О плене, расстрелах и иприте.
Перекладывая с места на место документы по Северодвинскому наступлению, вспомнил об одном весьма интересном протоколе опроса:
Опросный лист
Опрошенный в Штарме красноармейский старшина роты и председатель полкового коллектива Ижмо-Печорского полка 1-й роты Маегов Алексей Максимович (сбежавший из неприятельского плена 13/7) показал:
Уроженец Северодвинской губернии г. Усть-Сысольска. Родился в 1896 г. На службу в Красную армию поступил в сентябре месяце прошлого года добровольно, и, как коммунист-зырянин, был зачислен в 1-ю зырянскую коммунистическую роту. В октябре нашу роту отправили на Двинский фронт. В начале ноября общим собранием роты я был командирован для формирования 2-й зырянской коммунистической роты и, по окончании формирования таковой, в январе месяце, я и еще 30 товарищей были командированы в Новгород для агитации среди дезертиров 7- й армии. Установив там, среди бывших дезертиров, прочную организацию и ячейку сочувствующих коммунистов, мы, по своему ходатайству, были снова откомандированы в распоряжение 6-й армии, откуда нас отправили в Усть-Сысольск, где и зачислили в Ижмо-Печорский полк 26/4 с.г. С этого времени я неотлучно и находился в полку старшим 1-й роты и председателем полкового коллектива.
20 июня утром мы, во время боя под Топсой, были окружены со всех сторон противником и, ввиду малочисленности остававшихся в живых красноармейцев, были в числе 50-60 человек взяты в плен.
Переговоры о сдаче и неприкосновенности жизни вел я и, со стороны белых, какой-то капитан 3-го Севполка. Сдались мы под условием, если наши товарищи не будут расстреляны. Перед сдачей я предупредил своих товарищей не выдавать оставшихся с нами, как коммунистов, так и командный состав. Когда мы уже были захвачены белыми в плен, то последние заявили, что если среди вас есть коммунисты и командный состав, то таковые будут расстреляны. Затем начались опросы за опросами. При первых двух опросах товарищи красноармейцы никого не выдали из своей среды, ни коммунистов, ни комсостав. На другой день, когда мы находились в Кургомени, был произведен третий опрос. До опроса офицеры, производившие опрос, с угрозой предложили нам выдать свой командный состав и коммунистов. На это мы ответили общим молчанием. Тогда они стали подзывать нас по очереди и, приставляя револьвер ко лбу опрашиваемого, ждали ответов уже на ранее заданные вопросы. Но, т.к. выходили сначала все зыряне, более мужественные, то никого из нас не выдавали. Наградив каждого опрашиваемого солидными пощечинами, нас поставили всех под пулеметы с предупреждением, что если кто выдаст коммунистов и комсостав, будут помилованы и останутся на свободе, с остальными счет будет короткий - расстреляны.
После таких слов среди товарищей началось внутренне волнение, и малодушные Могилевской губ. начали один за другим выдавать коммунистов и комсостав. Выдано было до 14 человек, в числе коих оказался и я, выданный за старшину роты. Но, т.к. производившие опрос офицеры стояли на значительном от нас расстоянии, то, по-видимому, не расслышали моей должности, и переспросили меня. На что я ответил, что состоял старшим каптенармусом роты. Получив в награду несколько сильных пощечин, был поставлен в сторону 14 выданных. Причем, должен сказать, что каждый выданный был обруган площадной отборной бранью и, кроме того, побиваем сытым кулаком и нагайкой золотопогонника.
После опроса, нас 14-ть, поместили в маленькую душную баню под усиленным караулом. Баня была настолько мала, что в ней могло сесть только 3 человека, остальные должны были стоять. Часовые к нам были поставлены кавалеристы. И как только их начальники оставили нас и часовых, последние начали ругать наших предателей со словами: «Сами выбирают начальников, сами и выдают. Нужно повесить их - предателей, а не вас». Видя такое сочувственное отношение к нам караула, я, с товарищем коммунистом Кичигиным, вступил в разговор с охраной, и, на заданные нам вопросы о состоянии Советской Власти, мы … отвечали … Причем часовыми были перечислены ряд городов, якобы захваченных, по сообщениям газет, ими. Я опроверг эти нелепые слухи, распространяемые с целью продажной буржуазной <пропаганды>, и разъяснил им, что в последнее время Советская Власть настолько расширилась и окрепла в рабочих и крестьянских массах, что никакие иностранные бандиты и капитал буржуазии не в состоянии разбить ее. После разъяснения и долгого разговора на эту тему, большая часть часовых со мной согласилась, выражая негодование к иностранным капиталистам. Ночью, когда приходил проверять караул какой-то пьяный шт. капитан и, увидя большую часть арестованных возле бани, закричал на караульных, дал нескольким часовым наряды, а караульному начальнику, по смене караула, <велел> сесть под арест. Мы же все были заперты по его приказанию в вонючую баню. Причем, когда мы были уже заперты в бане, то этот шт. капитан велел открыть окно (окно очень маленькое). Затем приказал нам всем пулей построиться возле бани, вылезая в окно. Когда такой номер стал исполняться медленно, ввиду небольших размеров окна, то он бил вылезающих по спине нагайкой. Когда мы построились, он стал нас опрашивать, кто был на какой должности, и наделял каждого арестованного пощечинами (кто имел выше должность, получал больше пощечин). После этого издевательства он приказал нам снова лезть в окно. Приказание было беспрекословно исполнено.
