ЕСЛИ БЫ НЕ АДМИРАЛЫ!
ЕСЛИ БЫ НЕ АДМИРАЛЫ!
Почему об этом следует заявить именно сейчас?
Столетие русско-японской войны вызвало настоящий взрыв в российском общественном сознании - во всяком случае, в той его части, которая еще не растеряла своих извилин и болеет душой за честь и славу Отчизны. События давно минувших дней, вроде бы уже получившие должную оценку историков, почти растаявшие в дымке времени и заслоненные куда более масштабными грозами ХХ века в виде революций и мировых войн, вдруг настолько сфокусировали на себе внимание, что впору представить, будто оборона Порт-Артура идет сегодня и от ее исхода зависит судьба России. Случайно ли это? Никоим образом.
Сегодня мы живем в условиях войны, которая неизмеримо страшнее русско-японской - войны информационной. Война против нас ведется на уничтожение. В этой войне одна из важнейших мишеней - наша героическая история. Показывая прошлое в кривом зеркале, враг стремится забить нам в подсознание убежденность в нашей неизбывной ущербности, ничтожности и обреченности - а, значит, в неизбежном уходе России с исторической сцены.
Русско-японская война используется при этом как неоспоримое доказательство этой самой неизбывной российской ущербности - как же, ведь за всю войну не было выиграно ни одного сражения ни на суше, ни на море, и это при всем том, что стратегический перевес России над Японией изначально казался совершенно подавляющим. Эта парадоксальность мучительно переживается снова и снова каждым поколением.
Но в каждом поколении - свой тон переживаний. Сегодня он особый - мы обязаны дать достойный ответ вражьим информационным залпам. Знаменитая детская сказка о королевстве кривых зеркал на самом деле несет в себе взрослый и вполне современный смысл - сильнее оружия, чем правда, в информационной войне нет.
День Советского Военно-Морского флота - дань памяти
о героях Порт-Артура и о первом в истории полноценном эскадренном сражении
между броненосными кораблями
Попробуем задаться вопросом: почему днем отечественного военно-морского флота считается 28 июля? В календаре объяснений этому не приводится и, кроме того, в последние годы дата праздника вообще плавает, поскольку отмечается в последнее воскресенье июля. Позволю себе дать следующее объяснение этой даты: 28 июля 1904 г. состоялось единственное генеральное сражение Порт-Артурской эскадры с главными силами Соединенного императорского флота Японии под непосредственным командованием адмирала Того. В исторических справочниках оно обычно именуется как «бой в Желтом море», причем 28 июля - это дата по старому стилю, а по новому она должна превратиться в 10 августа. Но ведь и многие другие события тоже «отъехали» по датам, а в народной памяти они остались как «кровавое воскресенье», Февральская (а не «мартовская»), Октябрьская (а не «ноябрьская») революции и т.п.
Почему же следует выделить из всех событий русско-японской войны именно бой в Желтом море 28 июля 1904 г.? По целому ряду причин.
Прежде всего, русско-японская война на море была первым в истории крупномасштабным столкновением паровых броненосных флотов, в котором обе стороны проявили наивысшее напряжение сил. Ничего подобного до этого нигде не имело места.
Россия к началу ХХ века по своему военно-морскому потенциалу уступала только Англии, но Англия со времен адмирала Нельсона, т.е. наполеоновских войн, не имела серьезных эскадренных боев вплоть до Первой мировой, да и там ее военно-морской кулак больше грозил противнику, чем действовал. Русско-японский конфликт был, с одной стороны, следствием обоюдной империалистической экспансии, с другой - искусно «подогревался» иезуитской политикой ведущих стран Запада.
Англии было выгодно устранить опасного морского конкурента японскими руками, для чего она вступила в союз с Японией и всячески возбуждала в своем союзнике антирусские настроения.
