Ничего личного...
Адам ВЕЛЁМСКИЙ - молодой (родился 25 декабря 1972 года) историк идеи, правый публицист, консерватор, доктор политических наук, - пишет о казалось бы далеких во всех отношениях и от поляков и от нас событий в Мексике конца 20-х гг. Однако, "что-то слышится родное"...
Кристерос в Мексике. Анатомия народной революции
История помнит две великие народные контрреволюции: вандейскую и, сложившуюся из нескольких эпизодов, - карлистскую, в XIX веке. Тем временем была еще одна великая народная контрреволюция: Кристерос, в Мексике, в 1926-29 гг. В отличие от контрреволюций вандейской и карлистской, последняя не имеет посвященной себе литературы. Есть несколько работ на испанском языке, изданных в далекой Мексике, практически недоступных для иностранного читателя; почти не существует библиографии на английском языке, если не считать одной работы Дэвида БЕЙЛИ (David Bailey). Только на французском языке мы имеем две работы авторства Жана МЕЙЕРА и, написанную в форме скорее рассказа, чем научного исследования, книгу Хьюго КЕРАЛЯ (Hugues Kéraly’). То, что эта тема не интересует левых и либеральных историков - понятно: она потребовала бы описания многочисленных преступлений, совершенных либеральным и светским режимом, написавшим на своих знаменах лозунги прогресса и гуманизма. Историков этого рода карлизм и Вандея тоже не интересуют. Значительно больше нас может заинтриговать молчание по этму поводу католических и правых исследователей. Но и оно будет понятно, поскольку, описывая восстание Кристерос, невозможно не упомянуть, - назовем это деликатно, - неоднозначное поведение мексиканской церковной иерархии, а особо - папы Пия XI. Тема эта щекотлива и неудобна всем сторонам, а потому интересна автору данного текста, который обожает всяческие противоречия, особенно те, которые подвергают сомнению устоявшиеся политические догматы.
I. Мексика: одна или две? Генезис гражданской войны
Чтобы понять Кристерос, следует углубиться в историю Мексики в XIX веке. Страна эта, завоевавшая себе независимость (1821), управлялась испанскими плантаторами, - хозяевами крупных землевладений. В половине XIX столетия здесь разразилась гражданская война, связанная с попыткой колонизации страны Наполеоном III (при посредстве Максимилиана фон ГАБСБУРГА). Внутренние нестроения и поражения в череде войн с Соединенными Штатами длились до 1876 года, когда к власти пришел Порфирио ДИАС, чтобы управлять страной до 1910 года. "Порфирианская" эпоха характеризовалась, с одной стороны, развитием экономики и внутренней стабилизацией, - поэтому мексиканцы сохранили о ней добрые воспоминания, - а с другой стороны, - вызреванием конфликта, который вылился в гражданскую войну Кристерос.
Можно говорить здесь о возникновении в те времена двух отдельных миров, разнящихся в религиозном, доктринально-политическом, социальном, этническом и даже расовом отношении. С одной стороны была элита: 20 тысяч человек, обладающих избирательными правами. Их характеризовал факт проживания в больших городах, агностицизм или атеизм, плохо скрываемый антиклерикализм, идеологический либерализм и принадлежность к белой расе. В подавляющем своем большинстве это были потомки испанских колонизаторов, ориентированных на American Way of Life и намеревавшихся эту модель внедрить в Мексике, 95% которой составляли представители "Мексики-II", - потомки индейцев или метисы с преобладанием аутохтонного элемента, как правило, бедные, для которых западная либеральная идеология была чужда, идентификация которых основывалась на католической религии, в особенности на культе Девы Марии. Для польского [и российского. - В.Д.] читателя может оказаться неожиданным факт, что белые мексиканские либералы были заядлыми врагами испанской и католической традиции, символом которой была Конкиста Мексики КОРТЕСОМ, тогда как индейцы, казалось бы порабощенные испанцами, вспоминали ее с симпатией, видя в Конкисте освобождение от кровавого, перенасыщенного садистическими обрядами, властвования Ацтеков. Характерной чертой Мексики XIX века было непреодолимое противоречие, пропасть между светской либеральной элитой и католическими массами, не имевшими ни политического, ни интеллектуального представительства в мексиканском социуме.