Такой кошмар продолжался в продолжение 8 суток. На 9-й день нас водили на одиночный допрос в Кургомень, в английский штаб, где детально каждого опрашивали:
1. С какого времени состоит в партии коммунистов
2. В Красной армии
3. Занимаемая должность
4. Какой адрес местожительства.
Я на эти вопросы ответил так: 1) я не коммунист, 2) мобилизован 5/6, 3) на позиции пробыл всего трое суток, 4) указал неправильный адрес, переменил свое имя и фамилию.
Потом нас повели всех на расстрел под конвоем трех взводов - на высокое место … Деревня и Кургомень. Когда мы были приведены, какой-то капитан (какой - не знаю) прочел смертный приговор, почему-то не упомянув моей фамилии. Только после прочтения приговора выкрикнул мою фамилию и приказал часовым отправить меня к остальным пленным. По дороге туда я слышал треск выстрелов, это расстреливали моих 13 товарищей. Здесь, с остальными 23 товарищами, из коих 5 добровольно к ним попали, и началась жизнь, подобная жизни животных. Работали по 16 часов в сутки, причем, нужно сказать, что работа была тяжелая: грузили снаряды и другие припасы. Здесь мы пробыли дней 10-11. В продолжение этих дней я обдумывал план бегства вместе со своими товарищами зырянами. Но этот план никак не удавался. Тогда я решил бежать один, и, выбрав удобный случай, утром 13/7 бежал из плена.
27 июля 1919г. Опрашивал Л. Ильинский
Верность сего удостоверяю А. Маегов.
Тов. Маегов, видимо, родился под несчастливой звездой. После сего опроса он был отправлен обратно - в свой родной Ижмо-Печорский полк. Спустя же пару недель после сего опроса - 10 августа - началось наступление англичан на Северной Двине. Ижмо-Печорский полк занимал позиции на левом берегу Двины, севернее деревни Сельцо. Обойденный колонной в составе 45 полка Королевских фузилеров из бригады Сэдлер-Джаксона под командованием майора Шепарда и капитана де Маттоса и русского батальона из Вологда-Форс князя Мурузи под командой капитана Кавендиша, Ижмо-Печорский полк оказался в окружении. Однако утром 13 августа «… 1-й бат. Ижмо-Печорского полка во главе с комполка т. Маеговым, комиссаром т. Трубачевым и сотрудником политотдела бригады т. Шерибаровым-Лучинским, при 2 пулеметах и 2 автоматах пробился в наше расположение, захватив в плен 6 белогвардейцев и 4 англичан…». Известны, кстати, и имена захваченных в плен англичан: Wynne John рядовой роты D 45-го стр. полка; Boray Sidney рядовой роты В; Swindon Frederic рядовой пул. роты при штабе этого полка; Brindle Frank 155 пол. госпиталь санитар.
Видимо Маегову недавнее пребывание в плену помнилось очень хорошо - второй раз сдаваться он никак не захотел.
Следует упомянуть еще один весьма интересный факт. Описывая состояние вышедших из окружения бойцов полка, Трубачев упоминал, что «…Красноармейцы, комсостав большинство совершенно больные, не способные носить оружие и работать, появились нарывы - результат хождения по болотам, ходят босые, не могут одевать сапог…».
Собственно, наибольший интерес представляет упоминание нарывов, которые Трубачев считает «результатом хождения по болотам». Однако не стоит забывать, что во время этих боев широко использовались ипритные снаряды, каковых всего было выпущено около 600 штук. Хоть основная химическая атака пришлась по Сельменьгинским позициям и артиллерии в районе Городка на правом берегу, не исключено, что часть ипритных снарядов попала и на левый берег. Поэтому упомянутые нарывы, скорее всего, имеют вполне понятную причину.