Германии было выгодно убрать российский флот из атлантических вод, поскольку назревали конфликты с Англией и Францией, но Россия уже была союзником Франции, а с учетом англо-французских соглашений этот союз вполне мог стать тройственным, как впоследствии и произошло.
Франция, будучи союзником России, была одновременно союзником и Англии. Поэтому франко-русский союзный договор был так хитро составлен, что вероятные противники в лице Англии и Японии там вообще не фигурировали. В результате Франция не могла оказать никакой существенной поддержки России, не рискуя испортить отношения с "владычицей морей". Вот так союзничек!
Из-за океана с презрительной миной наблюдали за ходом событий Соединенные Штаты, не заинтересованные в усилении влияния России на тихоокеанской акватории, но вместе с тем не испытывающие никаких положительных эмоций при виде японской экспансии.
Бизнес, впрочем, есть бизнес - и американские фирмы с удовольствием принимали заказы на строительство военных кораблей как для России, так и для Японии. Фирма, например, «Крамп и сыновья» построила для России броненосец «Ретвизан» и крейсер «Варяг», по своим боевым качествам являвшиеся на момент ввода в строй лучшими в мире в своем классе кораблями. Правда, фирма в ходе выполнения заказов крупно схалтурила - на «Варяге» были установлены некачественные подшипники и не испытанные как следует котлы новой системы, из-за чего он не мог развивать проектную скорость и неоднократно был вынужден вставать на ремонт. На «Ретвизане» водонепроницаемые переборки на поверку оказались очень даже проницаемыми, что в ходе боевых действий пришлось устранять подручными средствами без всяких Крампов с сыновьями. Что при этом говорили наши моряки и инженеры, лучше не передавать - цензура не пропустит.
Все, что происходило в 1904-1905 гг. на Дальнем Востоке, послужило могучим стимулом к развитию мировой военно-морской мысли и дало толчок к беспрецедентной гонке военно-морских вооружений, продолжавшейся до Первой мировой. А бой в Желтом море был как раз вершиной Порт-артурской эпопеи.
То, что мировая историография гораздо больше внимания уделила Цусимскому сражению, нежели бою в Желтом море, никак нельзя признать справедливым. И дело даже не в том, что нам очень уж больно снова и снова переживать гибель пяти с лишним тысяч наших моряков 14-15 мая 1905 г., а в том, что к моменту Цусимского сражения на стороне японцев было подавляющее преимущество, которое никак не желали признавать ни царское правительство, ни «чины из-под шпица» (т.е. шпиля Адмиралтейства).
Но Цусима - это отдельный вопрос, который в драме русско-японской войны послужил развязкой. А кульминация - это именно бой в Желтом море, который очень даже мог изменить ход всей войны. После него Россия вполне была в состоянии завладеть стратегической инициативой. Этого, к сожалению, не произошло. Почему?
Настоящие моряки понимали значение сражения в Желтом море и тогда, когда русско-японская война еще не кончилась, и сразу после нее. А вот потом…
Вопрос был поставлен ребром уже в марте 1905 г. Развязка драмы еще не наступила. 2-я Тихоокеанская эскадра упорно шла вперед, навстречу своей гибели. Царь и «чины из-под шпица» строили - все еще строили! - планы разгрома Японии. Многие участники обороны Порт-Артура и боя в Желтом море вернулись в Россию. Управляющий Морским министерством адмирал Ф.К. Авелан обратился с секретным письмом к Главному командиру Кронштадтского порта А.А. Бирилеву. Старая лиса Авелан очень хорошо почувствовал запах жареного и дискомфорт своего кресла.
Изображая исключительную озабоченность тем, что «об обороне Порт-Артура имеется крайне мало документов», Авелан просил Бирилева обязать всех офицеров, имевших «отдельное командование», представить описание событий, непосредственными участниками которых они являлись. Заметим, что ни Авелан, ни Бирилев «непосредственными участниками» событий на Дальнем Востоке не являлись, но посылка 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр навстречу неминуемому разгрому была их прямым делом.
