Риголетто и Рататуй: как Мантуя нажилась на цензуре
Давно и не нами замечено, что действие оперы Верди «Риголетто» происходит в Мантуе. Причём не в какой-нибудь абстрактной, как шекспирова Венецианская Республика или Герцогство Веронское, а в очень конкретной исторической Мантуе, в герцогстве, где в ту пору правил Виченцо I Гонзага (21.09.1562 - 09.02.1612), сын Гульельмо Х Гонзага, правнук знаменитой Изабеллы д'Эсте, работодатель Монтеверди и Рубенса. Собственно, Винченцо I и есть тот самый легендарный кобель из оперы, у которого «сердце красавицы склонно к измене». После успеха «Риголетто» за Мантуей утвердилась даже всемирная слава обители разврата.
У сюжета о «распутности» мантуанского герцога XVI века есть некоторые внятные исторические предпосылки. Сам Винченцо неслабо поработал над тем, чтобы создать себе такую репутацию - после того, как с расстройством неудачного первого брака с Маргаритой Фарнезе начались разговоры о его мужской несостоятельности, из-за которых флорентийские родственники последующей невесты, Элеоноры Медичи, даже потребовали, чтобы перед заключением брачного контракта жених доказал свои мужские способности в присутствии врачей. Мантуанский претендент с заданием справился, получив в награду жену из рода Медичи и 300.000 золотых приданого, затем Элеонора ему нарожала полдюжины детей, но ни то, ни другое событие слухов не прекратило. Так что изображать ловеласа герцог Винченцо был вынужден до самой смерти (а умер он в моём возрасте): постоянно нанимал всевозможных дам, в задачи которых входило ошиваться рядом с ним на балах, а затем рассказывать, какой он крутой любовник... Видимо, они за свою работу брали дешевле Галилея (которого Винченцо тоже пытался зачем-то нанять, но не сторговались по деньгам; альтернативное объяснение состоит в том, что все бабки, на которые претендовал учёный, уже ушли к тому моменту на PR половых способностей герцога).
Если кто до сих пор сомневается в том, что история Риголетто действительно случилась в Мантуе конца XVI - начала XVII века, то, как сказал бы Паниковский, поезжайте в Мантую, вот и всё. Там вам охотно покажут и дом шута, неподалёку от герцогского дворца, и статую Риголетто во дворе. А на вопрос дотошного туриста, отчего ж дом не находится nella estremità più deserta di una cieca via (в глухом и безлюдном конце тупика), как сказано в либретто второго действия, так ещё и объяснят, что до начала ХХ столетия тут всё пространство перегораживала постройка, соединявшая дворец герцога с собором Св. Петра, из-за сноса которой теперь стало так просторно, а раньше и впрямь был глухой тупик...
Не верьте, всё это фигня, ровно как с Ромео и Джульеттой. И Мантуя не Мантуя, и Риголетто - не Риголетто, и вообще во всём виноваты поляки. Верней, один очень конкретный поляк, уроженец Галиции, по имени Карл (Людвиг Енджей) де Горцковский фон Горцкув, исполнявший с 1850 по 1858 год обязанности военного и гражданского губернатора Венеции. Если б не его вмешательство в репертуар театра «Ля Фениче», действие «Риголетто» происходило бы за 40 лет до рождения мнимого бабника Винченцо, начиналось бы в Лувре, на левом берегу Сены, а заканчивалось бы на её же правом берегу, у замка Турнель, на месте которого сейчас находится воспетый Хэмингуэем, Прустом и создателями мультика «Рататуй» ресторан «Серебряная башня» (в 5-м аррондисмане Парижа). Потому что либретто оперы Верди написано по мотивам пьесы Виктора Гюго «Король забавляется», развратником там выступал король Франции Франциск I (он же Франсуа Носатый), покупатель «Джоконды», покровитель Леонардо, кунак Сулеймана Великолепного, гроза протестантов и действительно большой охотник до женского пола. Придворным шутом у него был карлик и горбун Николя Ферриаль (1479-1536), реальный исторический персонаж, вошедший в историю (и в третью книгу «Гаргантюа и Пантагрюэля») под кличкой Трибуле.
Вся выдуманная Гюго история о том, как Франциск I совратил дочь своего шута Трибуле (по имени Бланш), а тот в отместку заказал короля киллеру Сальтабадилю, который вместо этого зарезал ту самую Бланш и подсунул шуту её труп, вошла в либретто итальянской оперы практически вообще без изменений. Но и сама пьеса Гюго, после парижской премьеры в 1832 году, была на полвека запрещена цензурой из-за своего явного антимонархического и антидворянского пафоса. Отдельно вштырила цензоров реплика шута «Vos mères aux laquais se sont prostituées: Vous êtes tous bâtards», в которой им трудно было не усмотреть двойного намёка - сразу и на бурную молодость Луизы-Марии-Аделаиды де Бурбон, матери правившего в ту пору короля Луи-Филиппа, и на косую полосу с её фамильного герба, геральдический эквивалент слова bâtard.
