Природа и человек: взгляд из прошлого.
Решил всё же опубликовать одну свою работку, которую я люблю и частенько перечитываю, хотя она далека от совершенства. Есть чем её дополнить и улучшить. но решил остановиться на первом варианте. Написана она (точнее - составлена) за два дня, но этому предшествовало длительное чтение старой литературы и и размышлений на схожие темы. Можно сказать, я составил из чужих фраз то. что думал я сам, что мог бы написать я сам. Есть места, где ясно, что лучше чем сказали мудрецы древности - не скажешь. И несмотря на общий характер, я ценю эту часть мирового философского наследия. Философия не должна давать кулинарных рецептов, к примеру. Но связать смысл жизни, образ жизни и тип питания - очень даже уместно. Так и с экологическими проблемами. Они имеют неимоверно обширную литературу, посвящённую им. Только философия спит, лишь иногда ворочаясь во сне и бурча нечто невразумительное. А хочется ясного ответа. Посмотрите фильм «Коянискацци» (о котором я написал пост). Вот такое у нас экологическое мышление! Мы сами не знаем, чего хотим и не осознаём, что делаем. Это тупик. И можно не изобретать велосипед, почитать, что писали до нас. Именно этим я и занялся в приведенной работе.
Сначала - предисловие, обьём не позволил в одним текстом опубликовать.
Приготовьтесь - размер небольшой, но и не маленький, статейка короче. Ко всем читателям, особенно друзьям: буду рад замечаниям как по форме, так и по содержанию. Форма изобретена мной, можно это рассматривать как новый вид литературы, ха-ха.)) Пошёл патентовать.))) Шутки - шутками, а я вижу в новой форме неплохую перспективу, особенно для философии. Кто думает, что это просто компиляция - пусть попробует сделать то же, убедится что творчество и философская работа необходимы для создания подобных текстов. Это было вступление к предисловию. Кто настроился думать - может начать чтение. С текста или предисловия - безразлично.
Природа и человек: Путь недеяния.
Предисловие.
В наше время экологическая проблема становится главной, потеснив проблемы войны и мира, проблемы общественного переустройства. Это вполне понятно, если учесть, что от её решения (бездействие - тоже решение) зависит сама судьба человечества. Но это не значит, что экологии придаётся должный статус в рамках официальной науки и философии. О ней вспоминают чаще всего в связи с конкретными местными кризисами, а глобальная проблематика, поднятая ранними докладами Римского клуба («Пределы роста» и др.), оказывается в тени. Между тем общее - это главное, и нам следует озаботиться главным, подобно тому, как человеку, стоящему на краю пропасти следует прежде всего стараться не упасть, а не заботиться о еде или одежде. Немецкий философ В. Хёсле в своих лекциях справедливо отметил недостаточность частных мер. Он заявил: «Я считаю ошибочной веру в то, что решение экологических проблем, угрожающих существованию человечества, связано со скромными мероприятиями по защите окружающей среды, хотя подобные шаги и являются неизбежными». [1] Становится очевидной необходимость создания единой теории, которая бы явилась основой возможных действий по предотвращению надвигающейся катастрофы. До сих пор не было создано ни одной серьезной философской теории, нацеленной на раскрытие экологической проблемы во всей её глубине. Но это не значит, что для её создания в истории мысли нечего почерпнуть! Напротив, именно в древней мысли мы можем заимствовать основания экологической философии.