Лицемерно изображая высшую объективность, Авелан писал: «Было бы желательно особенно подробно изложить все морские события с указанием возможных причин и следствий, а также выводов, которые могли бы служить к наилучшему освещению специальных вопросов, дабы всецело воспользоваться уроками текущей войны. Критика действий других лиц, по вполне понятным причинам, не может быть допущена в этих описаниях». Причины, вполне понятные Авелану, были очевидны и для Бирилева. На кого же еще спихивать ответственность за потерю Порт-Артура, как не на самих участников обороны крепости?
И это при всем том, что Порт-Артур держался с фантастическим упорством, будучи отрезанным с суши и заблокированным с моря до декабря 1904 г., хотя японцы приглашали на торжественный прием по случаю взятия крепости всех военных атташе еще аж на 16 марта того же года.
Бирилев, не менее хитрая лиса, чем Авелан, издал приказ, обязывающий всех офицеров, вернувшихся с Дальнего Востока, представить описания в месячный срок. Однако ответов от офицеров было получено крайне мало. Большинство участников событий находилось в плену, а те, кто этой участи избежал, отнюдь не горели желанием сыпать соль на раны. Слишком велики были моральные и материальные потери, слишком остры переживания, и к тому же влезать в прокрустово ложе установленных Авеланом ограничений было крайне унизительно. Спихнуть ответственность на боевых офицеров господам «шпицевикам» не удалось!
После окончания войны началась коренная реорганизация высших органов военно-морского управления, и Авелан был отправлен в отставку. А ведь он вполне заслужил место на скамье подсудимых рядом со Стесселем, Рожественским, Небогатовым и другими «провинившимися», поскольку виноват был не меньше, если не больше них. Бирилев же ухитрился не только избежать ответственности за Порт-Артур и Цусиму, но даже получить повышение - после реорганизации он стал первым морским министром (до войны такой должности не было). Однако и после войны стремление разобраться в причинах столь тяжелых поражений не исчезло. Назначались все новые комиссии, призываемые дать объективную и беспристрастную оценку с выводами на будущее.
Вновь созданный Морской Генеральный штаб возглавил уже не «паркетный» (меткое определение «чинов из-под шпица», данное С.О. Макаровым), а настоящий моряк - Л.А. Брусилов, шагнувший в кабинет начальника МГШ с мостика крейсера «Громобой» - самого мощного из российских броненосных крейсеров, с честью прошедшего всю войну и вернувшегося в Либаву под Андреевским флагом и при полном вооружении. Тон его обращения к офицерам - ветеранам войны - был уже разительно отличным от лицемерно-витиеватых посланий Авелана и Бирилева. Он не приказывал, а просил участников войны предоставить любые материалы МГШ во временное пользование «ввиду чрезвычайной важности всякого такого материала для описания минувших военных действий». Брусилов просил также принять во внимание, «…что только возможно точное и искреннее изложение фактической и идейной стороны войны поможет правильной критической оценке событий, даст возможность сделать из них ряд беспристрастных и научных выводов и тем извлечь пользу для русского флота из его последнего столкновения на море». Одновременно Брусилов обратился ко всем губернаторам с просьбой бесплатно опубликовать его воззвание в местных официальных и частных газетах. Кроме того, были отпечатаны персональные обращения МГШ к ветеранам войны с просьбами о присылке исторических материалов. Всего с июля 1907 г. по январь 1908 г. было отправлено 144 письма капитанам 1-го и 2-го рангов и 464 - лейтенантам и мичманам.
Теперь уже реакция адресатов была иной. В течение года материалы прислали 76 человек, половина из которых были порт-артурцами. Эти материалы легли в основу официальных многотомных трудов по истории русско-японской войны на море и хранятся в Российском государственном архиве ВМФ (фонд 763). Особый интерес представляют записки старшего артиллерийского офицера броненосцев «Севастополь» и «Пересвет» лейтенанта В.Н. Черкасова и командира броненосца «Севастополь» капитана 1-го ранга Н.О. Эс-сена (впоследствии адмирала, командующего Балтийским флотом в годы Первой мировой).