По той же самой причине «оскорбления величества» австрийская цензура, бдительно контролировавшая репертуар театра La Fenice, категорически запретила постановку оперы Верди по мотивам пьесы Гюго. Причём этот запрет, в письменном виде, за подписью губернатора Венеции кавалера де Горцковского, поступил не после ознакомления с либретто, а ещё до того, как оно толком было написано. Последовали мучительные многомесячные переговоры между администрацией театра и австрийскими оккупационными властями. Их результатом стал компромисс: переносим действие из Парижа в Мантую, короля даунгрейдим до герцога, его визит в таверну Спарафучиле объясняем погодой, сцену в спальне вырезаем, а Трибуле, для полноты конспирации, переименовываем в Риголетто.
Через месяц после того, как все эти правки были согласованы, Верди дописал оперу, и театр приступил к репетициям. Ещё через месяц, 11 марта 1851, при набитом зале, с огромным успехом прошла премьера «Риголетто». Наутро вся Венеция распевала La donna è mobile. К концу года оперу уже поставили во всех крупных городах Италии (даже в Болонье и в Бергамо, где она для разнообразия провалилась), а с 1852 началось её триумфальное шествие по всему миру. В Александрии и Константинополе, в Монтевидео и Гаване, в Париже, Лондоне и Нью-Йорке, любители музыки узнавали, что есть где-то на свете такая Мантуя, правитель которой блуждает по улицам в поисках, кому бы вдуть - и, после каждого успеха, навлекает несчастья на своих подданных. Так Мантуя, вслед за Вероной, урвала себе законный кусок туристической славы, по чистому недоразумению - и, вслед за Вероной, сумела им успешно распорядиться.
Что же до исторического Николя Ферриаля, придворного шута, у которого, понятное дело, не было никакой дочери, ни Бланш, ни Джильды, то он, как это часто случается с людьми его профессии, дошутился сперва до полного запрета шутить, а затем - за нарушение этого запрета - до смертного приговора, вынесенного королём. Впрочем, в награду за многолетнюю верную службу (Трибуле смешил ещё его покойного дядю, Людовика XII) Франсуа Носатый предложил шуту выбрать способ казни.
- Я хотел бы, чтоб меня покарали смертью от старости! - не задумываясь, ответил Ферриаль (что-то мне подсказывает, что это была у него домашняя заготовка, после многолетней практики опасных шуток при дворе).
Последнее желание шута было исполнено, и он прожил на свете на 5 лет дольше своего монарха, умерев в возрасте 57 лет.
У сюжета о «распутности» мантуанского герцога XVI века есть некоторые внятные исторические предпосылки. Сам Винченцо неслабо поработал над тем, чтобы создать себе такую репутацию - после того, как с расстройством неудачного первого брака с Маргаритой Фарнезе начались разговоры о его мужской несостоятельности, из-за которых флорентийские родственники последующей невесты, Элеоноры Медичи, даже потребовали, чтобы перед заключением брачного контракта жених доказал свои мужские способности в присутствии врачей. Мантуанский претендент с заданием справился, получив в награду жену из рода Медичи и 300.000 золотых приданого, затем Элеонора ему нарожала полдюжины детей, но ни то, ни другое событие слухов не прекратило. Так что изображать ловеласа герцог Винченцо был вынужден до самой смерти (а умер он в моём возрасте): постоянно нанимал всевозможных дам, в задачи которых входило ошиваться рядом с ним на балах, а затем рассказывать, какой он крутой любовник... Видимо, они за свою работу брали дешевле Галилея (которого Винченцо тоже пытался зачем-то нанять, но не сторговались по деньгам; альтернативное объяснение состоит в том, что все бабки, на которые претендовал учёный, уже ушли к тому моменту на PR половых способностей герцога).
Если кто до сих пор сомневается в том, что история Риголетто действительно случилась в Мантуе конца XVI - начала XVII века, то, как сказал бы Паниковский, поезжайте в Мантую, вот и всё. Там вам охотно покажут и дом шута, неподалёку от герцогского дворца, и статую Риголетто во дворе. А на вопрос дотошного туриста, отчего ж дом не находится nella estremità più deserta di una cieca via (в глухом и безлюдном конце тупика), как сказано в либретто второго действия, так ещё и объяснят, что до начала ХХ столетия тут всё пространство перегораживала постройка, соединявшая дворец герцога с собором Св. Петра, из-за сноса которой теперь стало так просторно, а раньше и впрямь был глухой тупик...
