РОССИЯ И КИТАЙ (С миссией в Китае)
(И.В.КОВАЛЕВ (личный представитель Сталина при Мао Цзэдуне)
)
ПОЕЗДКА С ЛЮ ШАОЦИ В МОСКВУ
Делегация тщательно готовилась к встрече со Сталиным и другими членами Политбюро ЦК ВКП(б). Предварительно она передала советской стороне восемь объемистых документов, в том числе общий доклад Лю Шаоци и доклад Гао Гана о положении в Манчжурии. Кроме того, китайские товарищи просили устно доложить Сталину, что они хотели бы обсудить некоторые вопросы, касающиеся работы советских и китайских органов информации и разведки. Ибо многие наши агенты в Китае, рекомендованные ранее КПК или завербованные советской стороной самостоятельно, оказавшись вне партийного контроля, разложились и фактически работали в пользу гоминьдана и США. По словам Гао Гана, из 300 раций, раскрытых в Манчжурии и работавших на чанкайшистов, 40 формально числились советскими. Кроме того, китайские товарищи просили передать, что им хотелось бы ознакомиться со структурой ВКП(б) и Советского государства, с постановкой культурно-просветительной работы в стране, а также посетить заводы, фабрики, колхозы, совхозы и учреждения. Просили они и прислать в Китай советских профессоров по различным отраслям знания, в том числе и по марксизму-ленинизму, послать в СССР группу хозяйственных руководителей. Хотелось бы им, чтобы в СССР было создано специальное учебное заведение для повышения квалификации китайских специалистов и для студентов. Не стану приводить других документов и устных их заявлений, скажу лишь, что в числе заданных ими вопросов был и такой: возможна ли третья мировая война и если возможна, то когда. По всем этим вопросам я составил для Сталина обстоятельную записку.
На первой встрече с китайской делегацией присутствовали Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Микоян, Каганович, Булганин, Шверник, а также маршал Соколовский, адмирал Горшков и я. Отсутствие других членов Политбюро Сталин объяснил тем, что они отдыхают на курортах. Желая показать китайцам демократический и свободный порядок обсуждений на Политбюро, Сталин, вопреки обыкновению, предложил присутствующим высказываться без особой повестки дня. С советской стороны решился высказаться один только Берия, но говорил настолько невнятно и косноязычно, что его не поняли не только китайцы, но и наши. Сталин раздраженно махнул рукой и резко сказал: "Садитесь!".
Далее пошла речь о положении в Китае. Сталин попросил их остановиться на истории политической и вооруженной борьбы с гоминьдановцами. Китайцы рассказали, что в первый период сотрудничества Гоминьдана и Компартии коммунисты совершенно не были готовы к возможной измене с его стороны и, попав впросак, потерпели крупное поражение. Однако во второй период сотрудничества они одновременно начали готовить отпор Чан Кайши, если он задумает измену. Восемь лет КПК и Гоминьдан вели совместную войну против Японии, и все это время Чан Кайши готовился к уничтожению Компартии. Предательское нападение гоминьдановцев после победы над Японией КПК встретила во всеоружии. Выслушав это, Сталин сказал: "Значит, враг научил вас".
Когда китайцы рассказали, как, выступив с инициативой мира в стране, они сумели изолировать Чан Кайши от США, а затем и свергнуть его власть, Сталин сказал: "Все, что привело к победе - правильно. Победителей не судят". (Хотя поездку Мао Цзэдуна в логово гоминьдановцев Чунцин счел опасной).
Военную обстановку в Китае на момент встречи обе стороны определили как весьма сложную, не исключалась возможность прямого вмешательства американских и английских войск во внутренние дела Китая, их выступление на стороне чанкайшистов. Вот тут-то Гао Ган и выступил со своим злосчастным предложением. На случай англо-американской военной интервенции он предложил: во-первых, увеличить численность советских войск в Дальнем; во-вторых, ввести советский военно-морской флот в порт Циндао и в-третьих, ... объявить Маньчжурию семнадцатой союзной республикой СССР. Тогда империалисты не посмеют напасть на Маньчжурию, а китайская революция получит надежную базу.
На несколько минут на встрече возникло всеобщее замешательство. Затем Сталин, отвечая Гао Гану, шутя назвал его Чжан Цзолинем, сказав при этом: "Я извиняюсь, что так назвал, но сделал это для того, чтобы впоследствии к Вам оскорбительно не прилагали эту кличку, не уподобляли Вас тому милитаристу, который заигрывал с японцами и пытался навечно отторгнуть Маньчжурию от Китая. Я понимаю, что не отторжение Маньчжурии Вы предлагаете. Но таких шагов, которые Вы предлагаете, мы не можем предпринять. Иначе нас действительно обвинять в попытке раздела Китая. Наоборот, чтобы пристыдить США, мы готовы в любой момент вывести советские войска и из Кореи, и из Дальнего. Советский Союз достаточно силен, чтобы не испугаться атомного шантажа со стороны США. Не только Америка, но и СССР имеет атомную бомбу.