Следственная и прочие комиссии, разбиравшие присланные материалы и строившие свои заключения, не скупились на черную краску для объяснений причин неудачи сражения 28 июля. Последнее заключение официальной Исторической комиссии было опубликовано в 1917 г., уже после победы Февральской революции. Правда, сама Комиссия, возглавляемая адмиралом И.М. Диковым (сменившим Бирилева в 1907 г. на посту морского министра), дала свое заключение значительно раньше, в 1912 г., а в 1917 г. оно было рассекречено3. Самого адмирала Дикова к тому времени уже не было в живых.
Попробуем разобраться
в выводах авторитетной Исторической Комиссии
Заключение комиссии Дикова содержит резюме из 8 пунктов, в котором бой 28 июля однозначно оценен как сражение огромного значения, решившее борьбу за обладание морем в пользу Японии. При всем том, называя бой 28 июля «неудачным», Комиссия не расценила его как поражение.
Обобщая все известные материалы, Комиссия указала прежде всего на неблагоприятную стратегическую обстановку, сложившуюся к началу войны (разъединение сил между двумя базами, значительно удаленными друг от друга и плохо взаимодействующими; плохое оборудование Порт-Артура как базы для больших кораблей - отсутствие дока для броненосцев, невозможность выхода их в море во время отлива; плохое сообщение Порт-Артура с Главной квартирой действующей армии - очень может быть, что телеграммы Главнокомандующего сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева достигали штаба адмирала Того едва ли не раньше, чем командующего артурской эскадрой).
Такое решительное осуждение стратегической обстановки, данное весьма авторитетными людьми, все же не может не вызывать вопросов.
Да, отсутствие броненосных крейсеров в Порт-Артуре очень сильно ощущалось (один «Баян» служил затычкой ко всем бочкам и незадолго до боя 28 июля подорвался на мине, так что выйти в море не смог).
Но владивостокские крейсера не стояли на приколе, они действовали весьма активно и нагнали дикую панику на всю Японию, заставив противника отказаться от перевозок грузов через акваторию Японского моря и постоянно держать в Корейском проливе мощную эскадру адмирала Камимуры из 9 крейсеров и 8 эсминцев, не считая малых судов.
А что такое отказ от морских перевозок для островного государства, комментировать излишне. Поднимая в Цусимском сражении сигнал «Судьба империи зависит от этого боя», адмирал Того не просто повторял лозунг адмирала Нельсона. Он очень точно, может быть, сам того не желая, выразил состояние экономики Японии, находящейся на грани обвала. Во многом этому способствовали смелые рейды Владивостокской эскадры, в ходе которых были уничтожены 18 и захвачены 5 транспортных судов противника, причем до самого сражения 28 июля адмирал Камимура никак не мог настигнуть наши крейсера. Владивостокская эскадра в японском деловом мире и общественном мнении получила прозвище «эскадры-невидимки», а адмирал Камимура за неуклюжее командование своей армадой подвергся столь решительному осуждению, что стал жертвой своеобразной «карательной акции» - взбешенные дельцы сожгли его дом. Только отчаянная попытка прорыва на помощь артурской эскадре, предпринятая к тому же с опозданием (1 августа - вот где в решительный момент проявилась плохая координация действий двух баз!), позволила японцам вступить-таки в бой с «эскадрой-невидимкой». Неравный бой (7 крейсеров и несколько отрядов миноносцев против трех крейсеров без всякого прикрытия) длился 5 часов, в результате героически погиб крейсер «Рюрик», потерявший ход, расстрелявший все снаряды и открывший кингстоны, чтобы не попасть в руки противника.