Не верьте, всё это фигня, ровно как с Ромео и Джульеттой. И Мантуя не Мантуя, и Риголетто - не Риголетто, и вообще во всём виноваты поляки. Верней, один очень конкретный поляк, уроженец Галиции, по имени Карл (Людвиг Енджей) де Горцковский фон Горцкув, исполнявший с 1850 по 1858 год обязанности военного и гражданского губернатора Венеции. Если б не его вмешательство в репертуар театра «Ля Фениче», действие «Риголетто» происходило бы за 40 лет до рождения мнимого бабника Винченцо, начиналось бы в Лувре, на левом берегу Сены, а заканчивалось бы на её же правом берегу, у замка Турнель, на месте которого сейчас находится воспетый Хэмингуэем, Прустом и создателями мультика «Рататуй» ресторан «Серебряная башня» (в 5-м аррондисмане Парижа). Потому что либретто оперы Верди написано по мотивам пьесы Виктора Гюго «Король забавляется», развратником там выступал король Франции Франциск I (он же Франсуа Носатый), покупатель «Джоконды», покровитель Леонардо, кунак Сулеймана Великолепного, гроза протестантов и действительно большой охотник до женского пола. Придворным шутом у него был карлик и горбун Николя Ферриаль (1479-1536), реальный исторический персонаж, вошедший в историю (и в третью книгу «Гаргантюа и Пантагрюэля») под кличкой Трибуле.
Вся выдуманная Гюго история о том, как Франциск I совратил дочь своего шута Трибуле (по имени Бланш), а тот в отместку заказал короля киллеру Сальтабадилю, который вместо этого зарезал ту самую Бланш и подсунул шуту её труп, вошла в либретто итальянской оперы практически вообще без изменений. Но и сама пьеса Гюго, после парижской премьеры в 1832 году, была на полвека запрещена цензурой из-за своего явного антимонархического и антидворянского пафоса. Отдельно вштырила цензоров реплика шута «Vos mères aux laquais se sont prostituées: Vous êtes tous bâtards», в которой им трудно было не усмотреть двойного намёка - сразу и на бурную молодость Луизы-Марии-Аделаиды де Бурбон, матери правившего в ту пору короля Луи-Филиппа, и на косую полосу с её фамильного герба, геральдический эквивалент слова bâtard.
По той же самой причине «оскорбления величества» австрийская цензура, бдительно контролировавшая репертуар театра La Fenice, категорически запретила постановку оперы Верди по мотивам пьесы Гюго. Причём этот запрет, в письменном виде, за подписью губернатора Венеции кавалера де Горцковского, поступил не после ознакомления с либретто, а ещё до того, как оно толком было написано. Последовали мучительные многомесячные переговоры между администрацией театра и австрийскими оккупационными властями. Их результатом стал компромисс: переносим действие из Парижа в Мантую, короля даунгрейдим до герцога, его визит в таверну Спарафучиле объясняем погодой, сцену в спальне вырезаем, а Трибуле, для полноты конспирации, переименовываем в Риголетто.
Через месяц после того, как все эти правки были согласованы, Верди дописал оперу, и театр приступил к репетициям. Ещё через месяц, 11 марта 1851, при набитом зале, с огромным успехом прошла премьера «Риголетто». Наутро вся Венеция распевала La donna è mobile. К концу года оперу уже поставили во всех крупных городах Италии (даже в Болонье и в Бергамо, где она для разнообразия провалилась), а с 1852 началось её триумфальное шествие по всему миру. В Александрии и Константинополе, в Монтевидео и Гаване, в Париже, Лондоне и Нью-Йорке, любители музыки узнавали, что есть где-то на свете такая Мантуя, правитель которой блуждает по улицам в поисках, кому бы вдуть - и, после каждого успеха, навлекает несчастья на своих подданных. Так Мантуя, вслед за Вероной, урвала себе законный кусок туристической славы, по чистому недоразумению - и, вслед за Вероной, сумела им успешно распорядиться.
Что же до исторического Николя Ферриаля, придворного шута, у которого, понятное дело, не было никакой дочери, ни Бланш, ни Джильды, то он, как это часто случается с людьми его профессии, дошутился сперва до полного запрета шутить, а затем - за нарушение этого запрета - до смертного приговора, вынесенного королём. Впрочем, в награду за многолетнюю верную службу (Трибуле смешил ещё его покойного дядю, Людовика XII) Франсуа Носатый предложил шуту выбрать способ казни.
- Я хотел бы, чтоб меня покарали смертью от старости! - не задумываясь, ответил Ферриаль (что-то мне подсказывает, что это была у него домашняя заготовка, после многолетней практики опасных шуток при дворе).
Последнее желание шута было исполнено, и он прожил на свете на 5 лет дольше своего монарха, умерев в возрасте 57 лет.