В ЖЕРТВУ ПРИНЕСЕННАЯ
В ЖЕРТВУ ПРИНЕСЕННАЯ
Значение печатного, а тем более устного слова известно всем: словом ведут на баррикады, словом грабят («Ты не нахлебник - ты партнер, Лёша». - МММ), за слово убивают (за «козла» на зоне), слово лечит... В общем, как говорится, доброе слово и кошке приятно, а злое - ранит хуже пистолета.
Как ни крутили, но абсолютно все следы этой добросовестно спланированной и дерзкой операции полностью скрыть так и не удалось. Контуры отдельных ее частей проступили сквозь тщательную маскировку сразу же вслед за тем, как стало известно, что в тот роковой день последний путь из Москвы до Питера Г. Старовойтова проделала в сопровождении одного из видных руководителей ФСБ России, который, летя с ней в самолёте, непринуждённо советовал быть крайне осторожной, особенно при провозе крупной суммы долларов, дарованной мировыми паразитами питерским «демократам» для победы на выборах в Заксобрание. По приземлении в аэропорту «Пулково» этот генерал-попутчик, заприметив старовойтовского помощника, некоего Линькова, одиноко маячившего с хилой гвоздикой в тощей руке, даже сжалился и предложил Старовойтовой своих парней, чтобы те сопроводили её до самого конца…
Буквально вслед за убийством, стоило лишь установить название оператора фээсбэшной телефонной радиосвязи, сразу же пришла догадка что, кого и где нужно искать в первую очередь. Правда, пришлось-таки ухлопать почти целый месяц на добывание распечатки самого короткого из всех телефонных разговоров, случившихся между ФСБэшниками 20 ноября 1998 г. за 10 минут до и после расстрела Старовойтовой. Отфильтрованная фраза состояла всего из 3-х слов и была произнесена открытым текстом, поэтому в какой-либо дешифровке совершенно не нуждалась. При этом стали известны оба номера соединившихся абонентов, персональная принадлежность которых также не вызывала сомнений.
В этой трагедии неясной оставалась только роль «верного» помощника Г. Старовойтовой - того самого Руслана Линькова, который встречал её в аэропорту.
Он, как и она, тоже получил несколько пуль, однако остался жив и, что самое главное, - вроде бы почти не терял сознание. Таким образом, Линьков оказался единственным свидетелем произошедшего. Он, безусловно, видел террористов в лицо и, конечно же, знал все подробности разыгравшейся трагедии.
Однако в дальнейшем этот Линьков повёл себя довольно странно. Дабы прояснить причину, пришлось внимательно обревизовать весь линьковский жизненный путь заодно с самой его персоной.
Помощник Старовойтовой оказался субъектом, начисто лишенным каких бы то ни было достойных биографических либо иных данных. Этот тщедушный парнишка, а если быть более точным, то кокетливая «барышня», ещё со школьной скамьи очутился всецело в плену захвативших его аномальных страстей. Как свидетельствовала молва, линьковская порочность иногда доходила до того, что он совершенно искренне сокрушался своему естественному физиологическому предназначению. Куда и на что расходовались все его жизненные силы и время - остаётся лишь гадать, но кроме общего среднего Линьков так и не удосужился получить хоть какое-либо конкретное образование, поэтому весь его шарм и харизма состояли лишь из гибкого стана да поочередного денежного содержания сразу несколькими высокопоставленными партнёрами. Рассказывают, что за одного из них Линьков чуть было не выскочил «замуж», но, вроде бы, что-то не заладилось, хотя геи уже давненько освободились от жёстких пут советских норм обычной человеческой морали, полное крушение которой избавило их от необходимости болтаться, как роза в проруби, в случайных «голубых» гамаках и предоставило ему широчайшую возможность совершенно безбоязненно заниматься открытым поиском «политических» партнёров, коих в «демократическом» омуте, словно болотных щурят, оказалось превеликое множество. Вот примерно так индивидуальный порок трансформировался в общественно-политический, и он стал «страстным демократом» со столь традиционной среди «реформаторов» «идеологической ориентацией». В своих околосексуальных изысках Линьков порой достигал пленительных высот, поочерёдно лидируя в различных сходных по мировоззрению тусовках типа почти что мифической «Демороссии» или причудливого союза «Молхрисратов» (Молодых христианских демократов).
Однако, зачем такой опрометчивый, необразованно-озабоченный, вдобавок извращённый юноша понадобился Старовойтовой - ума не приложу. Должно быть, кое-что их объединяло. Правда, верится в это с большим трудом, хотя и не секрет - она ему вполне доверяла, поэтому он, исполняя самые деликатные её поручения, больше, чем кто-либо иной, знал о материальной стороне жизни своей патронессы и, разумеется, также о том, когда и сколько денег Старовойтова повезёт из столицы.