Как мы видим, и в действиях Владивостокской эскадры 28 июля стало кульминационным пунктом, хотя ее боевые операции, в отличие от артурской, продолжались еще почти до конца войны. Так что безусловным стратегическим минусом раздвоение дальневосточных баз и образование Владивостокской эскадры крейсеров считать, вообще говоря, нельзя.
Плохое оборудование Порт-Артура как базы для больших кораблей сомнению, конечно, не подлежит. Однако легко видеть, что ремонт поврежденных кораблей велся ударными темпами с использованием спроектированных на месте деревянных кессонов, так что они возвращались в строй раньше, чем поврежденные японские корабли, хотя у противника с базами было все в образцовом порядке (целых три, и все близко друг от друга и от района военных действий). Так, после боя 28 июля наши броненосцы были отремонтированы в течение месяца, хотя имели многочисленные серьезные повреждения, а японские не появлялись на горизонте чуть ли не до конца осады Порт-Артура, где основные боевые действия были перенесены на сушу. Блестящая российская инженерная мысль компенсировала ранее сделанные недоработки и явные прохиндейства, вроде казнокрадства и нецелевого использования выделенных средств.
Вот с сообщением действительно было дело плохо. Но ведь это прямая глупость руководства, в первую очередь «чинов из-под шпица» и самого наместника Е.И. Алексеева.
Далее Комиссия сетует на неустойчивость планов морских операций, с одной стороны, требовавших от флота активных действий, с другой - постоянной поддержки сухопутных сил, заключавшейся в систематическом снятии с кораблей орудий и людей. Это опять солидный камень в огород прежде всего Е.И. Алексеева, который постоянно командовал «в раздрай».
Можно ли согласиться с тем,
что боевая подготовка эскадры была негодной и гарантировала поражение?
Комиссия отмечает недостаточность боевой подготовки эскадры. Но этот недостаток также следует отнести прежде всего на счет Е.И. Алексеева и вице-адмирала О.В. Старка, командовавшего Артурской эскадрой до 24 февраля, когда последнего сменил на этом посту С.О. Макаров. За месяц с небольшим, до гибели Макарова 31 марта на броненосце «Петропавловск», боевая подготовка совершенно преобразилась.
Японская блокада стала чисто символической - наша эскадра так энергично выходила на внешний рейд, что броненосные суда противника спешили исчезнуть с горизонта. Боевой дух офицеров и матросов, обожавших своего командующего, возрастал с каждым днем, и уверенность в решительной победе стала нормой настроения всего личного состава кораблей.
Так что заявление Комиссии о том, что пробел в боевой подготовке «не мог быть пополнен с началом войны», нельзя признать бесспорным. Вот талантливых адмиралов на тот момент явно недоставало, это как раз бесспорно. Комиссия в следующем пункте своего резюме именно об этом и говорит, правда, в довольно смягченном виде, как об «отсутствии самостоятельности» у адмиралов. Правда, это «отсутствие самостоятельности» интерпретируется как «установившийся обычай командовать эскадрами с берега», что и было презрительно охарактеризовано Макаровым - «паркетные моряки». Видите ли, Старк не счел возможным принять меры к приведению эскадры в должную боеготовность без разрешения Алексеева и отправился отмечать «день Марии», т.е. именины своей супруги.
«День Марии» обошелся дороговато - повреждения лучших броненосцев и крейсера «Паллада» пришлось устранять почти до лета. Даже успех установки мин 1 мая минным заградителем «Амур», в результате которой в этот и на следующий день пошли ко дну два японских броненосца и два крейсера (а ведь неплохо отметили наши моряки день международной солидарности трудящихся!), не мог быть развит. У нас в тот момент можно было вывести в море только два броненосца, один из которых был устаревшим («Полтава»). К тому же руководство эскадрой было возложено на контр-адмирала Витгефта, который не имел никакого опыта руководства соединениями кораблей и сам откровенно заявлял: «Я не флотоводец». Тем не менее Алексеев назначил командовать эскадрой (пускай временно) именно его, хотя на такой сверхответственный пост был крайне необходим совсем другой человек. Но такого человека в поле зрения не было. И это при всем том, что на начало войны в списках флота согласно «Расписанию числа офицерских чинов строевого состава» числилось 20 вице-адмиралов и 35 контр-адмиралов. Каждый их них вроде бы исправно нес службу в мирное время. А воевать-то на поверку оказалось некому!