Первое тысячелетие до нашей эры интересно тем, что в это время происходят интенсивные демографические, социальные изменения, сопровождающиеся активным вмешательством человека в природную среду. При этом только родившаяся и начавшая развиваться философия не могла не откликнуться на происходящее. В.С. Стёпин отметил противоположность идеологии техногенной цивилизации и даосских постулатов. «Принципу преобразующего деяния, сформулированного в эпоху Ренессанса и Просвещения, можно противопоставить в качестве альтернативного принцип древнекитайской культуры «у-вей», требующий невмешательства в протекание природного процесса». [2] Следует, однако, внести важную поправку. Принцип «у-вей» («недеяние») не присущ китайской культуре в целом, является частью только даосской доктрины, противостоявшей в этом вопросе конфуцианству. «Даосу было свойственно восхищаться самодостаточностью, «естественностью» природных процессов, конфуцианец в общем с недоверием, а чаще с подозрением взирал на игру природных сил. Первый был склонен жить в природе, второй - ею пользоваться» [3] Таким образом, даосское учение о природе являлось критическим и альтернативным уже в своё время. Хотелось бы обратить внимание на один важный факт, не отмеченный в специальной литературе. Появление даосского учения и создание его главных классических текстов относится к периоду Чжаньго (5 - 3 вв. до н.э.). Но ведь именно в это время в Китае имел место экологический кризис, связанный с активной вырубкой лесов и эрозией почв! Подробное исследование этого кризиса и его причин читатель может найти в книге Кульпина. [4] Совпадение времени экологического кризиса и времени создания учения, в котором основным принципом служит невмешательство в природу, нельзя считать случайным. Перед нами своеобразная теоретическая рефлексия на происходящее, актуальная попытка переосмыслить человеческую деятельность и определить место человека в мире, а исходя из этого - должное отношение к природе и природным феноменам.
Древние тексты и учения, касающиеся экологической проблематики, вообще исследованы совершенно недостаточно. При этом следует заметить, что для некоторых из них нет необходимости специально акцентировать экологические моменты. Если в книгах 18 - 19 веков, содержащих экологические рассуждения (Руссо, Гердер, Торо), интересующая нас тема никак не выделена, не занимает определённого места в мировоззрении, то в древних даосских и кинических текстах тема природы проходит красной нитью, и нужно быть слепым, чтобы этого не заметить. Например, историограф греческой философии Диоген Лаэртский писал о кинике Диогене: «Он меньше всего считался с законами государства, предпочитая им законы природы». [5] Сам Диоген Синопский говорил в одном из приписываемых ему писем: «Как ты знаешь, кинизм - это исследование природы» [6], причем это следует понимать в смысле поиска приближения к природе. Примечательно, что Диоген по-особому трактовал миф о Прометее. Смысл этого сказания, по Диогену, заключается в том, что Зевс наказывает его за изобретение и передачу людям огня, что было началом и первым шагом к изнеженности и роскоши, то есть отходу от природы. А Зевс вовсе не ненавидит людей и не завидует их благу. [7] Даосская философия вообще основана на принципе почтения к природе, дао - пути мироздания, лишь малой частичкой которого является человек. Раннему даосизму чужд антропоцентризм и близка установка на естественность, следование природе.
Основная трудность заключается в том, что, как справедливо заметил И.М. Нахов, «творчество большинства кинических философов представлено исключительно фрагментами». [8] Даосская философия представлена более обширными текстами, но записаны они были (особенно Ле-цзы») позднее их создания, и носят в основном характер притч и иносказаний. Мы не вправе говорить, как будто древние мыслители много не понимали, не додумывали, не договаривали. Конечно, их мысли не исчерпывались теми, что дошли до нас. Они явно думали во многом так же, как много позже Гердер, Руссо, Торо, на что указывает близость экологических рассуждений, внутренняя тенденция развития идеи. Кроме того, многое, о чём они не упоминают, просто было ими осмыслено и отвергнуто. Удачно выразился Г.К. Честертон: «Не надо думать, что та или иная мысль не приходила великим в голову: она приходила и находила там много лучших мыслей, готовых выбить из неё дурь». [9] Основываясь на дошедших тестах ранней и позднейшей записи, фрагментах и свидетельствах, мы можем попытаться если не реконструировать, то достроить, используя имеющиеся кусочки, как исходный материал. Это лучше, чем вообще игнорировать древнюю экологическую мудрость. Достаточно сказать, что в единственной книге, подробно излагающей историю экологической мысли, даосские трактаты даже не упомянуты, а киническая философия представлена всего несколькими строчками. [10]