По сообщениям СМИ выходило: 20 ноября в 22 часа 45 минут убийцы из довольно уникального импортного автомата «Аграм-2000» расстреляли в упор Старовойтову с Линьковым прямо в подъезде дома 91 на канале Грибоедова. Перед тем, как ретироваться, охотники не поленились дострелить свои жертвы из пистолета «Беретта-Гардоне», тем самым как бы подтвердив, что действовали вполне обдуманно, уверенно, безбоязненно и не спеша. Их профессиональная экипировка и сноровка, вроде бы, не оставляла мишеням ни единого шанса уцелеть. И вдруг Линьков взял, да выжил! Невероятно! Сразу же возникли неизбежные в подобных случаях подозрения и поползли разные слухи, подогреваемые линьковской биографией.
Стремясь как можно скорее найти подтверждение своим догадкам, я не преминул поинтересоваться у лечащих врачей характером и степенью тяжести полученных Русланом ранений. Ответ специалистов был неожиданным и начисто разрушил мою первоначальную версию. Оказалось, Линькова убивали, не шутя, а всерьёз. Причём один из доставшихся ему выстрелов угодил прямо в затылок. Пуля, проломив основание черепа, прошла грудь, шею и ключицу. Такое ранение явно не могло быть декоративным, впрочем, как и сотрясение мозга от пулевого удара, сравнимого по силе разве что с отмашкой тяжёлым бревном прямо по башке. Требовалось признать: старовойтовский помощник чудом остался жив. В то же самое время его поведение на месте происшествия вовсе не сочеталось с тяжестью полученной им травмы, предопределявшей мгновенную потерю сознания с дальнейшим ежеминутным отсчётом времени во спасение жизни. Вместо этого изрешечённый пулями Линьков более получаса болтался по дому и даже умудрился сам дозвониться и поведать о случившемся дружественным источникам СМИ и агентства «Интерфакс». А вот первоочередной вызов «скорой помощи» сделали почему-то лишь спустя почти час после смерти Старовойтовой, момент наступления которой эксперты установили предельно точно. Имелось и ещё много разной несуразицы, в том числе со следами линьковской крови, оказавшимися совсем не там, где им, вроде бы, надлежало быть.
Всё вместе взятое породило веские догадки о том, что Линькова подстрелили не рядом со Старовойтовой и, вполне возможно, даже не вместе с ней. На возникшие в связи с этим вопросы мог ответить лишь сам «подранок», который уверенно шёл на поправку в клинике военно-полевой хирургии. Прессу же больше всего интересовал и беспокоил пакет, который кто-то якобы видел в руках у Старовойтовой в тот роковой вечер, а также происхождение обнаруженных у неё двух «золотых» кредиток. Если, как трепали злые языки, речь действительно шла о пропаже 900 000 долларов, то тот пакет, даже окажись он набитым одними лишь сотенными купюрами, всё равно бы весил никак не меньше 10 кг, что тяжелораненому Линькову уволочь в одиночку, да ещё и припрятать, было бы практически невозможно.
Пока Руслан под надёжной охраной сотрудников РУБОП пребывал в послеоперационном ступоре, кто-то строго-настрого приказал никого к нему не допускать, и в первую очередь разных прокуроров, следователей и прочих дознавателей (?!). Этот запрет неукоснительно действовал даже несмотря на жгучее желание самого потерпевшего как можно скорее поведать всю правду о трагедии, причём сразу же после того, как он благополучно миновал рубеж между смертью и жизнью.
Прошло ещё несколько дней, прежде чем Линьков окончательно пришёл в себя. Как-то проснувшись глубокой ночью, он попросил мирно дремавшего у постели охранника протянуть ему руку, которую ни с того, ни с сего стал вдруг нежно гладить, а затем слюнявить ладонь и пальцы. В общем, попытался спросонья растлить сторожа. Рубоповец в шоке резко выдернул свою кисть из линьковской пасти и чуть было не «сдулся» прямо на месте события. Такое похабство пассивного «демократа» произвело на милиционера сокрушительное впечатление. Он даже шарахнулся от не в меру возбуждённого больного к окошку, за которым на голой верхушке дерева зловеще повис серебристый светильник полной луны.
На следующее утро после «страстной» ночи Линькова внезапно навестил прилетевший из Москвы глава ФСБ России. Вполне опрятный костюм и деликатная вкрадчивость его голоса заставили бодрствующего поверх одеяла больного сосредоточить на госте весь свой томно-печальный взор.
