Дед Мороз и счастье
Пребывала в тоске и беспокойстве - впрочем, вполне обоснованно - и на этой почве необоснованно съела почти все, что было в холодильнике.
Раньше-то, бывало, все бывало наоборот: я беспокоилась и очень экономично переставала есть. И от этого ни кошельку, ни талии не было никакого урона.
Теперь же сплошной урон всему!
"Однажды вечером он вернулся домой с искаженным лицом. Молча он полез в буфет, достал оттуда цельную холодную курицу и, расхаживая по комнате, съел ее всю. Сделав это, он снова открыл буфет, вынул цельное кольцо краковской колбасы весом ровно в полкило, сел на стул и, остекленело глядя в одну точку, медленно сжевал все полкило..."
Помните, такого персонажа?
Вот, примерно так это и выглядело, если, конечно, "буфет" заменить на холодильник.
С целью прекратить. пополнить припасы, а также отвлечься, пошла тогда прогуляться в магазин.
Но и тут подстерегала неудача: в ближайшей "Пятерочке" - подумать только, какое безобразие - не было моего любимого черного хлеба кирпичом.
Обиделась и пошла за "кирпичом" в дальнюю "Пятерочку". А в ближней не стала ничего покупать - из глупого принципа.
Зашла по дороге в сетевой хозяйственный (не знаю, осталось ли еще в большом городе что-нибудь не сетевое). Там, конечно, сейчас же пред очи оказались выставлены всякие заманчивые подарки к Новому году под лозунгом "Я этого достойна": духи за 200 рублей, шампуни, гели для всего сразу и для разных сфер организма в отдельности.
Но я же не праздновать туда пришла, а тревожиться. Поэтому выбрала средство для чистки унитаза и мрачно отправилась расплачиваться.
Усталая кассир в новогоднем колпачке с бубенчиком, не глядя на меня, произносит безнадежным голосом замученный за день текст. Смысл такой - если я приобрету второе такое же средство, то в подарок мне полагается лак для ногтей.
И протягивает флакон. Гляжу, а он цвета зеленки и переливается блестками. Тут меня, в первый раз за день, разобрал смех: представила, что скажет один близко знакомый юноша, увидев мать с зелеными когтями в блестках. Потом я стала думать, что масляная краска плохо оттирается из-под ногтей, а значит после рисования я выгляжу так, что впору вешать табличку "Это не грязь, а краска!"
А с зеленым лаком, - думаю, - будет свежо и весело, и черную кайму никто не увидит.
Угадав мое замешательство, кассир уже менее заученным тоном принялась увещевать: Последний флакон! Дочке подарите!
- У меня нет дочки.
- Тогда... кому-нибудь.
Представила счастливого новогоднего кого-нибудь с ногтями цвета нашего босоногого и разбитоколенного детства: зеленка, спиртовой раствор бриллиантового зеленого 1% - и снова развеселась.
Пока я веселилась, подошла дама, которая, видимо, нешуточно хотела бесплатные зеленые ногти.
Дама, впрочем, вела себя прилично - только шумно вздыхала и переминалась с ноги на ногу.
Потом не выдержала: Если женщина не будет брать, то я возьму.
Женщина с облегчением не стала из жадности брать последний флакон и ушла восвояси, проговорив на прощанье ритуальное и загадочное "снаступающимвас!"
Прекрасное чувство гордости - не повелась на бесплатную ненужность - сопровождало меня весь оставшийся путь до "Пятерочки" номер два.
Захожу со своим бюджетным средством для унитаза и что же я вижу?! Вернее, чего же я не вижу - я не вижу любимого чёрного хлеба кирпичом.
Зато что же вижу?!
Вижу небольшую стойку с книгами. И на стойке, вижу, красуется за сто условных рублей книга моего, опять же, детства. В детстве почему-то у нас на полке стояли писатели-немцы из послевоенного поколения литераторов, потерянного и уничтоженного: Бёлль и Фаллада. Потом уже их долго не издавали, и я не могла их найти, чтобы дать сыновьям почитать.
И вдруг вижу, стоит в Пятерочке Бёлль "Глазами клоуна" - привет из детства.
Я, конечно, схватила "Клоуна", прижала к себе и пошла потихоньку "на кассу".
На кассе, натурально, очередь из нормальных людей, которые готовятся к Новому году. Кто как может, тот так и готовится. Тем не менее тележки у всех полны. И тут я такая иду - с Бёлль(ем), прижимая его к пальто, как дитя. Еще и издание какое-то попалось специальное, невесомое: видно, из серии "книги в дорогу", очень удобно прижимать.
Подхожу, меня бабушки впередистоящие начинают пропускать: Проходите-проходите, а то у меня полная тележка всего..."
Благодарю и прохожу.
Кассир смотрит с подозрением: И это все?!
Действительно, какой дурак перед праздниками ходит в "Пятерку" за книгой писателя, которого у нас мало издавали? Да, практически никакой!
Меж тем на улице почти полный мрак наступил, хоть на часах еще и день, и какой-то фиолетовый туман вместо неба клубится.