Главное достоинство древних философов - краткость, ясность и последовательность. Первое является не только плюсом, но и минусом: мы не видим хода рассуждения, не можем воспроизвести логическую цепочку (если она имела место), не можем проверить обоснованность выводов. Ясность же является неоспоримым достоинством. По словам Секста Эмпирика, «неясность есть качество дурное». [11] Если попытаться мыслить, как древние философы, появляется возможность отчасти восстановить утраченное знание. Кроме того, используя разные источники, можно создать единую картину, единый поток мыслей. Вместо реконструкции мы получим гипотетическое учение, которое не копирует древнее, но использует его. В чем же главная ценность полученного необычного продукта? Он не столько добавляет новое знание к изучению истории философии, сколько актуализирует древнюю мудрость, позволяя нам увидеть её глубину и воспринять её достижения, кажущиеся сегодня особенно важными. Древним присуща большая смелость мысли, чем самым оригинальным авторам 18 века, страдающим непоследовательностью и противоречивостью. В качестве характерного примера укажу на Руссо. Так много рассуждая о «естественном человеке», он должен был бы в итоге призвать к подчинению, послушанию, следованию природе. Иначе говоря, его мысли должны были привести к противопоставлению природы и цивилизации, с предпочтением первой. Его современники это видели, и часто додумывали за него: кто с одобрением, кто с негодованием. Так, наиболее последовательным учеником Руссо, развившим его взгляды, мне кажется Ретиф де ля Бретон, написавший любопытное произведение «Письма обезьяны…». [12] Сам же Руссо не отважился смело сделать выводы из своей теории, проявив не только своеобразную узость взглядов, но и робость. Чтобы его не обвинили в призыве к отказу от цивилизации, Руссо пишет: «Так что же! Нужно разрушить общество, уничтожить «твоё» и «моё», вернуться в леса, жить там с медведями? - такой вывод вполне в духе моих противников». [13] Ни у Лао-цзы, ни у Диогена страха быть последовательными не возникало. Именно по этой причине их учения более цельны и практичны (даже если рассматривать их как утопии), чем экологические взгляды европейских просветителей и американских трансценденталистов. Совместив достижения мысли Руссо, Гердера и других просветителей с древней мудростью, можно получить довольно органичный сплав, единое экологическое учение, основанное на древней мудрости.
Много ли нам могут дать древние философы? Очень много, если считать их умнее, а не глупее нас. Достаточно внимательно изучить даосскую философию даже в кратком изложении, чтобы проникнуться её глубиной. Приведу основные положения даосской философии, изложенные авторитетным специалистом Ян Хин-Шуном, переводчиком «Дао де цзин». «Согласно учению Лао-цзы, всё происходит естественным путем, и не допускает вмешательства. Кто пытается изменить естественный ход вещей, подчинить его своим личным интересам, тот неизбежно потерпит неудачу, ибо действия человека, нарушающего объективный закон дао, всегда вызывает нежелательные для самого же нарушителя результаты»; «По Лао-цзы, человек не в силах изменить естественный ход вещей, так как он сам - часть мира и подчинён его законам». [14] Эти общие философские положения кажутся далёкими от современной экологической проблематики, если не рассматривать деятельность человека по разрушению и угнетению природной среды как глобальное вмешательство в ход вещей, противостояние законам природы, законам жизни. Данную проблему затрагивает парадокс, сформулированный Ламарком: «Можно, пожалуй, сказать, что назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав весь земной шар непригодным для обитания». [15] Вмешательство в естественный ход вещей оборачивается всеобщей катастрофой, и, уничтожая окружающий природный мир, человечество в конечном итоге ничего не выигрывает.
Особенность даосского мировоззрения - в его своеобразной «атеистичности». Дао, которое творит всё сущее, не есть разумная сила, хотя и является основой порядка. Наибольшего развития учение о неразумности природы достигло в книге китайского философа 1в. Ван Чуна «Лунь хэн» (см. особенно главу «о естественности»). [16] Здесь уместно привести для сравнения рассуждение К. Пирса: «Разум, находимый нами в естественных явлениях, вложен в них безусловно единственным, известным нам по опыту, разумом - именно человеческим разумом. Человеческая мысль, классифицируя явления и формулируя законы природы, вводит в природу элемент разума, и логика, находимая человеком во Вселенной, есть лишь отражение его собственной рассудочной деятельности». [17] Природа не разумна, но совершенна. Разум не упорядочивает, не улучшает природу (как, впоследствии, у натуралистов-просветителей Бюффона, Форстера, Кабаниса), а искажает, уродует. Сам факт активного вмешательства объявляется даосскими философами злом, ему противопоставляется «недеяние», как высший идеал жизнедеятельности отдельного человека и общества в целом. Отрицание разумности природы не приводит даосов к обоснованию права человека как властителя Земли, и этим даосская доктринаотличается: 1) и от первобытного одухотворяющего взгляда на природу, и от религиозно-мистической поэтизации природы в романтизме и трансцендентализме; 2) от протестантского взгляда на человека-деятеля как получившего божественную санкцию, также и от атеистического марксистского взгляда на природу как материл преобразования и источник пищевых и сырьевых ресурсов.