Правивший до 1910 года Порфирио ДИАС, пусть либерал и антиклерикал, - был политическим прагматиком и открытой конфронтации с католицизмом избегал. Однако и он досадил американцам своим экономическим национализмом, и потому северный сосед наконец сделал ставку на оппозиционного политика Франциско МАДЕРО, который в 1910 году выиграл выборы, что в результате привело к развязыванию большой гражданской войны (1913-15), знакомой нам по многочисленным вестернам, в которых бои идут между разными фракциями революционеров под предводительством КАРРАНЗЫ, Панчо ВИЛЬИ и Эмилиано ЗАПАТЫ. Это была война между разными фракциями либералов, происходившая при почти полной апатии католических масс населения. После гибели непобедимого КАРРАНЗЫ и его преемника генерала ОБРЕГОНА, к власти пришел представитель левых революционеров Плутарко Элиас КАЛЬЕС (1924-28), который официально провозглашает лозунг: "церковники - непримиримые враги цивилизации и освободительных революций".
КАЛЬЕС захвачен маниакальной антиклерикальной идеей. Он не удовлетворен антиклерикализмом элит эпохи ДИАСА. Как в лихорадке КАЛЬЕС намеревается "освободить" Мексику из-под власти католических попов и религии. Своих сторонников он называет desfanatizadores (дефанатизаторами), или врагами религиозного фанатизма. Его деятельность направлена против католицизма как религии и против Церкви как одного из многих институтов, посредничавших между личностью и государством. КАЛЬЕС был и антиклерикалом и государственником, стремившимся все подчинить светскому государству. Церковь была для КАЛЬЕСА не только идеологическим врагом, но - врагом антигосударственным, - выскальзывающим из рук имеющего тоталитарные наклонности государства. КАЛЬЕС считается мексиканским националистом, - и вопреки тому, что казалось многим, социалистом себя не считал. По его мнению, универсальный католицизм несовместим с национализмом, поскольку католиками руководит папа, не только не являющийся мексиканцем, но и руководящий Церковью из-за океана. Один из генералов КАЛЬЕСА объясняет: "Ваша католическая секта подошла бы нам, если была бы национальной, или если бы вы сами выбрали папу из мексиканцев... Церковники - изменники отчизны, зависят от иностранного руководителя, постоянно плетущего интриги с целью спровоцировать иностранную интервенцию для защиты своих богатств и привилегий. Папа - никакой не наместник Бога. Это - умный иностранец, обладающий огромными богатствами совместно с несколькими монахами, эксплуатирующими нашу страну. Они использовали народ кретинов в интересах заграничного государства". Трудно, однако, понять, почему правящие Мексикой националисты не пренебрегали американской финансовой и военной помощью для подавления восстания Кристерос.