Такие дела.
Опросный лист
Опрошенный в Штарме красноармейский старшина роты и председатель полкового коллектива Ижмо-Печорского полка 1-й роты Маегов Алексей Максимович (сбежавший из неприятельского плена 13/7) показал:
Уроженец Северодвинской губернии г. Усть-Сысольска. Родился в 1896 г. На службу в Красную армию поступил в сентябре месяце прошлого года добровольно, и, как коммунист-зырянин, был зачислен в 1-ю зырянскую коммунистическую роту. В октябре нашу роту отправили на Двинский фронт. В начале ноября общим собранием роты я был командирован для формирования 2-й зырянской коммунистической роты и, по окончании формирования таковой, в январе месяце, я и еще 30 товарищей были командированы в Новгород для агитации среди дезертиров 7- й армии. Установив там, среди бывших дезертиров, прочную организацию и ячейку сочувствующих коммунистов, мы, по своему ходатайству, были снова откомандированы в распоряжение 6-й армии, откуда нас отправили в Усть-Сысольск, где и зачислили в Ижмо-Печорский полк 26/4 с.г. С этого времени я неотлучно и находился в полку старшим 1-й роты и председателем полкового коллектива.
20 июня утром мы, во время боя под Топсой, были окружены со всех сторон противником и, ввиду малочисленности остававшихся в живых красноармейцев, были в числе 50-60 человек взяты в плен.
Переговоры о сдаче и неприкосновенности жизни вел я и, со стороны белых, какой-то капитан 3-го Севполка. Сдались мы под условием, если наши товарищи не будут расстреляны. Перед сдачей я предупредил своих товарищей не выдавать оставшихся с нами, как коммунистов, так и командный состав. Когда мы уже были захвачены белыми в плен, то последние заявили, что если среди вас есть коммунисты и командный состав, то таковые будут расстреляны. Затем начались опросы за опросами. При первых двух опросах товарищи красноармейцы никого не выдали из своей среды, ни коммунистов, ни комсостав. На другой день, когда мы находились в Кургомени, был произведен третий опрос. До опроса офицеры, производившие опрос, с угрозой предложили нам выдать свой командный состав и коммунистов. На это мы ответили общим молчанием. Тогда они стали подзывать нас по очереди и, приставляя револьвер ко лбу опрашиваемого, ждали ответов уже на ранее заданные вопросы. Но, т.к. выходили сначала все зыряне, более мужественные, то никого из нас не выдавали. Наградив каждого опрашиваемого солидными пощечинами, нас поставили всех под пулеметы с предупреждением, что если кто выдаст коммунистов и комсостав, будут помилованы и останутся на свободе, с остальными счет будет короткий - расстреляны.
После таких слов среди товарищей началось внутренне волнение, и малодушные Могилевской губ. начали один за другим выдавать коммунистов и комсостав. Выдано было до 14 человек, в числе коих оказался и я, выданный за старшину роты. Но, т.к. производившие опрос офицеры стояли на значительном от нас расстоянии, то, по-видимому, не расслышали моей должности, и переспросили меня. На что я ответил, что состоял старшим каптенармусом роты. Получив в награду несколько сильных пощечин, был поставлен в сторону 14 выданных. Причем, должен сказать, что каждый выданный был обруган площадной отборной бранью и, кроме того, побиваем сытым кулаком и нагайкой золотопогонника.
После опроса, нас 14-ть, поместили в маленькую душную баню под усиленным караулом. Баня была настолько мала, что в ней могло сесть только 3 человека, остальные должны были стоять. Часовые к нам были поставлены кавалеристы. И как только их начальники оставили нас и часовых, последние начали ругать наших предателей со словами: «Сами выбирают начальников, сами и выдают. Нужно повесить их - предателей, а не вас». Видя такое сочувственное отношение к нам караула, я, с товарищем коммунистом Кичигиным, вступил в разговор с охраной, и, на заданные нам вопросы о состоянии Советской Власти, мы … отвечали … Причем часовыми были перечислены ряд городов, якобы захваченных, по сообщениям газет, ими. Я опроверг эти нелепые слухи, распространяемые с целью продажной буржуазной <пропаганды>, и разъяснил им, что в последнее время Советская Власть настолько расширилась и окрепла в рабочих и крестьянских массах, что никакие иностранные бандиты и капитал буржуазии не в состоянии разбить ее. После разъяснения и долгого разговора на эту тему, большая часть часовых со мной согласилась, выражая негодование к иностранным капиталистам. Ночью, когда приходил проверять караул какой-то пьяный шт. капитан и, увидя большую часть арестованных возле бани, закричал на караульных, дал нескольким часовым наряды, а караульному начальнику, по смене караула, <велел> сесть под арест. Мы же все были заперты по его приказанию в вонючую баню. Причем, когда мы были уже заперты в бане, то этот шт. капитан велел открыть окно (окно очень маленькое). Затем приказал нам всем пулей построиться возле бани, вылезая в окно. Когда такой номер стал исполняться медленно, ввиду небольших размеров окна, то он бил вылезающих по спине нагайкой. Когда мы построились, он стал нас опрашивать, кто был на какой должности, и наделял каждого арестованного пощечинами (кто имел выше должность, получал больше пощечин). После этого издевательства он приказал нам снова лезть в окно. Приказание было беспрекословно исполнено.