Грубо-утилитарное отношение к природе приводит в итоге к противопоставлению человека природе. Возвышая себя, и систематически уничтожая все другие виды жизни, человек остаётся в одиночестве, пустоте. В. Вересаев, проанализировав отношение Достоевского к природе по его произведениям, отметил мотив одиночества человека. Как же живет современный человек? «Одиноко, сами как пауки, сидят люди в глухих углах и смотрят на мир. Мелкие рассказы Достоевского. Основа всех их одна: в мрачной, безлюдной пустыне, именуемой Петербургом, в угрюмой комнате-скорлупе ютится бесконечно-одинокий человек и в одиночку живет напряженно-фантастической, сосредоточенной на себе жизнью». [18] Но одиночество человека есть не только одиночество среди себе подобных. Это одиночество заключенного в одиночной камере, или, отчасти, отшельника в пустыне. «Высших животных почти нет вокруг героев Достоевского», отмечает Вересаев, и приводит далее очень яркую фразу из рассказа «Кроткая»: «Одни только люди, а кругом них молчание, - вот земля!». [19] Мне кажется, что Достоевский, сам того не понимая, выразил сущность начинающегося экологического кризиса. Мир стал только миром людей, скучным серым миром, где и само бытие и радости искусственные, механизированные. Тенденция замыкания в рамках человеческой цивилизации, игнорирования живой природы, имеет очень древние корни. В Индии, во многом благодаря учению о перевоплощении, уважение ко всем живым существам гораздо значительнее, чем в других культурах, однако не следует думать, что индусы были каким-то исключением из правила (не смотря на буддийские принципы). Древнеиндийское изречение гласит: «Легко найти людей, готовых дарить золото, коров и землю; трудно найти человека, проникнутого состраданием ко всему живому». [20] Это значит, что человек помогает и заботится о своих сородичах - ближних, и даже (как в евангельской притче о самаритянине) дальних, а животным нисколько не сочувствует. Но живые существа, которые равны с позиции природы, не вмешивающейся в ход вещей, не равны с позиции человека. Он ведет себя как хозяин всего живого, приручая, разводя на убой, уничтожая, вытесняя с мест обитания. Всё, что еще живет на Земле - живет либо из милости человека, либо по его недосмотру. И первое, и второе не помешают тотальному уничтожению всего разнообразия жизни на Земле, начавшемуся в 20 веке и уже близящемуся к завершению.
В ситуации дисбаланса человека и природы, тотальной экспансии и агрессии (с помощью небиологической техники), становятся особенно актуальными слова древних мудрецов о самоограничении. В полном согласии с Лао-цзы, Диогеном и Эпикуром рассуждает неизвестный еврейский мудрец, Экклезиаст: «Лучше горсть с покоем, чем пригоршни с трудом и томлением духа». [21] Дальше он обосновывает и развивает свой тезис о счастье человека: «Как вышел он нагим из утробы матери, так и умирает, каким пришел, и ничего не возьмет из сделанного им, что мог бы понести в руке своей. Какая же польза ему, что он трудится на ветер? А он все дни жизни своей ел впотьмах /т.е. поздно, после работы-И.Н./, в большом раздражении, в огорчении и досаде». [22] Ограничение и довольство малым признавалось даосами и киниками не просто идеалом, а здоровой нормой. О том же говорил и Эпикур, хотя многие неправильно понимают его слова о важности в жизни наслаждений. Диоген, кроме того, не только словами, но и самим своим образом жизни пытался доказать окружающим людям возможность и полезность естественной жизни. И что же? Мало кто за ним последовал. Каждый из нас в лучшем случае сказал бы: «Хорошо человеку жить, как животные, естественной жизнью. Но только я так никогда не смогу!». На самом деле, здесь не столько «не могу», сколько «не хочу». К комфорту и роскоши легко привыкнуть, но нелегко отказаться. Причем отказаться даже не на практике, а хотя бы в идее. Даже стоя перед угрозой самоуничтожения, человечество не готово следовать принципу довольства малым. «Неудовлетворённость жизнью, как она есть, желание иного, может быть весьма различно в различных личностях и зависит от того идеала жизни, который стоит перед человеком». [23] И если в древности и средневековье вполне знакомый и понятный идеал богатства и роскоши соседствовал с идеалом бедной и добродетельной мудрости, то сегодня души людей всецело захватил демон потребительства. На примере сотовых телефонов видно, как необходимый сам по себе предмет становится предметом культа моды, новизны, средством «показать себя». У стремления к расширению средств жизнеобеспечения, превращенных в предметы роскоши, нет никаких пределов. Уолденский эксперимент Генри Торо был призван показать, как много в нашей жизни ненужного, и каких важных вещей - спокойного досуга, доброжелательного общения, тесной связи с природой - мы лишились в нашем цивилизованном урбанистическом мире.