Сыро, слякотно, реагентно.
И вот, в этой какой-то безнадежной почти тьме передо мной сияет киоск "Союзпечать". Впрочем, возможно, уже не "Союз", зато печать, оставшаяся в живых к концу года, точно сияет.
А чтобы заделать сияющую и зияющую брешь в рядах печатных изданий, на витрине дополнительно выставлены всякие переливающиеся новогодние штуки, произведенные в одной удивительной и снова дружественной нам стране. А в той стране, что я вам скажу, видимо, знают толк в подобных вещах: только представьте,
Дед мороз на крошечном паровозике, въезжает в крошечный туннель. И ввезжает.
И снова въезжает.
И выезжает.
А вокруг все переливается разноцветными огнями, пока Дедушка продолжает свое бесконечное завораживающее путешествие.
Вот он въезжает.
Вот снова выезжает...
С черной-пречерной улицы на волшебную гору-шкатулку, распахнув пошире очи, завороженно смотрит одна бывшая девочка.
Другая бывшая девочка смотрит из киоска сквозь очки на зависшую перед витриной усталую тетку и, наверняка, удивляется.
Наконец, странная тетка, любительница китайских Дедов Морозов на паровозиках, поднимает глаза, встречается взглядом с чьими-то изумленныими очками, и поспешно отходит, пытаясь выглядеть как взрослая и разумная женщина.
К новогоднему набору "средство для чистки унитазов, книжка из Пятерочки", конечно, так и просится Дедушка Мороз на паровозе из киоска "Союзпечать".
Но, нет.
'Нет, будем людьми!' ("Nej, lad os nu være mennesker!") - как любил повторять андерсеновский попугай.
Будем людьми.
Станем на Новый год покупать колбасу для оливье вместо переливающихся паровозов и мчащихся на них в вечность Дедушек Морозов!
И тут в кармане, наконец, звякает мессенджер общего чата с заветным: Ребята, все хорошо!
Ночь моментально превращается в почти день.
Дед мороз из витрины, проезжая мимо меня, едва заметно подмигивает и улыбается в пластиковые усы.
Продавщица из киоска тоже улыбается через стекло - странная тетенька вновь вернулась поглядеть на Деда Мороза.
А тот все едет и едет по кругу в своей вечно зимней пластиковой стране и, совершенно точно, едва заметно улыбается в усы. Как это я раньше не заметила?!
А значит, возможно, все еще будет хорошо.
Ну, или хотя бы неплохо.
По крайней мере, насколько позволяют срок годности китайского пластикового счастья и прочие предлагаемые нам обстоятельства.
Раньше-то, бывало, все бывало наоборот: я беспокоилась и очень экономично переставала есть. И от этого ни кошельку, ни талии не было никакого урона.
Теперь же сплошной урон всему!
"Однажды вечером он вернулся домой с искаженным лицом. Молча он полез в буфет, достал оттуда цельную холодную курицу и, расхаживая по комнате, съел ее всю. Сделав это, он снова открыл буфет, вынул цельное кольцо краковской колбасы весом ровно в полкило, сел на стул и, остекленело глядя в одну точку, медленно сжевал все полкило..."
Помните, такого персонажа?
Вот, примерно так это и выглядело, если, конечно, "буфет" заменить на холодильник.
С целью прекратить. пополнить припасы, а также отвлечься, пошла тогда прогуляться в магазин.
Но и тут подстерегала неудача: в ближайшей "Пятерочке" - подумать только, какое безобразие - не было моего любимого черного хлеба кирпичом.
Обиделась и пошла за "кирпичом" в дальнюю "Пятерочку". А в ближней не стала ничего покупать - из глупого принципа.
Зашла по дороге в сетевой хозяйственный (не знаю, осталось ли еще в большом городе что-нибудь не сетевое). Там, конечно, сейчас же пред очи оказались выставлены всякие заманчивые подарки к Новому году под лозунгом "Я этого достойна": духи за 200 рублей, шампуни, гели для всего сразу и для разных сфер организма в отдельности.
Но я же не праздновать туда пришла, а тревожиться. Поэтому выбрала средство для чистки унитаза и мрачно отправилась расплачиваться.
Усталая кассир в новогоднем колпачке с бубенчиком, не глядя на меня, произносит безнадежным голосом замученный за день текст. Смысл такой - если я приобрету второе такое же средство, то в подарок мне полагается лак для ногтей.
И протягивает флакон. Гляжу, а он цвета зеленки и переливается блестками. Тут меня, в первый раз за день, разобрал смех: представила, что скажет один близко знакомый юноша, увидев мать с зелеными когтями в блестках. Потом я стала думать, что масляная краска плохо оттирается из-под ногтей, а значит после рисования я выгляжу так, что впору вешать табличку "Это не грязь, а краска!"
А с зеленым лаком, - думаю, - будет свежо и весело, и черную кайму никто не увидит.
Угадав мое замешательство, кассир уже менее заученным тоном принялась увещевать: Последний флакон! Дочке подарите!