Это заявление Сталина, впервые сделанное в присутствии представителей другой страны, произвело на китайскую делегацию потрясающее впечатление.
На самой встрече Лю Шаоци с большим трудом сдерживался при выступлении Гао Гана, но по окончании ее, уже сидя в машине, обрушился на него с обвинениями в подстрекательстве к разделу Китая. Я попытался их примирить, но безуспешно. Лю немедленно отправил телеграмму Мао Цзэдуну, и в тот же день Гао Ган был отозван.
Гао Ган после бурного разговора с Лю Шаоци потребовал советского переводчика, сказав, что хочет сделать важное заявление по поводу неискреннего поведения некоторых китайских лидеров и, прежде всего, Мао Цзэдуна по отношению к СССР и ВКП(б). Я сообщил от этом Сталину, но он, зная, что мне предстоит вернуться в Китай, посоветовал мне уклониться от такого разговора по вопросам внутрипартийной жизни КПК. Беседу с Гао Ганом провел другой товарищ, и ее запись была передана Сталину.
Между Гао Ганом и Лю Шаоци существовала давняя неприязнь. Гао Ган был для Лю Шаоци нежелательным человеком в составе делегации, но поскольку поездка ее в Москву преследовала цель получения советской помощи, а Гао Ган был известен руководству ВКП(б) как горячий сторонник дружбы с СССР, его участие в переговорах Мао считал главной гарантией их успеха. (Хотя сам Мао также считал Гао Гана своим самым опасным соперником). Лю Шаоци полагал, что именно Гао Ган был главным виновником отзыва из Маньчжурии Пэн Чжэня, которого Лю поддерживал. Не нравились Лю Шаоци и близкие дружественные отношения Гао Гана с советскими представителями в Маньчжурии. Еще до поездки делегации на Политбюро ЦК КПК разбирали поведение Гао Гана в связи с вопросом о портретах Сталина в Маньчжурии.
История этого вопроса такова. В конце 1948 года группа советских кинематографистов-документалистов, посетивших перед этим Албанию, а затем приехавших в Китай, высказала свое разочарование тем, что в Мукдене не видно портретов Сталина, хотя там у власти уже коммунисты. Гао Ган дал указание изготовить портреты Сталина, и они были вывешены на многих зданиях Мукдена и других городов Маньчжурии. Мао Цзэдун якобы побеседовал с группой китайских капиталистов, поддерживающих торговые связи с коммунистами и посетивших Маньчжурию, и услышал от них следующее: "Нам многое понравилось в Маньчжурии, там несравненно больше порядка, чем в чанкайшистских районах. Хорошо налажены промышленное производство и торговля, четко действует транспорт. Однако мы не нашли никаких признаков того, что эта северо-восточная провинция принадлежит Китаю, так как все порядки там - как внутренние, так и внешние - полностью тождественны порядкам нашего северного соседа - Советского Союза. Более того, мы увидели, что на всех приметных зданиях висят портреты только Сталина и нет портретов ваших, Мао Цзэдуна, нашего вождя (они даже назвали его государем), чем мы смущены и опечалены".
Заявление этих капиталистов, прибывших из чанкайшистских районов (было ли таковое в действительности или же это был просто спектакль, разыгранный с целью устранения Гао Гана), стало предметом немедленного обсуждения на Политбюро ЦК КПК. У Гао Гана были прочные позиции, ведь только Маньчжурия, им возглавляемая, была в то время базой Нового Китая. Возможно, он даже предполагал дать бой Мао Цзэдуну, потому что говорил мне перед заседанием: "Меня поддержит Чжоу Эньлай, и кто же тогда выступит против нас?" Увы, он оказался наивным политиком. На заседании Политбюро с грубыми нападками на него первым выступил именно Чжоу Эньлай, продавший Гао Гана так же, как до этого он последовательно предавал всех своих прежних друзей и союзников. Резко критиковал Гао Гана и Лю Шаоци. Политбюро осудило поведение Гао Гана и обязало снять портреты Сталина, вывешенные в городах Маньчжурии.