Сам Алексеев тоже был «паркетным моряком», контр-адмирал князь П.П. Ухтомский явно не тянул на роль выше «младшего флагмана», а больше никого в Артуре назначить было нельзя. Увы! Второго Степана Осиповича Макарова не нашлось. Вице-адмирал Н.И. Скрыдлов, назначенный на место Макарова, не смог добраться до осажденного Порт-Артура, а из Владивостока настоящего командования артурской эскадрой вести было невозможно.
Какими снарядами нам приходилось стрелять по японцам?
Но кадровые проблемы в командовании не исчерпывали отмеченных Комиссией «черных дыр». Качество боевых принадлежностей, не позволяющее при одинаковых тактико-технических данных кораблей вести бой с японцами на равных, - вот причина, заставлявшая наш флот постоянно находиться «в партере». Наши тактические установки предписывали вести бой на дистанциях не далее 50-60 кабельтовых, где бронебойное действие наших снарядов проявлялось наилучшим образом. Пробивая броню, они разрывались внутри корабля. Использование фугасных снарядов, начиненных пироксилином, было недостаточно эффективным, поскольку вес заряда у наших толстостенных снарядов был втрое меньше, чем у тонкостенных японских. А если учесть, что японские снаряды были начинены не пироксилином, а «шимозой» (пикриновая кислота), взрывной эквивалент которой в 2 раза выше, чем у пироксилина, то одно японское попадание в наш корабль при учете втрое большей скорострельности японских орудий соответствовало 18(!) попаданиям наших фугасных снарядов того же калибра.
К тому же на наших кораблях не было оптических прицелов, и управление огнем велось из единственной дальномерной рубки. В случае попадания в дальномерную рубку определение дистанции для стрельбы становилось предметом исключительно искусства комендоров. А как его совершенствовать, если эскадра все время стоит на приколе? Только уповая на талант и русский «авось». Правда, забегая вперед, можно заключить, что и таланта, и вдохновения у наших комендоров хватало. А вот у адмиралов умения командовать и - главное! - уверенности в возможности победы было совершенно недостаточно.
Виноватых-то нашли. Но закрыт ли этим вопрос?
Ни Витгефт, ни Ухтомский, ни произведенный в контр-адмиралы в июле 1904 г. Рейценштейн не допускали мысли о том, что противника можно победить в бою. И это - уже имея опыт героических боев «Варяга», «Стерегущего», «Страшного», имея блестящий успех умелой постановки мин, на которых подорвались и пошли ко дну 3 японских броненосца, не считая более слабых кораблей - везде в этих эпизодах превосходящим силам противника наносился серьезнейший урон!
Специальным пунктом Комиссия Дикова решительно осуждает Витгефта, отмечая его несамостоятельность и неподготовленность. Но можно ли осуждать его за неподготовленность, если ему никогда не приходилось командовать соединениями кораблей? Попробуйте заставить идти по канату человека, который делает это первый раз в жизни и затем, когда он разобьется, осудите его за «неподготовленность». Кто будет более виноват в несчастном исходе - он или вы, заставивший его лезть на канат, отлично зная, что он не канатоходец?
