(no subject)
Как-то, еще в октябре прошлого года, я начал писать про свою работу в Большом театре, в студенческие годы - здесь, здесь и здесь.
Всего один раз в жизни я видел зал Большого во время спектакля, находясь прямо в центре сцены. А дело было так. Давали в тот вечер "Анну Каренину". Балет Щедрина с Плисецкой в заглавной роли. Майя Михайловна медленно ходила по сцене в шляпе с огромными полями, почти не вставала на пуанты, не прыгала и антракты были по полчаса. Такой был балет "для звезды в возрасте". Однако декорации, в отличие от классических балетов Большого, были очень громоздкими - делал их Левенталь, а уж он был мастер на громадные нелепые конструкции на сцене. Прямо в центре под углом возвышался помост-гора, который уходил вверх метра на четыре, а на склоне этой горы стояли небольшие декорации в виде кустиков, елочек и еще чего-то. Действие спектакля проходило на первом плане, а на втором стоял этот помост и мы на "переменах" меняли на нем антураж - убирали одни кустики и ставили другие. ("перемена" - это тот момент, когда свет в зале гаснет, занавес закрывается и зритель слышит из-за него топот и стук - это за три-четыре минуты две команды рабочих сцены меняют декорации. Обычно это что-то не очень сложное - смена между картинами, а не действиями, когда объявляют антракт.) И вот мы втроем в тот вечер работали на сменах по этому чертовому помосту. Во время смены надо было вбежать на него, вынуть молотком гвозди, которыми приколочены одни кусты и на их место поставить другие, прибив их хорошенько. И вот, картина окончена, занавес с шуршанием закрывается, на сцене загорается неяркий свет и всё приходит в движение - у каждого своя задача. Мы мчимся со своей зеленью наверх и начинаем работу. Только начали, только вынули крепеж - свет вдруг погас, оркестр заиграл увертюру и занавес медленно поплыл, открывая перед нами зал. Все - кто-куда, а мы, трое из ларца-одинаковых с лица, стоим, сжимая в руках молотки и бутафорские кусты - нам-то не убежать, мы на горе. Я вижу ряды лож, уходящие вверх, белые лица людей, оркестр, что-то наяривающий, и слышу сдавленный крик машиниста сцены, сбоку, из-за кулис - Прыгайте, суки...
Легко сказать - прыгайте. Прыгнуть можно только назад, с самого верха помоста, а там - метра четыре, не меньше, а внизу просто дощатый пол. Мы как-то бочком, стараясь не глядеть в страшную глубину зала, сползли немного ниже и только потом свалились со страшным грохотом вниз. Кусты, брошенные впопыхах, так и остались лежать на зеленой обивке этой "горки". Ржание раздавалось по обе стороны кулис и, по-моему, из оркестра тоже, потому что они всё хорошо видели.
А всё дело было в том самом машинисте сцены, по фамилии Павлов (сколько лет помню), который, видимо от усталости или недосыпу, слишком рано дал сигнал к началу действия и нажал кнопку открывания занавеса. И всю следующую картину сцена представляла собой последствия позорного бегства рабочих сцены - декорации просто лежали на полу и кордебалет удивленно их обскакивал в зажигательном танце, косясь на валяющиеся колонны и бельведеры. Разор был полный.
Самое смешное, что за этим всем из директорской ложи наблюдал сам Родион Щедрин и я никогда не забуду как он орал на Павлова в антракте, а Майя Михайловна Плисецкая в шляпе с огромными полями загораживала собой несчастного машиниста и молча, строго смотрела на мужа. Уводили композитора под руки, с валидолом.
Вот так... Никогда не забуду этого чувства - ты один, наедине с огромным залом... Чисто Шаляпин.