Такой кошмар продолжался в продолжение 8 суток. На 9-й день нас водили на одиночный допрос в Кургомень, в английский штаб, где детально каждого опрашивали:
1. С какого времени состоит в партии коммунистов
2. В Красной армии
3. Занимаемая должность
4. Какой адрес местожительства.
Я на эти вопросы ответил так: 1) я не коммунист, 2) мобилизован 5/6, 3) на позиции пробыл всего трое суток, 4) указал неправильный адрес, переменил свое имя и фамилию.
Потом нас повели всех на расстрел под конвоем трех взводов - на высокое место … Деревня и Кургомень. Когда мы были приведены, какой-то капитан (какой - не знаю) прочел смертный приговор, почему-то не упомянув моей фамилии. Только после прочтения приговора выкрикнул мою фамилию и приказал часовым отправить меня к остальным пленным. По дороге туда я слышал треск выстрелов, это расстреливали моих 13 товарищей. Здесь, с остальными 23 товарищами, из коих 5 добровольно к ним попали, и началась жизнь, подобная жизни животных. Работали по 16 часов в сутки, причем, нужно сказать, что работа была тяжелая: грузили снаряды и другие припасы. Здесь мы пробыли дней 10-11. В продолжение этих дней я обдумывал план бегства вместе со своими товарищами зырянами. Но этот план никак не удавался. Тогда я решил бежать один, и, выбрав удобный случай, утром 13/7 бежал из плена.
27 июля 1919г. Опрашивал Л. Ильинский
Верность сего удостоверяю А. Маегов.
Тов. Маегов, видимо, родился под несчастливой звездой. После сего опроса он был отправлен обратно - в свой родной Ижмо-Печорский полк. Спустя же пару недель после сего опроса - 10 августа - началось наступление англичан на Северной Двине. Ижмо-Печорский полк занимал позиции на левом берегу Двины, севернее деревни Сельцо. Обойденный колонной в составе 45 полка Королевских фузилеров из бригады Сэдлер-Джаксона под командованием майора Шепарда и капитана де Маттоса и русского батальона из Вологда-Форс князя Мурузи под командой капитана Кавендиша, Ижмо-Печорский полк оказался в окружении. Однако утром 13 августа «… 1-й бат. Ижмо-Печорского полка во главе с комполка т. Маеговым, комиссаром т. Трубачевым и сотрудником политотдела бригады т. Шерибаровым-Лучинским, при 2 пулеметах и 2 автоматах пробился в наше расположение, захватив в плен 6 белогвардейцев и 4 англичан…». Известны, кстати, и имена захваченных в плен англичан: Wynne John рядовой роты D 45-го стр. полка; Boray Sidney рядовой роты В; Swindon Frederic рядовой пул. роты при штабе этого полка; Brindle Frank 155 пол. госпиталь санитар.
Видимо Маегову недавнее пребывание в плену помнилось очень хорошо - второй раз сдаваться он никак не захотел.
Следует упомянуть еще один весьма интересный факт. Описывая состояние вышедших из окружения бойцов полка, Трубачев упоминал, что «…Красноармейцы, комсостав большинство совершенно больные, не способные носить оружие и работать, появились нарывы - результат хождения по болотам, ходят босые, не могут одевать сапог…».
Собственно, наибольший интерес представляет упоминание нарывов, которые Трубачев считает «результатом хождения по болотам». Однако не стоит забывать, что во время этих боев широко использовались ипритные снаряды, каковых всего было выпущено около 600 штук. Хоть основная химическая атака пришлась по Сельменьгинским позициям и артиллерии в районе Городка на правом берегу, не исключено, что часть ипритных снарядов попала и на левый берег. Поэтому упомянутые нарывы, скорее всего, имеют вполне понятную причину.
Такие дела.