Что же до «несамостоятельности», то Витгефт выполнял категорический приказ Алексеева, своего непосредственного начальника, - прорываться со всеми силами во Владивосток, по возможности избегая боя. Приказ, между прочим, был невыполним - эскадра состояла из разнородных кораблей, из шести броненосцев два («Севастополь» и «Полтава») были тихоходными и даже при самых благоприятных условиях не могли развивать более 14 узлов. Прорваться во Владивосток, избегая боя, таким образом, было невозможно - противник имел заведомое преимущество в скорости хода, располагая в огневой линии четырьмя новейшими броненосцами и, как минимум, четырьмя броненосными крейсерами, два из которых - «Ниссин» и «Кассуга» - были вооружены более дальнобойными 8-дюймовыми орудиями, чем все остальные крейсера, и могли вести бой наравне с броненосцами. И это - если считать, что эскадра Камимуры сторожит в Корейском проливе владивостокские крейсера и в главной огневой линии не участвует. Кроме того, эскадренные миноносцы имеют запас хода, которого может хватить до Владивостока только при экономической скорости, а это значит, что, навязав бой, японцы вынудят наши миноносцы расходовать лишний уголь, и до цели они заведомо не дойдут.
Итак, Витгефт выполнял нереальный приказ, не допуская при этом и мысли о возможности победы в бою. Он, тем самым, влез на канат, не умея по нему ходить и не будучи полным того исключительного, стрессового подъема, который может обеспечить успех и при отсутствии умения. Но канатоходец распоряжается только своей жизнью. А флотоводец - жизнями всех, кем он командует.
Богатырь, как водится, долго спал. Пока спал, силушки поубавилось
В ночь на 28 июля корабли эскадры, назначенные для прорыва, были готовы к выходу. Это были броненосцы «Цесаревич» (флагман), «Ретвизан», «Пересвет» (корабль младшего флагмана Ухтомского), «Победа», «Севастополь» и «Полтава»; крейсера «Аскольд» (под флагом командующего всеми крейсерами контр-адмирала Рейценштейна), «Паллада», «Диана» и «Новик»; эсминцы «Выносливый», «Бесшумный», «Властный», «Грозовой», «Бойкий», «Бурный», «Беспощадный» и «Бесстрашный». Их сопровождало госпитальное судно «Монголия». Подорванный на мине «Баян» оставался в доке. Уходившие корабли были укомплектованы личным составом и топливом, но имели недостаток орудий, общим счетом - 88. И это еще не самое главное.
С 31 марта - дня гибели Макарова - эскадра ни разу не выходила в море в полном составе, если не считать попытки 10 июня, когда под влиянием заявления Алексеева о слабости японских сил эскадра вытягивалась на внешний рейд до 17.00, дожидаясь результатов работы тралящего каравана. Обнаружив, что за это время противник сосредоточил для встречи нашей эскадры превосходящие силы, Витгефт не счел возможным осуществлять прорыв и вернулся в Порт-Артур. Дело ограничилось отражением ночных атак неприятельских миноносцев, которых пришлось выдержать ни много ни мало - 10 (!).
Выход этот, тем не менее, оказался весьма полезным, хотя и продемонстрировал полную дезинформированность высшего начальства (Алексеева) о состоянии сил противника. Дело в том, что личный состав эскадры почувствовал, что можно действовать согласованно, и в этой согласованности - залог успеха. Несмотря на огромную активность вражеских миноносцев, ни одна из их атак не дала результата. К несчастью, на минном заграждении подорвался «Севастополь», поэтому повторный выход пришлось отложить до окончания его ремонта. Однако и здесь безнадежности не просматривалось - ремонт «Севастополя» с помощью кессона занял всего полтора месяца, тогда как ремонт «Цесаревича» и «Ретвизана» после 27 января продолжался 4 месяца, а «Победы», подорвавшейся в день гибели Макарова, - 2 месяца.
Сообщая Алексееву о результатах выхода 10 июня, Витгефт высказался вполне определенно: «Буду далее действовать сообразно обстоятельствам, так как, очевидно, выждать, как это ни прискорбно, вновь благоприятного момента и успеха разбить японский флот до прихода из России эскадры я не считаю возможным надеяться…».
