Некоторые факты без фамилий.
http://www.echo.msk.ru/programs/sut/593668-echo/ Суть событий
Ведущие: Пархоменко Сергей
Вот вам история. Я в этих обстоятельствах специально хочу рассказать ее здесь. Поскольку она очень вписывается в новый вид взаимоотношений, которые президент РФ, принимающий свои политические решения такие, как мы видим, новые взаимоотношения, в которые он вступил со страной. Вот нечто, что я мог бы, например, тоже повесить на блоге президента РФ. История, в которой будет крайне мало конкретного. Не будет, сразу предупреждаю, ни одной фамилии, ни одного названия, ни одной даты, ни одного адреса, ничего. Я некоторое время тому назад стал общаться с одним благотворительным фондом, совсем небольшим - его ведет несколько частных лиц. Они собирают деньги у тех, кто готов поделиться своими доходами, на совершенно конкретный случай - на лечение детей. Каждый раз абсолютно точно известно, что это за ребенок - вот его фамилия, вот его фотография, вот его диагноз, вот больница, в которой он лежит. Речь идет о детях очень тяжелых, о заболеваниях, которые раньше считались смертельными, а теперь, по существу, смертельными перестали быть, но только это вопрос денег. Вот есть такая пограничная зона в нескольких областях медицины, где крайне тяжелые заболевания можно лечить, но это крайне дорого. И выясняется, что если деньги есть, человек остается жив. Не во всех случаях, но процент, достаточный для того, чтобы этим заниматься. А денег нет - значит, нет и человека. А когда мы говорим здесь о человеке, чаще всего мы говорим о ребенке. И в этой ситуации, конечно, трудно смотреть на это и оставаться равнодушным. Так вот, я общался с организаторами этой несложной такой деятельности, когда собирают просто суммы в рублях и в валюте и передают их на лечение конкретных детей. И я стал спрашивать - а на что чаще всего требуются деньги? Мне говорят: чаще всего они требуются на закупку каких-либо дорогостоящих лекарств. И, в общем, ситуация стандартная: вот ребенок, вот его диагноз, вот его имя, вот ему нужен такой-то препарат, в таких-то количествах, в таких-то дозах, стоит это вот столько. Надо собрать эту сумму. И тогда мы это редкое и дорогое лекарство, которым не располагают лечащие врачи в российских больницах, ему купим. Ну и вот, мы собираем эти деньги. Ничего, все в порядке как-то. Показываем потенциальным нашим помощникам, потенциальным донорам этого ребенка, рассказываем про него и говорим - помогите этому конкретному ребенку. И, в общем, довольно часто деньги находятся. Но бывают сложные случаи. Сложные случаи заключаются в том, когда лекарство некое нужно вообще. Вот оно нужно не для конкретного ребенка. Ну, например, если речь идет о лекарстве, которое представляет собой защиту от осложнений. Ну, например, в онкологии при химиотерапии. Бывает, если ребенок маленький, а опухоль большая, то во время химиотерапии возникают очень опасные осложнения, и нужно немедленно - такой больной не может ждать - вытащить из сейфа, из холодильника ампулу и пустить ее в ход. Таким образом, эти лекарства все время должны в больнице быть. Они все время должны находиться под рукой, но они не предназначены ни для какого конкретного пациента. Поэтому собрать на них деньги очень трудно. Поэтому мы вынуждены каждый раз объяснять людям, которые готовы дать нам деньги вообще, на чистом доверии, что вот, понимаете, это не для какого-то конкретного больного, это вообще в больницу. Вот нам нужно в месяц столько-то. Практика показывает, что этого препарата в среднем уходит вот такое количество на такую сумму, столько-то тысяч евро. Обычно эти суммы измеряются в тысячах евро в месяц. Мы должны собрать вот столько. Ну и собираем. Лекарство это закупается за границей. Покупаем и привозим. Я говорю - подождите, минуточку. Речь идет о российских больницах, больших, государственных, совершенно официальных лечебных учреждениях. Имеется нужда каждый месяц в одном и том же препарате, из месяца в месяц, из года в год, в одних и тех же более или менее количествах. А почему нужно это ставить на такие странные благотворительные рельсы? А что, государство не может обеспечить клинику этим препаратом? Деньги-то в государственном масштабе не очень большие. Несколько тысяч евро. Нужно это все время. нужда острая. Ни к какому конкретному больному - да, не привяжешь. Но вот есть точное количество, известное. Что, собственно, происходит? А мне говорят: вы знаете, дело в том, что это лекарство не сертифицировано в РФ, на него не получено официального разрешения