Нас часто приводят в заблуждение устойчивые выражения, призванные донести до ума народную мудрость или просто красное словцо. Где тонко, там и рвётся, снаряд дважды в одну воронку не падает, с ума сходят поодиночке. А потом ещё и какие-нибудь британские учёные, взяв утверждение в качестве основного тезиса, бодро рапортуют: сэр Тузик, порвав выборку из тысячи грелок, обнаружил статистически достоверную корреляцию между толщиной стенки и частотой разрыва... Чем и приводят в смятение неокрепшие умы, тут же отождествляющие тенденцию с догмой.
Так и с сумасшествием. Принято считать, что оно не заразно - и в целом это действительно так. Но не всегда. И одним из доказательств тому - целая череда истерических эпидемий, охвативших Европу и отметившихся в России в далёком прошлом. Сейчас такого уже не встретишь в прежних масштабах и яркости, но не стоит списывать со счетов факт, имевший место в истории.
Психиатры могут рассказать многое о том, какие причудливые формы может принимать внешнее выражение истерического невроза, истерического психоза или декомпенсации истерической психопатии. Всё-таки в подавляющем большинстве случаев личность, которая подвержена таким болезням и реакциям, яркая, артистичная и демонстративная. А значит, и напоказ выдаст что-то из ряда вон. Нет, это не будет осознанной симуляцией: просто маленький капризный ребёнок, сидящий где-то там, глубоко, в определённый момент перехватит часть управления, не спросив разрешения - и заставит носителя сделаться больным. А с больного какой спрос? Ура, в школу можно не ходить. И очень показателен тип внутреннего конфликта, запускающий истерию: это когда либо очень хочется, но нельзя, либо очень не хочется, но надо. Остаётся добавить какую-нибудь страшилку, которая на текущий момент очень популярна в ширнармассах - и можно смело ванговать, где, когда и в каком виде произойдёт массовое помешательство. И при определённых условиях оно вполне способно захватить и тех, кто не несёт в себе истерического радикала - просто рядом оказался и не обладал достаточной доли критики.
Так, начавшись в Италии, в 1266 году по Европе прокатилась эпидемия самобичевания - причём в буквальном смысле: «Беспримерный дух самообвинения внезапно овладел умами народа. Страх перед Христом напал на всех; благородные и простые, старые и молодые, даже дети лет пяти бродили по улицам без одежд с одним только поясом вокруг талии. У каждого была плеть из кожаных ремней, которой они бичевали со слезами и вздохами свои члены так жестоко, что кровь лила из их ран». Видимо, сильно переусердствовали святые отцы там, в Италии, во время богослужений, слишком накрутили народ.
А тарантелла? Вроде бы, безобидный танец: ну, подпрыгивает человек внезапно, словно в сапоге у него сидит тарантул и время от времени покусывает - ну и что, даже забавно смотрится. Но в 1370 году танец принял масштабы всеевропейского флешмоба: подпрыгивали и дёргались в Италии, в Германии, в Нидерландах - причём в Германии и в Нидерландах особенно самозабвенно и массово, наводняя танцорами целые улицы, бросая работу и домашние дела, до полного изнеможения. Видимо, социальные и религиозные гайки там были сильнее закручены, раз сорвало так мощно. Вот, поди, инквизиция-то тихонько материлась - дескать, и повод есть, да только где же на всех дров найти?