За антиклерикализмом КАЛЬЕСА менее заметны были захваты частного имущества под предлогом национализации многих отраслей промышленности, сельскохозяйственные реформы, ликвидация прежней системы образования и замена его светским, государственным. Все эти социалистические реформы осуществляются на фоне борьбы с Церковью методами, напоминавшими большевистские. Военные, не сходя с коней, въезжали в храмы, оскверняя святыни разными способами, вплоть до устройства оргий в алтарях. Многие храмы и часовни были просто разрушены (в штате Табаско остались 1 храм, да 3 часовни). Один из правительственных генералов публично заявлял, что "речь идет не столько о преследовании, сколько об истреблении этой гидры, называющей себя клиром". Была введен штраф 10 песо за произнесение вслух слова "Бог" (Dios), который распространялся и на выражения, содержащие этот корень, такие как, например, Adios ("с Богом", или "до свидания"), или Dios quiere (как Богу будет угодно). Законом от 28 февраля 1925 года была запрещена пастырская деятельность священникам не мексиканского происхождения (чтобы устранить многочисленных священников-испанцев); священникам моложе 40 лет (а это более половины их); священникам, не закончившим общеобразовательной светской государственной школы; а также священникам неженатым (последний пункт вытекал из протестантских симпатий мексиканской элиты). Следом был введен штраф в 50 песо за колокольный звон, за обучение детей молитвам, за обладание фигуркой святого или святой и еще за 30 подобных "нарушений". Что интересно, последний закон был утвержден в непредусмотенном законодательством порядке, при помощи развешивания афиш на деревенских стендах и тумбах; он никогда официально не был издан на бумаге или в Сборнике законов. К 14 июня 1926 года из страны были изгнаны все монастыри, национализировано все церковное имущество и распущены все негосударственные (читай - католические) профсоюзы. 2 июля 1926 года свет увидел закон "о регистрации священников", который принуждал последних к письменной присяге на верность государству поверх верности Церкви с запретом миссионерской деятельности по отношению к некатоликам. Закон этот сравнивают известной Гражданской Конституцией Клира (1790), поскольку связывает их то, что de facto оба они носят схизматический характер, поскольку требуют от священников подчинения государству в первую очередь, и только потом - Церкви и папе Римскому.
Реакция католиков была немедленной: Национальная Лига Защиты Религиозных Свобод (Liga Nacional Defensora de la Libertad Religiosa - LNDLR) в течение нескольких дней собрала 2 миллиона подписей под петицией к властям с просьбой о прекращении репрессий. Подписи, якобы, теряются по пути передачи их властям. 28 марта 1926 года группа из 200 антиклерикалов пытается осквернить храм в Сан Маркосе, но - неудачно, поскольку прибывшие на богослужение верующие прогоняют их палками и камнями. Через несколько дней антиклерикалы прибывают вновь при поддержке войскового подразделения, которое оружейным огнем расстреливает толпу, убив несколько десятков человек. В ответ LNDLR объявляет бойкот социалистическому государству: католики отказываются курить сигареты мексиканского производства, не покупают ничего произведенного на национализированных предприятиях, не перемещаются на отечественных поездах и водных судах, не ходят в государственные театры, изымают средства из государственных банков. Эта акция имела целью экономический бойкот государственной экономики и уменьшение доходов в ее бюджет.
31 июля 1926 года мексиканский епископат также объявляет государству своего рода бойкот, приостанавливая богослужения и участие в таинствах по всей стране. Народ трактует названный закон как повод к освобождению от лояльности к бойкотируемому епископатом государству и начинает восстание.
II. Война
Описание гражданской войны в таком кортком тексте, как этот, в принципе невозможно. Восстание Кристерос имело все признаки партизанской войны. В момент начала восстания не было ни вождей, ни какой бы то ни было организации. Оружие добывалось у врага. Проблематично назвать точную дату начала восстания, поскольку оно имело спонтанный характер и отдельные очаги вспыхивали в разных районах страны и в разное время. Когда правительственной армии удавалось подавить восстание в одном месте, оно вспыхивало в другом. Умиротворенные районы восставали снова. Характерной чертой той войны было отсутствие крупных сражений; она складывалась из тысяч эпизодических стычек, организуемых группами, состоящими из десятков, реже - сотен человек. Начало восстания можно датировать августом 1926 года, когда возникло 4 региональных вооруженных столкновения, или