Читателю может придти в голову один правомерный вопрос: не является ли новый способ оперирования древними текстами, использованный при создании трактата «Природа и человек», откровенным насилием над ними, навязыванием своих взглядов с помощью тенденциозного выделения цитат и их перемешивания? На самом деле создание текстов с помощью компоновки авторских высказываний довольно древний, он неизбежно применялся при создании текстов учения на основе записей учеников. Впоследствии авторству стали придавать большее значение, чем истинности самой мысли, цитация стала строже, использование чужих мыслей без указания источника стало считаться дурным тоном. Но всегда ли мысль имеет авторство? Мы часто заимствуем чужие фразы и мысли, не замечая этого, больше того: трудно философствовать без предварительного чтения книг предшественников. В силу отсутствия исследований по данному вопросу, рассмотрю вкратце, как относились к методу компиляции цитат и мыслей некоторые философы.
Обычно сами авторы редко задумывались, кто и как будет потом использовать их тексты. Приятным исключением является Иоганн Готфрид Гердер, чьи высказывания о природе значительно обогатили текст моего компилятивного трактата. Для Гердера важнее всего не передать мысли, а побудить мыслить читателя (последователя), проложить ему дорогу. «Вот прекрасная награда писательства: благонамеренный человек больше радуется тому, что пробудил в душе читателей, чем тому, что сказал сам». [24] Писатель может ошибаться, проявлять нехватку знаний. Его слова нуждаются в исправлении и дополнении. Таким образом, отдельные его мысли могут рассматриваться в качестве элементов будущей постройки, не теряя ценности даже в случае забвения источника самой мысли. «Я человек, я писал - ты человек, ты читаешь. Писатель мог заблуждаться и, наверное, заблуждался, но у тебя есть знания, которых не могло быть у писателя, - итак, пользуйся тем, что есть у тебя, но снизойди к доброй воле пишущего, не только кори, не только попрекай, но совершенствуй и строй. Писатель своими немощными руками положил несколько камней в основание здания, которое только века возведут, которое только века и могут возвести, - и прекрасно, если камни эти будут прикрыты землей и забыты людьми, как и сам принесший их на это место, и прекрасно, если великолепное здание возвысится над ними». [25] В краткой форме Гердер формулирует позицию в конце предисловия к своей обширной книге: «Прекрасно, что страницы эти уже потонут в реке забвения, но яснейшие мысли засветятся в душах людских». [26] Сохраняться должно не всё - ибо во многом мыслитель неизбежно ошибается - а самое ценное, истинное, проверенное, мудрое. Нельзя сказать, чтобы именно так обстояло дело с древними учениями. Но, несомненно, все основные положения, причём часто в весьма яркой и афористичной художественной форме, дошли до нас. И мы должны не только изучать достижения древних умов, но и делать их своим достоянием.