Примерно в те же годы, помимо толп лихо отплясывающих людей, мигрирующих в монастырь Святого Витта, чтобы их избавили там от этой одержимости, появляется ещё одна напасть - эпидемия конвульсионерок. В.М. Бехтерев в своём докладе о внушении и психических эпидемиях в истории приводит выдержку о средневековых конвульсионерках из Луи-Дебоннера: «Представьте себе девушек, которые в определенные дни, а иногда после нескольких предчувствий, внезапно впадают в трепет, дрожь; судороги и зевоту; они падают на землю и им подкладывают при этом заранее приготовленные тюфяки и подушки. Тогда с ними начинаются большие волнения: они катаются по полу, терзают и бьют себя; их голова вращается с крайней быстротой, их глаза то закатываются, то закрываются, их язык то выходит наружу, то втягивается внутрь, заполняя глотку. Желудок и нижняя часть живота вздуваются, они лают, как собаки, или поют, как петухи; страдая от удушья, эти несчастные стонут, кричат и свистят; по всем членам у них пробегают судороги; они вдруг устремляются в одну сторону, затем бросаются в другую; начинают кувыркаться и производят движения, оскорбляющие скромность, принимают циничные позы, растягиваются, деревенеют и остаются в таком положении по часам и даже целыми днями; они на время становятся слепыми, немыми: параличными и ничего не чувствуют. Есть между ними и такие, у которых конвульсии носят характер свободных действий, а не бессознательных движений».
В 16-17 веках новые эпидемии охватывают ряд европейских монастырей, по большей части женских: монахини уверены, что их околдовали, что в них вселили дьявола.
«Первая большая эпидемия этого рода, - по словам Реньяра, - произошла в Мадридском монастыре.
Почти всегда в монастырях и главным образом в женских обителях религиозные обряды и постоянное сосредоточение на чудесном влекли за собою различные нервные расстройства, составлявшие в своей совокупности то, что называлось бесноватостью. Мадридская эпидемия началась в монастыре бенедиктинок, игуменье которого, донне Терезе, еле исполнилось в то время 26 лет. С одной монахиней вдруг стали случаться страшные конвульсии. У нее делались внезапные судороги, мертвели и скорчивались руки, выходила пена изо рта, изгибалось все тело в дугу наподобие арки, опиравшейся на затылок и пятки. По ночам больная издавала страшные вопли и под конец ею овладевал настоящий бред.
Несчастная объявила, что в нее вселился демон Перегрино, который не дает ей покоя. Вскоре демоны овладели всеми монахинями за исключением пяти женщин, причем сама донна Тереза тоже сделалась жертвой этого недуга.
Тогда начались в обители неописуемые сцены: монахини по целым ночам выли, мяукали и лаяли, объявляя, что они одержимы одним из друзей Перегрино. Монастырский духовник Франсуа Гарсия прибег к заклинанию бесноватых, но безуспешно, после чего это дело перешло в руки инквизиции, которая распорядилась изолировать монахинь. С этой целью они были сосланы в различные монастыри.
Гасия, обнаруживавший в этом деле известное благоразумие, редко встречаемое в людях его класса, был осужден за то, что будто бы вступил в сношение с демонами прежде, чем напасть на них»
Но это ещё цветочки: в монастыре урсулинок в 1610 году полыхнуло сильнее, причём во всех смыслах. Вот как всё происходило:
У двух монахинь монастыря урсулинок появились какие-то необычайные движения и другие удивительные симптомы. Согласно господствовавшему тогда верованию, Ромильон вообразил, что эти монахини одержимы дьяволом. Он попробовал делать над ними заклинания, но безуспешно: дьяволы продолжали мучить бедных урсулинок; убедившись в своем бессилии, бедный священник обратился к более могущественным заклинателям. Обеих одержимых - Луизу Кало и Магдалину де ля Палю, дочь провансальского дворянина, отправили в монастырь Сент-Бом к инквизитору Михаэлису. Михаэлис, не надеясь исключительно на свои силы, пригласил на помощь фламандского доминиканца отца Домциуса. Он сам из Лувена, говорит Мишле, не раз производил заклинания, был, стало быть, обстрелян на этих нелепостях. Луиза скорее сумасшедшая, чем злая, но злая в своем сумасшествии, призналась, что в ней сидят три дьявола: Веррин - добрый дьявол, католик, легкий, один из демонов воздуха; Левиафан, дурной дьявол, любящий рассуждать и протестовать, и наконец третий дух нечистых помыслов. Чародей, пославший ей этих дьяволов, князь всех колдунов Испании, Франции, Англии и Турции патер Луи Гофриди, бывший в то время приходским священником церкви des Accoules в Марселе. Магдалина, подстрекаемая Луизой и обезумевшая от страха, сделала такое же признание. Она сказала, что Гофриди испортил ее своими чарами, что он наслал на нее целый легион, то есть шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть дьяволов. Михаэлис, как монах, ненавидел Гофриди-священника, и с радостью ухватился за прекрасный случай. Он донес на чародея прованскому парламенту. И хотя на стороне Гофриди были капуцины, епископ Марсельский и все духовенство, тем не менее парламент в союзе с инквизицией добился того, что им выдали Гофриди. Его, как преступника, привели в Экс. Пред Магдалиной de la Palau несчастный священник сначала клянется именем Бога, пресвятой девы Марии и св.Иоанном Крестителем, что все обвинения ложны; но скоро он понял, что он погиб; мужество его покинуло и под пыткой, а может быть и ранее, он признался во всем. Да, во всём, во всех преступлениях, которых он не совершал.
Он сознался, что дьявол посещал его часто, что он поджидал сатану у дверей церкви и заразил до тысячи женщин ядовитым дыханием, сообщенным ему Люцифером. «Признаюсь и в том, - говорил он, - что, когда я желал отправиться на шабаш, я становился ночью у открытого окна, через которое являлся ко мне Люцифер и в миг переносил на сборище, где я оставался два, три, а иногда и четыре часа». Стали искать на его теле печать дьявола. Когда сняли с его глаз повязку, он с ужасом узнал, что в его тело до трех раз вонзали иглу и он ничего не чувствовал. Итак, он был трижды помечен дьявольским клеймом. Инквизитор заметил: если бы мы находились в Авиньоне, этого человека завтра же сожгли бы.
Его и сожгли. 30 апреля 1611 года в Эксе, в 5 часов пополудни, Луи Гофриди, бенедиктинский священник церкви des Ассоцлез, был отрешен от сана. Палач подвел к главному входу в церковь, где он должен был каяться и просить прощения у Бога, короля и правосудия. На площади проповедников был уже воздвигнут костер. Несчастный взошел на него и через несколько минут спустя от него остался один пепел.
В Луденской общине урсулинок - а монахини там были дочерьми людей знатных и именитых - всё происходило ещё хлеще:
«Приором монастыря был аббат Муссо, вскоре впрочем умерший. Спустя непродолжительное время после его кончины однажды явился к г-же де Бельсьел ночью в виде мертвеца и приблизился к ее постели. Она своими криками разбудила всю обитель. Но после этого привидение стало возвращаться каждую ночь. Монахиня рассказала о своем несчастии товаркам. Результат получился как раз обратный: вместо одной привидение стало посещать всех монахинь. В дортуаре то и дело раздавались крики ужаса и монахини пускались в бегство. Слово одержимость было пущено в ход и принято всеми. Монах Миньон, сопутствуемый двумя товарищами, явился в обитель для изгнания злого духа.
Игуменья, мадам де Бельсьель, объявила, что она одержима Астаротом и, как только начались заклинания, стала издавать вопли и конвульсивно биться; в бреду она говорила, что ее околдовал священник Грандье, преподнося ей розы.
Игуменья, кроме того, утверждала, что Грандье являлся в обитель каждую ночь в течение последних четырех месяцев и что он входил и уходил, проникая сквозь стены.