сентябрем (12 столкновений), наконец, - январем 1927 года, когда разгорается восстание по всей центральной Мексике. Число повстанцев также трудно подсчитать. По разным оценкам количество участников, действующих одновременно, было от 20 до 50 тысяч человек. При этом следует помнить, что это - только подразделения находившиеся в постоянной боевой готовности. Тысячи Кристерос - это крестьяне, которые днем пахали землю, а ночью стреляли в солдат правительственных войск. Число таких "то ли повстанцев, то ли мирных жителей" подсчитать невозможно. Впрочем, основной проблемой Кристерос был не набор повстанцев, с этим не было никаких проблем; проблема была с их вооружением. До Кристерос не доходила никакая помощь из-за границы. Оружие можно было раздобыть только у врага, отбив его, либо купив. Коррумпированные солдаты и офицеры охотно продавали и оружие и амуницию. Еще одним ограничением было убожество мексиканской деревни. Относительно небольшое количество повстанцев обясняется тем, что массу добровольцев нечем было вооружить, поэтому они должны были ждать, пока их товарищи не раздобудут для них карабинов. Кристерос в принципе никогда не имели главнокомандующего. Номинально обязанности его исполнял Луис Наварро ОРИГЕЛЬ, затем генерал Энрико ГОРОСТЬЕТА и Хесус Деголладо ГВИЗАР, однако к их главнокомандованию не следует относиться слишком серьезно, поскольку они не могли руководить всем партизанским движением, которым руководили локальные командиры. Едва ли 1/3 от общего количества Кристерос подчинялось приказам главнокомандующего. Бывало, число полевых командиров доходило до 200-300. Правительственные войска насчитывали 100 тысяч военнослужащих. Таким образом регулярная армия численно преобладала над партизанами, прежде всего, - вооружением. Однако она уступала партизанам в знании местности, в мотивации на борьбу (дезертирство из строевых частей достигало 30% состава). Это была профессиональная армия, набиравшаяся из городских простолюдинов, плохо оплачиваемая. Ее боеспоспособность была невысокой. Солдаты относились к войне, как к возможности быстрого обогащения и потому основные пути боевых столкновений с партизанами отмечались фантастическими грабежами.
Длившаяся почти три года повстанческая война Кристерос, не смотря на отдельные ее неудачи, характеризовалась постоянным ростом числа вооруженных участников и увеличением зоны боевых действий. Генералы правительственной армии, не способные справиться с повстанцами традиционными методами, решили взять на вооружение британские методы борьбы с восставшими из времен англо-бурской войны. Как известно, англичане стали пионерами войны с партизанами путем организации концентрационных лагерей. Повстанцы, имея безоговорочную поддержку местного населения, державшего их на полном довольствии, в принципе неуничтожимы "классическими" силами и средствами. Победить повстанцев можно было только отрезав их от поддерживающего их местного населения. Этого можно было добиться только депортацией населения, охваченного восстанием, или его изоляцией. То же, что и англичане, которые позамыкали бурское гражданское население в лагерях, - мексиканские генералы попытались сделать и с местным населением охваченных восстанием районов. Таким образом, гражданское население загонялось в специально организованные лагеря, и содержалось в условиях пустыни месяцами, причем на каждую семью приходилось по нескольку квадратных метров жилой площади. Сгоняя население в лагеря, власти разрешали брать с собой съестные припасы, поскольку продовольствие в лагеря не подвозилось. Голод и предельная антисанитария косила людей, скопившихся в лагерях, через одного. Однако, тактика эта оказалась для правительства фатальной по своим последствиям: 100-тысячная правительственная армия была не в состоянии охранять в лагерях 15 миллионов крестьян, сохраняя при этом силы для проведения военных операций, а поскольку так называемые "концентрации войск" имели локальный характер, повстанцы перемещались в районы, где этих скоплений войск не было. Более того, чтобы избежать направления прибывшими войсками в лагеря, крестьяне массово уходили "в лес", присоединяясь к повстанцам. Выпущенные по истечении нескольких месяцев из лагерей, крестьяне, с намерением отомстить за страдания и голодную смерть близких, в массовом порядке присоединялись к восстанию. Политика концентрационных лагерей оказалась одной из главных причин непрерывного количественного роста отрядов Кристерос. Складывается впечатление, что только отсутствие у повстанцев единого руководства стало важнейшей причиной их в конечном счете военного поражения и неспособности свергнуть режим, объявивший им войну.