«Действовать по обстоятельствам» в интерпретации Витгефта означало нечто диаметрально противоположное действиям по обстоятельствам погибшего Макарова. По Витгефту, надлежало ждать прихода 2-й эскадры, полностью уступая инициативу противнику.
Конечно, можно представлять себе мощную армаду из двух эскадр, которая образуется после прихода Рожественского с Балтики. Но Витгефт не мог не знать, что 2-я эскадра еще не выходила в поход, а идти ей предстояло через три океана, и этот поход не мог продлиться менее полугода. В состоянии ли продержаться Порт-Артур столько времени? Конечно, все намеченные японцами сроки взятия крепости уже прошли, и героизм защитников стал нормой поведения, но всему есть предел.
Алексеев наверняка был информирован о состоянии дел у Рожественского лучше Витгефта и знал, что раньше осени 2-я эскадра не выйдет. Следовательно, рассчитывать на ее помощь обороне Порт-Артура нельзя. Поэтому, ознакомившись с донесением Витгефта, Алексеев обругал его за пассивность: «…я не нахожу достаточных оснований, по которым вместо исполнения моих указаний - выйти в море и атаковать неприятеля, Вы приняли решение возвратиться на рейд».
Наместника, как видно, привело в крайнее раздражение сообщение Витгефта о появлении на горизонте превосходных сил противника, радикально расходящееся с его ориентирами, гласящими, что японский флот сильно ослаблен, ремонтируется в доках и не сможет оказать сопротивления прорыву. Ничего себе - ослаблен! Наши моряки насчитали на горизонте ни много ни мало - 51 вымпел. Особенно подавляющим было преимущество японцев по крейсерам и миноносцам.
То ли наместник пребывал во власти детских иллюзий, согласно которым японцы держали фиктивную блокаду, маскируя под броненосцы свои торговые суда, то ли не желал видеть очевидного - нанести решительное поражение противнику, обладающему подавляющим преимуществом в огневой мощи и минно-торпедном вооружении, невозможно. Тут уж получается картина, как в русской народной прибаутке: «Вань, я медведя поймал!» - «Так веди же его сюда!» - «Да он меня не пускает!».
А ведь и без Макарова наши командиры понимали, как надо вести бой!
Конечно, исход сражения решает не только арифметика.
По мудрому рассуждению В.Н. Черкасова, «…бой можно приравнять к шахматной игре. Кто выиграет партию? Тот, кто удачнее расположит свои фигуры, кто лучше сумеет воспользоваться свойством каждой из них. Оригинально то, что даже все принципы морской тактики целиком входят в шахматную игру.»
Черкасов далее проводит обстоятельное сопоставление шахматной партии и эскадренного боя и доказывает - блестяще, с соблюдением всех правил логики, - что «бой может удачно вести только хорошо сплоченная эскадра, много практиковавшаяся, легко управляемая адмиралом, а личный состав и, главным образом, адмирал должен до боя хорошенько изучить принципы и правила морского боя и уметь применить их на деле…»
К этому рассуждению старшего артиллерийского офицера «Пересвета» трудно добавить что-либо существенное. Можно разве что представить себе ситуацию за доской, когда расстроенную партию пытается привести в порядок гроссмейстер - С.О. Макаров, и тогда противник - тоже гроссмейстер, но рангом пониже, Х. Того, - сразу понимает, что произошла переоценка ценностей. А вот когда то же самое - пусть даже изо всех сил - старается сделать игрок-любитель, то гроссмейстер, сидящий напротив, только усмехается его стараниям. Однако подобная усмешка может дорого обойтись и гроссмейстеру, потому что, как подчеркнул Черкасов, непосредственный и активный участник событий, - двинуть фигуру с одного поля на другое, сидя в удобном кресле, много легче, чем, стоя на мостике флагманского корабля под огнем главного калибра противника, приказать другому кораблю совершить тот или иной маневр.
В.Г. ЗМЕЕВСКОЙ
(Продолжение следует)
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200442/?42_6_1