На других одержимых, между прочими на мадам де Сазильи, находили конвульсии, повторявшиеся ежедневно, особенно во время заклинаний. Одни из них ложились на живот и перегибали голову, так что она соединялась с пятками, другие катались по земле в то время, как священники со Св.Дарами в руках гнались за ними; изо рта у них высовывался язык, совсем черный и распухший. Когда галлюцинации присоединялись к судорогам, то одержимые видели смущавшего их демона. У мадам де Бельсьель их было 7, у мадам де Сазильи 8, особенно же часто встречались Асмодей, Астарот, Левиафан, Исаакорум, Уриель, Бегемот, Дагон, Магон и тому подобные. В монастырях злой дух носит названия, присвоенные ему в богословских сочинениях.
В некоторых случаях монахини впадали в каталептическое состояние, в других они переходили в сомнамбулизм и бред или в состояние полного автоматизма.
Они всегда чувствовали в себе присутствие злого духа и, катаясь по земле, произнося бессвязные речи, проклинали Бога, кощунствуя и совершая возмутительные вещи, утверждали, что исполняют его волю».
В общем, аббату Грандье сильно не повезло: инквизиция его с пристрастием допросила, аббат признался во всех грехах - и запылал ещё один костёр. Но девушки продолжали бесноваться, пока их не разослали от греха подальше по разным монастырям с соответствующими рекомендациями. Стало понятно, что аббат Грандье тут, в общем-то, не при чём, но ему, понятное дело, легче стать уже не могло.
Не успела толком забыться кань аббата - и снова эпидемия, на этот раз в обители св. Елизаветы в Лувье.
В конце 1642 г. священник Пикар (духовник) внезапно скончался. Монахини, уже и без того близкие к помешательству, тогда окончательно помутились. Их духовный отец стал являться им по ночам, они видели его бродящим в виде привидения, а с ними самими стали делаться конвульсивные припадки, совершенно аналогичные с припадками луденских монахинь: у несчастных являлось страшное отвращение ко всему, что до тех пор наполняло их жизнь и пользовалось их любовью. Вид Св.Даров усиливал их бешенство; они доходят до того, что даже плюют на них. Затем монахини катаются по церковному полу и, издавая при этом страшный рев, подпрыгивают, как будто под влиянием пружин.
Богослов Лабретан, имевший случай видеть Лувьевских монахинь, дает нам следующее описание их беснований. «Эти 15 девушек обнаруживают во время причастия страшное отвращение к Св.Дарам, строят им гримасы, показывают язык, плюют на них и богохульствуют с видом самого ужасного нечестия. Они кощунствуют и отрекаются от Бога более 100 раз в день с поразительною смелостью и бесстыдством.
По несколько раз в день ими овладевали сильные припадки бешенства и злобы, во время которых они называют себя демонами, никого не оскорбляя при этом и не делая вреда священникам, когда те во время самых сильных приступов кладут им в рот палец.
Во время припадков они описывают своим телом разные конвульсивные движения и перегибаются назад в виде дуги без помощи рук, так что их тело покоится более на темени, чем на ногах, а вся остальная часть находится на воздухе; они долго остаются в этом положении и часто вновь принимают его. После подобных усиленных кривляний, продолжавшихся непрерывно иногда в течение 4-х часов, монахини чувствовали себя вполне хорошо, даже во время самых жарких дней; несмотря на припадки, они были здоровы, свежи и пульс их бился так же нормально, как если бы с ними ничего не происходило. Между тем есть и такие, которые падают в обморок во время заклинаний, как будто произвольно: обморок начинается с ними в то время, когда их лицо наиболее взволнованно, а пульс становится значительно повышенным. Во время обморока, продолжающегося полчаса и более, у них не заметно ни малейшего признака дыхания. Затем они чудесным образом возвращаются к жизни, причем у них сначала приходят в движение большие пальцы ноги, потом ступни и самые ноги, а за ними живот; грудь, шея; во все это время лицо бесноватых остается совершенно неподвижным; наконец оно начинает искажаться и вновь появляются страшные корчи и конвульсии».
А что же в России? Там тоже были свои эпидемии, но народу полегло значительно меньше. Рассказать, как было дело?