Но проблему эту можно сформулировать иначе: была ли у Кристерос вообще такая цель - свергнуть режим, захватить столицу, назначить свое правительство? Скорее всего - нет. Крестьяне-повстанцы хотели только прекращения антиклерикальной политики на территории своей провинции. Поэтому когда им удавалось прогнать правительственные войска и государственных чиновников, они организовывали собственную администрацию, реализуя поставленную перед собою цель. Цель эту можно определить как возможность участия в религиозных обрядах и защиты храмов от их разрушения или осквернения, а священников - от преследований и расправ за исповедание католической веры. Кристерос не создали своей политической доктрины, не сформулировали своего видения модели власти, государства, экономики. Их действия были по преимуществу защитными. В этом - корень драмы повстанцев: Кристерос хотели, чтобы правительство не мешало им быть католиками, вместо того, чтобы стремиться к свержению режима и перестройки Мексики в государство по образу и подобию новой элиты. Это объясняет, почему Кристерос не сформировали централизованной власти, как политической, так и военной, создав несколько десятков или сотен региональных общин. Горизонт штата (провинции), в которых они жили и был самым широким из доступных. Они не умели "думать" в государственном масштабе. В движении недоставало интеллигенции, которая могла бы сформулировать политическую философию Кристерос, определила бы цели движения, организовала бы регулярные вооруженные силы и решилась бы на захват власти в Мексике, поскольку интеллигенция, имевшаяся в наличии придерживалась либеральной идеологии. Мексиканскому правительству захват повстанцами столицы и крупных региональных центров не угрожал, тем более - угрозы того, что столица будет окружена повстанцами, когда они овладеют всей провинцией и правительство будет вынуждено бежать за границу самолетом, - никогда не возникало.
Не смотря на анархию структур и отсутствие у восставших стратегических целей политического характера, отвага и самоотверженность Кристерос привели к тому, что части правительственной армии отступали по всем фронтам, теряя контроль над половиной страны, заселенной большинством мексиканского населения. В 1929 году правительство контролировало только крупные города, пустыни на севере страны и заросший джунглями Юкатан. И вот вдруг восстание гаснет вместо того, чтобы расправиться с режимом безбожников. Удар восстанию был нанесен со стороны, с которой Кристерос его не ждали - со стороны Церкви.
III. Церковь - могильщик католического восстания?
22 июня 1929 года мексиканская пресса опубликовала текст соглашения между католической Церковью и мексиканским государством, согласно которому повстанцам объявлялась амнистия, а Церкви обещалось возвращение конфискованного у нее имущества. Церковь, со своей стороны, обязывалась отозвать анафему, наложенную на государство, погасить восстание, что ей удалось, поскольку верующие перестали поддерживать повстанцев, когда Церковь запретила им это делать, а упорствующие Кристерос были отлучены от причастия. Июньское соглашение стало катастрофой, поскольку правительство не было свергнуто, повстанцы не получили никаких гарантий прекращения преследований, а юридический статус Церкви не изменился, поскольку антикатолические законы, ставшие причиной восстания не были отменены. Ну разве что правительство перестало провоцировать антиклерикальные кампании, а армия осквернять святыни. Это соглашение ознаменовало конец восстания в момент, когда режим казалось поколебался в самих своих основаниях.
Почему Церковь нанесла повстанцам Кристерос этот удар в спину, как можно охарактеризовать июньское соглашение 1929 года?
Поляризация мексиканцев на католических Кристерос и столичных антиклерикальных либералов дает однозначный ответ на вопрос, чью сторону заняла Церковь. Вопреки всякой логике мексиканский епископат не поддержал восстания, заняв по отношению к нему позицию нейтральную, если не сказать враждебную. Священникам было запрещено участвовать в восстании и поддерживать повстанцев, а те, кто это делали, делали это, в нарушение воли Церкви. Кроме одного-единственного епископа, все остальные католические иерархи выступили против Кристерос или декларировали нейтральность по отношению к противоборствующим сторонам. Доступные нам источники не дают ответа о причинах такого отношения. Мы до сих пор так и не знаем ответа на вопрос: была ли это искренняя позиция самого епископата, или она была следствием указаний, поступавших из Рима. Ватиканские архивы, касающиеся Кристерос по-прежнему закрыты, а они наверняка хранят ответ на эту загадку.