Сам вид и манеры израненного старовойтовского помощника, красивого, как Офелия в гробу, ничуть не смутили столичного визитёра. С глазу на глаз они пообщались ровно 56 минут, после чего высокопоставленный гость вышел в коридор, плотно прикрыл за собой дверь и, всем разом сдержанно кивнув, молча отбыл восвояси.
Неискушённый охранник, стороживший у двери их свидание, после ухода хозяина московской Лубянки попытался было склеить и выстроить в единый ряд несколько долетевших до его ушей обрывков фраз. Получилась какая-то белиберда, что-то похожее на «…прочисти шарниры своего разума…», «…секрет намного сохраннее, если его не скрывать, а просто не помнить…», «…молчание порождает сомнения, но они всегда слаще горькой правды, особенно для тех, кто не горит желанием быть добитым…», «…давай-ка лучше мы будем держать дверцу клетки открытой, чтобы любая птица могла всегда туда залететь…», «…не будешь ворошить траву - не станут злиться змеи, иначе твои шансы выжить ниже плинтуса…», «…велика ли радость от перспективы быть замоченным до конца…».
Свидание с вероломом такого крупного калибра окончательно сбило с панталыку раненого. Его «голубая» душа и разум хотя и перестали отдавать себе отчёт в происходящем, но всё же прекрасно помнили, что не лучшие, а самые худшие возглавили Россию, поэтому теперь даже шутить с ними стало смертельно опасно.
Вслед за представителем Москвы в клинику к Линькову пустили всех остальных «правоохранителей», которым «недостреленный» с лицом серо-голубого цвета внезапно и категорически заявил, что память у него вдруг и начисто отшибло, а посему он ничего не помнит, никого не опознаёт и ни о чём ведать не желает. Прокуроры и следователи, с неподдельным интересом озирая Линькова, как ни странно, ни на чём не настаивали. Вместо этого удовлетворённо поцокали языками и удалились. Да и то правда, ведь не холопское же это дело - выискивать истину, если велено выстраивать вину людей, вовсе не причастных к убийству Старовойтовой, а дальше с помощью того же Линькова оговаривать вообще невиновных, но только из числа тех, на кого ему укажут. После чего будет вполне достаточно лишь одного ложного доноса все того же «забывчивого» гея, выдрессированного на как бы внезапную вспышку своего озарения. Ну вот, собственно, и всё… А там доказывайте, что не стреляли… Бесполезно! Ведь наёмный-то обличитель будет говорить, что видел, вспомнил, и потому баста!
Что же касается дальнейшей судьбы самого «недостреленного», то, оставляя его в живых, никто из убийц ничем особо не рисковал, ибо чего бы Линьков ни замыслил, но плетью обух перешибить невозможно… Так уж повелось: преступникам раскрывать собственные преступления обычно не резон. Саморазоблачение и самонаказание также неестественны, как самострижка баранов или самопрополка и самоуборка, к примеру, репы.
Вскоре Линькова вместе с охраной выписали со стационарного на домашний режим, где его заждалась обширная видеотека однополой «Кама-сутры», которую он сразу же и настоятельно рекомендовал просмотреть своим охранникам во время их ночных бдений. Один из сторожей от нечего делать проглазел лишь самую малую толику любимой линьковской видеопорнушки и враз успел досыта набраться непостижимого образа знаний…
Спустя месяц домашнего сидения Линькова тихонечко спровадили бесплатно долечиваться за границу. Перед самым отъездом он не без помпы навестил место захоронения своей патронессы, участок под которое в древнем некрополе Александро-Невской Лавры спешно расчистили от седых могил действительно достойных людей прошлого…
Вокруг свежего надгробия Старовойтовой, невзирая на всю сомнительность и двоякость её заслуг перед Отечеством, вроде бы, намеревались соорудить просторную мемориальную площадку для ритуальных собраний и митингов, а возможно, и даже подхоронки других сподвижников, но, к счастью, как обычно и бывает, богохульникам чего-то не хватило, и поэтому дальнейший снос кладбищенских памятников пока приостановили…
Совсем невдалеке от Г. Старовойтовой под более чем скромным постаментом приютился вечным сном Высокопреосвященнейший Иоанн-Митрополит С-Петербургский и Ладожский, которому суждено было скоропостижно скончаться при встрече с мэром Собчаком только лишь от одного его рукоприкосновения…
Господи! Упокой души всех погибших! И покарай убийц! Ибо сами себя они карать не станут, а посему продолжат «ритуальные» жертвоприношения с пышными поминальными гореваниями на манер гитлеровского церемониального скорбления памяти своего друга Рэма, убитого по приказу самого фюрера…
Ю. ШУТОВ, депутат Законодательного собрания («Новый Петербург», №50, 2002 г.)
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/200313/?13_03_01