интерном осмотреть ее. Действительно, обращал на себя внимание необычный темный оливковожелтый цвет кожи, при том, что белки глаз оставались чисто белыми. Я спросил больную, не из Индии ли она, на что получил ответ:" Я цыганка." Тут представился случай рассказать интерну, что при истинной желтухе любого происхождения прежде всего прокрашиваются в желтый цвет глазные яблоки, чего здесь не наблюдалось. Пока мы беседовали у постели больной, в палату вошла пожилая лаборантка, чтобы взять экстренный анализ крови. Приблизившись, лаборантка воскликнула:"Ой, как вы похожи на Лялю Черную!". На что старая дама ответила:" А я и есть Ляля Черная!".( ***)
Продолжение следует.
Обычная проблема московских больниц - недостаток места для больных и для персонала. В нашем отделении, официально рассчитанном на 80 коек, обычно находилось до ста и более пациентов. В палатах, рассчитанных на 5 - 6 мест, стояло по 7, а то и 8 коек, а в осенне - зимний период кровати с больными заполняли и коридоры отделения. Так же переполнена бывала и ординаторская. Басманная больница была базой кафедры клинической фармакологии Второго Медицинского института, и в отделении проходили обучение интерны и клинические ординаторы кафедры, и все они (один, редко - два постоянных врача, один-два интерна, пара клинических ординаторов и опекавшие их ассистентки кафедры) теснились в ординаторской.
Как заведующий я должен был: осматривать в день поступления всех новых пациентов совместно с лечащим врачом, проводить плановый обход с палатными врачами нескольких палат ежедневно, с тем чтобы не реже раза в неделю осмотреть всех больных отделения. Часто также приходилось подменять кого-то из заболевших коллег, попутно оценивая состояние их пациентов и корректируя лечебные назначения. Кроме того, на мне осталось ведение больных в четырех двухместных "блатных" палатах, куда попадали пациенты из райкома партии и других высоких учреждений. Лечение их, к сожалению, было для меня дополнительной головной болью, но свидетельствовало о доверии администрации больницы. Это позволяло мне под предлогом лечения этих больных заказывать в больничной аптеке мощные антибиотики и другие дефицитные препараты, создавая в отделении тайный резерв для тяжелых случаев. Одним из преимуществ заведования была возможность, при необходимости, без волокиты положить к себе кого-то из нуждавшихся в больничном обследовании и лечении родственников или друзей. Эта возможность, в дальнейшем, к сожалению, не раз пригодилась (правда, однажды - к счастью, но это отдельная история, которую я расскажу позже).
Вдумчивый осмотр сотни с лишним пациентов в неделю приносил, кроме растущего профессионального опыта, еще и удовлетворение от общения с людьми, зачастую - невероятно интересных судеб, а возможность делиться знаниями с молодыми коллегами, как выяснилось, очень мне нравилась.
Вспоминаю, как однажды на утренней пятиминутке дежуривший ночью интерн доложил о поступившей в отделение пожилой женщине с обструктивной ("механической") желтухой. Я пошел вместе с интерном осмотреть ее. Действительно, обращал на себя внимание необычный темный оливковожелтый цвет кожи, при том, что белки глаз оставались чисто белыми. Я спросил больную, не из Индии ли она, на что получил ответ:" Я цыганка." Тут представился случай рассказать интерну, что при истинной желтухе любого происхождения прежде всего прокрашиваются в желтый цвет глазные яблоки, чего здесь не наблюдалось. Пока мы беседовали у постели больной, в палату вошла пожилая лаборантка, чтобы взять экстренный анализ крови. Приблизившись, лаборантка воскликнула:"Ой, как вы похожи на Лялю Черную!". На что старая дама ответила:" А я и есть Ляля Черная!".( ***)
Продолжение следует.