Мнения по этому предмету разделились. Хьюго КЕРАЙ (Hugues Kéraly) считает, что всю вину несет мексиканский епископат, и цитирует фрагменты многочисленных высказываний папы Пия XI в поддержку Кристерос. Филипп ПРЕВО (Philippe Prévost) - известный исследователь (и отчаянный критик) Пия XI - не сомневается, что распоряжения, приходившие из Рима, были направлены против Кристерос. На аргументы КЕРАЯ, утверждавшего, что Пий XI хвалил Кристерос, ПРЕВО отвечает, что все приводимые КЕРАЕМ высказывания в поддержку движения Кристерос, датируются началом восстания, отмеченного резней верующих - военными, а не периодом масштабной гражданской войны. Позже папа Пий XI на эту тему уже не высказывался, мексиканской политикой занялся кардинал ПИЦЦАРДО (Pizzardo), который решительно призывал к капитуляции, которая, по мнению ПРЕВО, основывалась на доктрине ralliement [единения. - В.Д.] папы Льва. Тот же исследователь отверг предположение о том, что мексиканские иерархи совершили в отношении Кристерос "предательство", показав, что епископат изначально был в оппозиции к правящему режиму и что его позиция изменилась только после визита епископов в Ватикан.
Взгляды ПРЕВО не расходятся с выводами других исследователей деятельности Пия XI, выказывавшего поистине византийскую покорность светской власти. Вспомним, что это был тот самый папа, который в 1926 году осудил Action Française, порекомендовав французским католикам политику ralliement с либерально-демократическим государством; это Пий XI подписал Латеранские соглашения с фашистской Италией, признав тем самым аннексию Католического государства, и заключил конкордат с Третьим Рейхом. Исследователи этой проблематики утверждают, что политика папы Пия XI характеризовалась банальным оппортунизмом в виде подчинения любой власти, поскольку она обеспечивала устойчивый материальный и юридический статус Церкви в государстве. Во Франции 20-х гг. апостольский нунций рекомендовал епископату поддерживать даже левые власти. Апостольская столица при понтификате Пия XI отказывается от всяких связей с радикальными, хоть и католическими, - антиправительственными движениями, отвергавшими не только демократический, но и светский вариант развития государства. Ватикан упрекал взбунтовавшихся католических крестьян в суевериях, предрассудках и идолопоклонстве, то есть обвинил их в ереси. Когда в 1932 году архиепископ ДИАС стал в оппозицию к правительству, не сдержавшему своих обещаний, в обмен на прекращение восстания Кристерос, Рим приказал ему замолчать и покориться власти.
По сути дела Пий XI повелел католикам прекратить крестовый поход и склонить свои головы перед безбожной властью. Многие считают, что именно папа Пий XI стал предтечей реформ II Ватиканского собора. Костел "стабильности" заботившийся о политике, порядке и дисциплине, поучая верующих уважению к власти, традициям и авторитетам, в понтификат Пия XI уступает место совершенно новой модели Церкви, сосредоточившейся на "внутреннем человеке", Церкви, заботящейся о душе, евангелизирующей человеческую природу. Церковь перестает быть воинствующей, утрачивает политическую активность, теряет интерес к политической власти, сосредоточившись только на евангелизации. "Политическое" подчиняется "моральному". Здесь мы имеем дело с образом общества, которое руководствуется "моралью", а не "политикой", когда "мораль" полностью подчиняет себе "политику", побуждая ее к реализации оправданных моралью целей. Политическая целесообразность, контрреволюция, идея монархии, освященной Богом, подкрепляемой традиционными элитами, из учения Пия XI, а затем и Церкви после II Ватиканского собора полностью исчезают. В секулярной республике Мексики Иисус Христом может быть господином человеческих сердец так же, как и во всем католическом государстве. Институциональная слабость релятивистской демократии может формально компенсироваться посредством усугубления евангелизации граждан. С этой точки зрения восстание Кристерос попросту не имеет смысла.