Приведу еще одно суждение о компиляции, кажущееся мне весьма удачным. Отыскалось оно уже в последний момент, когда вся работа была завершена. Русский философ-позитивист 19 века В.В. Лесевич в своём обзоре философских систем позитивизма останавливается, в том числе, на трудах неизвестного у нас К. Гёринга. В чём же Лесевич видит достоинство книг немецкого философа, который мало оригинален? «Заслуга К. Гёринга и заключается, впрочем, не в проявлении философского творчества, а в разумном заимствовании у своих предшественников того, что в воззрениях их могло служить обоснованию научной философии, и затем - что особенно важно - в гармоническом объединении этого наследия с результатами современной науки. К. Гёринг пчелообразно отнесся ко всему тому, что доставляло ему прошедшее и современное, но он не впал в эклектизм, он не пытался соглашать несогласимые начала, не пробовал прилагать к философии принцип «нельзя не сознаться, но надо признаться», а, напротив, соединял только существенно-однородное и отвергал всё не выдержавшее строгой критической проверки. Эта выдержка сохранила Гёринга от тех ошибок, о которые разбились усилия мыслителей, у которых Гёринг заимствовал некоторые свои воззрения: Гёринг был последовательнее их самих в проведении этих воззрений». [27] То, что Лесевич писал о работе Гёринга, очень похоже на то, что проделано в трактате «Природа и человек». Только одно правило составляет принципиальное новшество: используются только подлинные слова (в переводе), с указанием источника заимствования. Таким образом, достигается совмещение текстов философского наследия и авторского замысла составителя.
Созданный на основе даосских и кинических текстов, данный трактат о природе, несмотря на включение многих позднейших отрывков, сохранил и идею, и дух, и даже (частично) манеру изложения. Он больше похож на синтетическое философское учение, чем на сборник афоризмов, хотя бы и тематически подобранных. Главной задачей было сохранить в рамках нового текста единство стиля и мысли, чтобы читатель мог сосредоточиться непосредственно на содержании. Насколько эта экспериментальная затея удалась - судить вам. Надеюсь, что творческое соединение фрагментов различных произведений в рамках нового текста, проникнутого единым замыслом, окажется полезным новшеством и интересным чтением.
[1] Хёсле В. Философия и экология. Пер. с нем. - М.,1993. - с.165.
[2] Степин В.С. Экологический кризис и будущее цивилизации. // Хёсле В. Философия и экология. Пер. с нем. - М.,1993. - с.187.
[3] Ткаченко Г.А. Человек и природа в «Люйши чуньцю». // Проблема человека в традиционных китайских учениях. - М.,1983. - с.232.
[4] Кульпин Э.С. Человек и природа в Китае. - М.,1990. - с.44-105.
[5] Антология кинизма. - М.,1996. - с.144.
[6] Там же - с.212.
[7] См.: Там же, с.141.
[8] Там же - с.44.
[9] Честертон Г.К. Писатель в газете: (Художественная публицистика). Пер. с англ. - М.,1984. - с.260.
[10] Круть И.В., Забелин И.М. Очерки истории представлений о взаимоотношении природы и общества. - М.,1988. - 415с
[11] Секст Эмпирик Сочинения. Т.2. - М.,1976. - с.120.
[12] Ретиф де ла Бретон Письмо обезьяны к существам своей породы. // Ретиф де ла Бретон Южное открытие, произведенное летающим человеком, или французский Дедал. Пер. с фр. - М.-Л.,1931. - с…
[13] Цит. по: Круть, Забелин - с.195.
[14] Ян Хин-Шун Материалистическая мысль в древнем Китае. - М.,1984. - с.78.
[15] Цит. по Баландин Р.К., Бондарев Л.Г. Природа и цивилизация. - М.,1988. - с.11.
[16] Петров А.А. Ван Чун, древнекитайский материалист и просветитель. - М.,1954. - с.53-62.
[17] Пирсон К. Грамматика науки. Пер. с англ. - СПб.,/1915/. - с.116.
[18] Вересаев В. Живая жизнь. Ч.1: О Достоевском и Льве Толстом. - 4-е изд. - М.,1928. - с.10.
[19] Там же, с.10.
[20] Древнеиндийские афоризмы. - М.,1966. - с.24.
[21] Еккл.4,6.
[22] Еккл.5,14-16.
[23] Лавров П.Л. Этюды о западной литературе. - Пг.,1923. - с.169.
[24] Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. Пер. с нем. - М.,1977. - с.7-8.
[25] Там же - с.8.
[26] Там же - с.11.
[27] Лесевич В.В. Собрание сочинений. Т.1: Статьи по философии. - М.,1915. - с.465-466.