Обычно я избегаю скрупулезных сравнений между фильмом и литературным первоисточником, но "Гадкие лебеди" - дело иное. Я читал роман в 1994 году, сидя на даче. Была середина августа, и с начала недели зарядили дожди. Три дня, во время которых я неспешно читал роман, лил нескончаемый дождь. Такой недекоративный фон задал особое восприятие текста. Текст запомнился. Запомнилась сырость, и запомнилась цветовая палитра: голубовато-серая, дымчатая, густо-зеленая.
Поэтому для меня стал изрядным сюрпризом "этюд в багровых тонах", написанный Константином Лопушанским. "Уж не град ли обреченный он экранизировал?" - посетила меня саркастическая мыслишка при виде кинопролога: молчаливый главный герой, писатель Банев, едет в поезде, а по сторонам полыхают огни, стоят пожарные машины. Апокалипсис, как он есть. И пожарные тщетно пытаются унять адский пламень. Писатель Банев вступает в первый круг ада, а откуда уже готовы вылезть "мокрецы" - адские люди, чтобы предстать перед судом Божьим.
Я думаю, не у меня одного на протяжении фильма будет складываться впечатление, что Лопушанский (кстати, ученик и ассистент
Тарковского на съемках "Сталкера") регулярно пытается сделать этакую кавер-версию, реминсценцию "Сталкера", или, по-крайней мере, затеять с ним перекличку, воспользовавшись широким набором аллюзий. Его цель - объединить "Сталкер" и свои фильмы в особый микрокосм, изобразить общий постапокалитичный мир, мрачное средиземье после ядерной войны. В противном случае, Лопушанский не стал бы придумывать поездку Банева в Ташлинск (чистый перифраз поездки Писателя, Физика и Сталкера на дрезине) и преодоление им энергетического кордона, выставленного мокрецами. Действие началось бы прямо в городе-обители мокрецов. Однако же, Лопушанский сознательно определяет границы, потому что Зона определяется границами. Нет границ - нету Зоны. Нет ее и без путешествия. Чтобы припасть к новому, инородному, таинственному, следует пройти ряд испытаний. Это есть в "Сталкере", это есть "Гадких лебедях" и есть в более раннем фильме Лопушанского - "Посетителе музея".
Понятие "граница и заграница" имеет в фильме еще и другое значение: мокрецам крупно не повезло, что они очутились на постсоветском пространстве. Ташлинск является не только средоточием мокрецов, но и средоточием ученых планеты и представителей ООН. Банев в фильме уже не тот, что в романе. Он приехал из-за бугра, он эмигрант. Благодаря его "измененному" восприятию, особенно сильно проступают уродливые (но сюжетно необоснованные) черты советского государства: какие-то менты-скинхеды, пиздящие инакомыслящих и иноковыглядящих, то бишь мокрецов; типично советская психушка, куда упекают дочь Банева Иру (в книге - Ирму). Почему сюжетно необоснованные? - да потому что Лопушанский, завозившись с границами, изображает мокрецов хозяевами Зоны. Не каждый человек может пройти границу, что и подтверждает труп, скособочившийся на стуле посреди кордонной полосы. К тому же, мокрецы Лопушанского вовсе не выглядят миролюбивыми и христианоподобными существами, которые пытаются изменить мир "любовью и лаской". Это агрессивные пришельцы-менторы, полностью изменяющие нравственный облик детей, поступивших к ним в ученичество. Они не испытывают жалости к людям. А обладая (по Лопушанскому) неограниченными возможностями, они вряд ли допустили бы издевательства над собой и своими подопечными внутри своих владений.
Лопушанский отчетливо доносит до зрителя основную идею романа: мир прогнил до основания, и чтоб его изменить, надо отказаться от всего, что тебе было дорого (тем более, что это "дорого" не имеет никакой ценности, кроме разве что привычки). Тебе надо либо принять мокрецов, либо умереть. Но когда в фильме начинает звучать "местечковая" социальная критика, когда посыл суживается до размеров российского государства с его ментами, оголтелыми (но убедительными, по сравнению с невнятными иностранными гуманистами) российскими учеными, советскими сумасшедшими домами, появляется фальшь. Не могу представить, зачем Лопушанскому потребовалось вкладывать в философский чемодан второе, очевидно картонное, дно. Впрочем, продюсировали картину не только русские, но и французские продюсеры…
Гораздо более интересно выглядят сцены, в которых Лопушанский отдаёт дань советской фантастике. Перед тем, как попасть в Зону, Банев совершает необязательную поездку в гости к ученому, чей отчет показался ему наиболее внятным и подробным. Этот ученый - карлик. О да, карлики - видные представители советской фантастики, вспомним хотя бы Туранчокса из культового "экологического" фильма Роберта Викторова "Через тернии к звездам". Эта поездка не проливает ни единого лучика света на происхождение мокрецов, зато даёт замечательную возможность полюбоваться на потрясающего карлика, который таскает двустволку и бутылку виски, чуть меньшую по размерам, нежели он сам.
Чисто внешне мокрецы Лопушанского - выходцы катакомб, выжившие, но безобразно мутировавшие после ядерной войны люди. Они таскают на себе балахоны из грубой ткани. И похожи на друидов. Здесь тоже присутствует какая-то религиозная каша и отсебятина. Так, например, Лопушанский придумал сцену, которой не было в романе, и которая выглядит зрелищно, но не к месту. Мокрецы, отрицающие все достижения человеческой цивилизации, в том числе культурные и религиозные, проводят коллективную медитацию: дети сидят на циновках в позе лотоса, а перед ними мокрец читает какую-то мантру. Через несколько секунд ошеломленный Банев видит, как мокрец и дети взлетают. Неужели этой сценой Константин Лопушанский хотел показать, что "нас спасут восточные духовные практики"? Удивительно свежая мысль. Западный мир пришел к этой мысли сорок лет назад и уже десять раз успел от нее отказаться. Но только не застрявший в безвременьи и на пол-пути к космополитизму писатель Банев. Внезапно и походя промелькнувшие атрибуты буддизма открывают такое широкое поле для толкований картины, что объема стандартной рецензии попросту не хватит, чтобы отразить хотя бы их малую часть. Но что касается Банева из фильма, - он не похож на Банева из книги. Своей беззащитностью и тотальной непонятливостью, концентрированной потерянностью он вызывает жалость. "Исследователь"! Мне симпатичны такие персонажи.
Фильм не выглядит актуальным (он принадлежит началу 90-х, и пусть вас не сбивает с толку светящийся экран ноутбука), и не выглядит хорошо продуманным, но чего у него не отнять - это атмосферности. Удушливый, темный, насыщенный водными парами город. Струи дождя визуально утяжеляются засчет инфракрасного излучения, которое "генерируют" в небесах мокрецы (уж не помню, было ли это в романе). Медлительное действие. "Фильмы-предупреждения" редкие гости на наших экранах, и потому не следует упускать возможности посмотреть "Гадких лебедей".
Другие рецензии на этот и другие фильмы читайте в еженедельном журнале
ЭКРАНКА.РУ.