Росздравнадзора, ну и всяких организаций, которые в контакте с Росздравнадзором работают. Между тем, это лекарство не то что какое-нибудь экспериментальное. Оно известно на весь мир, давно существует, заслуженное, проверенное, во всем мире используемое и так далее. Поэтому мы поступаем таким образом. Мы находим врача. Он у нас отважный. Он нам соглашается каждый месяц подписать бумагу о том, что - уважаемый Росздравнадзор, просим в виде разового исключения разрешить ввоз в РФ вот такого-то количества этого препарата, необходимого для лечения больного такого-то, следует фамилия и имя реального больного, ребенка, лежащего в этот момент в этой больнице. Понятно, что лекарство нужно не ему, ну или во всяком случае не только ему, а и другим лежащим в этой больнице. Но выбирается один какой-нибудь и вносится в эту бумагу. И врач ставит внизу свою подпись, под свою собственную ответственность. И такую бумагу, говорят мне люди из этого благотворительного фонда, мы несем в Росздравнадзор, получаем там разрешение в виде исключения, потом отправляем ее с каким-нибудь нарочным, с какой-нибудь оказией туда, где находится этот производитель - обратите внимание, я не называю ни одной фамилии, ни одного названия, я даже страну не назову сейчас, в которую они это отправляют… Ну, скажу, что это Швейцария, хотя это точно не Швейцария. Вот, отправляем в Швейцарию, приходим к производителю этого лекарства, вручаем им этот запрос из Росздравнадзора подписанный, получаем партию лекарства, расплачиваемся наличными. Нам выдают это лекарство, выдают к нему сертификат, что это такое, что это за партия, когда она произведена, все чин чинарем, и опять наша оказия везет это обратно. И здесь это ложится в сейф или в холодильник в этой больнице и используется в случае острой нужды для того или иного ребенка, когда возникает потребность. А на следующий месяц все с начала - опять доктор пишет запрос: «Прошу в виде однократного исключения, разрешить мне…», опять едем туда, опять покупаем, привозим, кладем и используем. Я говорю: ну хорошо, а что случилось-то, почему нельзя его зарегистрировать? Понимаете, а регистрировать его может только фирма-производитель, та самая, которая в Швейцарии. А фирма-производитель говорит: нам невыгодно регистрировать это в РФ, потому что, в общем, не на такую большую сумму РФ потребит этих лекарств, это не очень много, а регистрация этого лекарства стоит 15 000 евро. Но штука в том, что взяток нужно заплатить - 200 000 евро, чтобы получить регистрацию этого лекарства в РФ. Это очень дорого, это не окупится. Ну тогда этот фонд говорит руководителям этой самой швейцарской компании-производителю: слушайте, ну вы же ведете какую-то благотворительную деятельность, вот вы какие-то концерты в прошлом году оплачивали, еще что-то, у вас есть какая-то такая филантропия? Ну давайте вы в виде благотворительной деятельности заплатите за регистрацию в России, ну вот пойдете на такой убыток. Ну есть же какая-то социальная ответственность у вас перед российскими детьми. Ну они же тоже дети. Ну вот они родились в России, ну что ж теперь. Помогите им, пусть это будет ваша благотворительность. Те говорят - да мы с удовольствием, мы 15 000 евро заплатим в виде благотворительности за регистрацию нашего препарата в вашей России, но мы не можем по статье о нашей благотворительности провести взятки вашим чиновникам. Ну так все-таки не бывает. А без взяток нам не зарегистрируют. Нравится вам такая история? Вот такой препарат и такая история и такой доктор, который подписывает ежемесячно эти прошения в Росздравнадзор, есть во многих отраслях российского здравоохранения - и в онкологии есть, и там, где лечат эпилепсию, например, и много где. Вот если государь меня слышит или, может быть, лицо, близкое к государю, может быть, какое-нибудь лицо, близкое к государю, едет сейчас домой после рабочего дня и слушает «Эхо Москвы», пусть государь направит ко мне своего доверенного эмиссара, я ему расскажу в подробностях, с фамилиями. Государь ведь такой порядок установил в общении с гражданами. Я назову и больницу, и название препарата, и фамилию врача, и стоимость. Все скажу. Только лицу, близкому к государю. А иначе нельзя. Понимаете, если я сейчас произнесу это, если я сейчас выдам эту тайну, то система ведь сломается. Следующий такой запрос в Росздравнадзоре не подпишут. Скажут - ах так, вы, сволочи, что-то такое на нас баллон катите, во взятках нас обвиняете! Не будет вам. И не привезут. И лекарства этого не будет в этой клинике. Улавливаете смысл происходящего?