Но если признать верным толкование КЕРАЯ, согласно которому капитуляция восстания была предпринята по инициативе мексиканского епископата, - КЕРАЙ не объясняет его поведения, ограничиваясь только поверхностным описанием его членов (по меньшей мере намекая на их "прогрессивность, - что не добавляет ясности, ведь "теологами освобождения" они уж точно не были). Если интерпретация КЕРАЯ близка к истине, то складывается впечатление, что вытекала она из социального статуса мексиканских иерархов. На расстоянии тысяч километров, отделяющих Мексику от нас и при отсутствии доступа к источникам, мы не можем располагать информацией о социальном происхождении мексиканских епископов. В тот период, в том регионе мира они обычно присходили из зажиточной элиты, то есть из того самого мира, откуда происходили и правящие антиклерикальные либералы. В недоброжелательных по отношению к Кристерос высказываниях иерархов доминирует мотив, что восстание угрожает частной собственности (повстанцы налагали контрибуции на богатых хозяев и землевладельцев, не поддерживавших восстания). Следует помнить также, что в Латинской Америке в начале XX века интеллектуально доминировал позитивизм, которого еще не успела высмеять концепция Fin de siècle, поскольку до этих краев еще не добралась. Светская культура позитивизма, распространенная среди элит, из которых происходили и иерархи, не выказывала симпатий к Кристерос сельского происхождения, которые воспитанным на культе науки и прогресса представителям элит представлялись темными и полными предрассудков. Деление Мексики надвое не чуждо было и Епископату, который, благодаря своей родовой среде, ментально был частью Мексики либеральной.
Пока ватиканские архивы, касающиеся Кристерос не будут открыты, мы не узнаем, кто несет ответственность за поражению восстания. Однако, нет никакого сомнения в том, что представители мексиканского епископата заключили в 1929 году соглашение с властями, согласно которому повстанцы амнистировались, а Церкви возвращалось все изъятое из него имущество. Эта политика привела к катастрофе. Вопреки правительственным гарантиям было убито около 5 тысяч бывших повстанцев, прежде всего руководителей; не смотря на эти гарантии Церкви так и не было возвращено отнятое у нее имущество. После очередной волны преследований восстание Кристерос возобновилось, однако, на этот раз народ не проявил прежней решимости бороться за Церковь, которая его предала. Впрочем народом уже некому было руководить, - все вожди восстания были убиты. Последние Кристерос сложили оружие в 1941 году. Мексика по сегодняшний день руководится Революционно-институциональной партией, и по сей день появление священника в сутане на улице карается штрафом в несколько сотен песо.
Восстание Кристерос проиграло по причине кунктаторской политики Церкви, отлучавшей от причастия Кристерос, не сложивших оружия и запретившего верующим поддерживать повстанцев. Драма этого восстания была следствием факта, что возникло оно в защиту Церкви в тот самый момент, когда именно он предписал верующим закончить его, повстанцы разошлись по домам. Кристерос не создали своей политической доктрины, не воспитали себе толкового руководства, которое могло бы обозначить повстанцам внятные политические цели и повести их - даже вопреки церковным иерархам - к поитическим и военным успехам. Это позволило бы Церкви стать чем-то в роде политического представительства одного из общественных движений, однако, Церковь, призванная для решения иных задач, чем ведение войны и осуществление реальной политики - не умел, и даже не хотел играть эту роль. Но в своем поражении были виновны и сами повстанцы, не сумев породить собственной элиты и сформулировать собственных политических целей - из которых простые люди могли бы понять, что речь идет о целях восстания более широких, чем только защита Церкви. Может ли простой народ поднять восстание и - более того - успешно его закончить? - Да. Но способен ли он выиграть политическую баталию? - Нет.
У Кристерос не было элиты и это и явилось причиной окончательного их поражения.
Д-р Адам ВЕЛЁМСКИ