- У меня нет дочки.
- Тогда... кому-нибудь.
Представила счастливого новогоднего кого-нибудь с ногтями цвета нашего босоногого и разбитоколенного детства: зеленка, спиртовой раствор бриллиантового зеленого 1% - и снова развеселась.
Пока я веселилась, подошла дама, которая, видимо, нешуточно хотела бесплатные зеленые ногти.
Дама, впрочем, вела себя прилично - только шумно вздыхала и переминалась с ноги на ногу.
Потом не выдержала: Если женщина не будет брать, то я возьму.
Женщина с облегчением не стала из жадности брать последний флакон и ушла восвояси, проговорив на прощанье ритуальное и загадочное "снаступающимвас!"
Прекрасное чувство гордости - не повелась на бесплатную ненужность - сопровождало меня весь оставшийся путь до "Пятерочки" номер два.
Захожу со своим бюджетным средством для унитаза и что же я вижу?! Вернее, чего же я не вижу - я не вижу любимого чёрного хлеба кирпичом.
Зато что же вижу?!
Вижу небольшую стойку с книгами. И на стойке, вижу, красуется за сто условных рублей книга моего, опять же, детства. В детстве почему-то у нас на полке стояли писатели-немцы из послевоенного поколения литераторов, потерянного и уничтоженного: Бёлль и Фаллада. Потом уже их долго не издавали, и я не могла их найти, чтобы дать сыновьям почитать.
И вдруг вижу, стоит в Пятерочке Бёлль "Глазами клоуна" - привет из детства.
Я, конечно, схватила "Клоуна", прижала к себе и пошла потихоньку "на кассу".
На кассе, натурально, очередь из нормальных людей, которые готовятся к Новому году. Кто как может, тот так и готовится. Тем не менее тележки у всех полны. И тут я такая иду - с Бёлль(ем), прижимая его к пальто, как дитя. Еще и издание какое-то попалось специальное, невесомое: видно, из серии "книги в дорогу", очень удобно прижимать.
Подхожу, меня бабушки впередистоящие начинают пропускать: Проходите-проходите, а то у меня полная тележка всего..."
Благодарю и прохожу.
Кассир смотрит с подозрением: И это все?!
Действительно, какой дурак перед праздниками ходит в "Пятерку" за книгой писателя, которого у нас мало издавали? Да, практически никакой!
Меж тем на улице почти полный мрак наступил, хоть на часах еще и день, и какой-то фиолетовый туман вместо неба клубится.
Сыро, слякотно, реагентно.
И вот, в этой какой-то безнадежной почти тьме передо мной сияет киоск "Союзпечать". Впрочем, возможно, уже не "Союз", зато печать, оставшаяся в живых к концу года, точно сияет.
А чтобы заделать сияющую и зияющую брешь в рядах печатных изданий, на витрине дополнительно выставлены всякие переливающиеся новогодние штуки, произведенные в одной удивительной и снова дружественной нам стране. А в той стране, что я вам скажу, видимо, знают толк в подобных вещах: только представьте,
Дед мороз на крошечном паровозике, въезжает в крошечный туннель. И ввезжает.
И снова въезжает.
И выезжает.
А вокруг все переливается разноцветными огнями, пока Дедушка продолжает свое бесконечное завораживающее путешествие.
Вот он въезжает.
Вот снова выезжает...
С черной-пречерной улицы на волшебную гору-шкатулку, распахнув пошире очи, завороженно смотрит одна бывшая девочка.
Другая бывшая девочка смотрит из киоска сквозь очки на зависшую перед витриной усталую тетку и, наверняка, удивляется.
Наконец, странная тетка, любительница китайских Дедов Морозов на паровозиках, поднимает глаза, встречается взглядом с чьими-то изумленныими очками, и поспешно отходит, пытаясь выглядеть как взрослая и разумная женщина.
К новогоднему набору "средство для чистки унитазов, книжка из Пятерочки", конечно, так и просится Дедушка Мороз на паровозе из киоска "Союзпечать".
Но, нет.
'Нет, будем людьми!' ("Nej, lad os nu være mennesker!") - как любил повторять андерсеновский попугай.
Будем людьми.
Станем на Новый год покупать колбасу для оливье вместо переливающихся паровозов и мчащихся на них в вечность Дедушек Морозов!
И тут в кармане, наконец, звякает мессенджер общего чата с заветным: Ребята, все хорошо!
Ночь моментально превращается в почти день.
Дед мороз из витрины, проезжая мимо меня, едва заметно подмигивает и улыбается в пластиковые усы.
Продавщица из киоска тоже улыбается через стекло - странная тетенька вновь вернулась поглядеть на Деда Мороза.
А тот все едет и едет по кругу в своей вечно зимней пластиковой стране и, совершенно точно, едва заметно улыбается в усы. Как это я раньше не заметила?!
А значит, возможно, все еще будет хорошо.
Ну, или хотя бы неплохо.
По крайней мере, насколько позволяют срок годности китайского пластикового счастья и прочие предлагаемые нам обстоятельства.