Такой шаг вызвал недоумение у советских специалистов, работавших в Китае, ибо он мог послужить своеобразным сигналом для активизации действий реакционных элементов против сближения Китая с СССР, а также подтолкнуть к новым провокациям американских и других империалистов. Лю Шаоци и Чжоу Эньлай обратились ко мне с просьбой разъяснить советским людям, находившимся в Маньчжурии, что такое решение принято якобы потому, что портреты Сталина изготовлены кустарно и наш вождь не похож там на самого себя. Позже, дескать, когда будут сделаны другие, лучшие портреты, их можно будет снова вывесить. Мао даже специально принял меня по этому поводу. Но я заявил, что вывешивание или снятие портретов Сталина - это их внутреннее дело, но брать на себя разъяснение смысла их решения не могу. Попутно я заметил, что выполнение этого решения вряд ли следует распространять на советские учреждения в Маньчжурии и в наших воинских частях. Мао согласился с этим и тут же внес соответствующую поправку в постановление Политбюро, добавив даже, что портреты Сталина оставить также в зданиях партийных комитетов КПК и комитетов комсомола.
Дело тут было, конечно, не в том, что портреты неудачно изготовлены, а в том, что рядом с портретами Сталина не было портретов Мао, и в том, что лидеры КПК, особенно сам Мао, Пен Чжэнь и Чжоу Эньлай заигрывали в то время с США и другими капиталистическими государствами и избегали, поэтому демонстраций дружбы с Советским союзом. И вот теперь Гао Гану припомнили и этот его промах.
Узнав об отзыве Гао Гана, Сталин предложил задержать его отлет на несколько дней и устроить прощальный банкет, на котором разъяснить Лю Шаоци, что Гао Ган - настоящий коммунист, преданный делу китайской революции, и какие-либо подозрения в отношении его неосновательны. На банкете на даче Сталина присутствовали члены китайской делегации и жена Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая в это время находилась с дочерью в СССР на отдыхе и лечении. Казалось, вечер прошел в теплой и дружеской обстановке. Сталин попросил Лю Шаоци поднять бокал и предложил тост за здоровье Гао Гана, никто из китайцев, за единство лидеров КПК. Однако когда подошел день отлета Гао Гана, никто из китайцев на аэродром не приехал, и провожал его только я. Сталин мог питать иллюзии насчет сплочения лидеров КПК, но я, уже хорошо узнавший нравы китайского двора, понимал, что отзыв Гао Гана - это признак близкой его политической (а возможно и физической) смерти.
Сначала Лю Шаоци хотел просить Мао Цзэдуна, чтобы в Москву вместо Гао Гана приехал Чжоу Эньлай, но затем выяснилось, что переговоры идут успешно, он сам при помощи Ван Цзясяна справляется со всеми возложенными на делегацию задачами. В свободное от переговоров время он много ездил по заводам и фабрикам, колхозам и учреждениям, дотошно расспрашивал рабочих и служащих об условиях их труда и быта, заработках и расходах. Но все-таки самое важное, что мне довелось увидеть и услышать во время этой поездки - это выступления Сталина на встречах с китайской делегацией. Они настолько важны, и не только для того времени, что их содержание нужно изложить особо.
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199620/?20_6_2
ПОЕЗДКА С ЛЮ ШАОЦИ В МОСКВУ
Делегация тщательно готовилась к встрече со Сталиным и другими членами Политбюро ЦК ВКП(б). Предварительно она передала советской стороне восемь объемистых документов, в том числе общий доклад Лю Шаоци и доклад Гао Гана о положении в Манчжурии. Кроме того, китайские товарищи просили устно доложить Сталину, что они хотели бы обсудить некоторые вопросы, касающиеся работы советских и китайских органов информации и разведки. Ибо многие наши агенты в Китае, рекомендованные ранее КПК или завербованные советской стороной самостоятельно, оказавшись вне партийного контроля, разложились и фактически работали в пользу гоминьдана и США. По словам Гао Гана, из 300 раций, раскрытых в Манчжурии и работавших на чанкайшистов, 40 формально числились советскими. Кроме того, китайские товарищи просили передать, что им хотелось бы ознакомиться со структурой ВКП(б) и Советского государства, с постановкой культурно-просветительной работы в стране, а также посетить заводы, фабрики, колхозы, совхозы и учреждения. Просили они и прислать в Китай советских профессоров по различным отраслям знания, в том числе и по марксизму-ленинизму, послать в СССР группу хозяйственных руководителей. Хотелось бы им, чтобы в СССР было создано специальное учебное заведение для повышения квалификации китайских специалистов и для студентов. Не стану приводить других документов и устных их заявлений, скажу лишь, что в числе заданных ими вопросов был и такой: возможна ли третья мировая война и если возможна, то когда. По всем этим вопросам я составил для Сталина обстоятельную записку.
На первой встрече с китайской делегацией присутствовали Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Микоян, Каганович, Булганин, Шверник, а также маршал Соколовский, адмирал Горшков и я. Отсутствие других членов Политбюро Сталин объяснил тем, что они отдыхают на курортах. Желая показать китайцам демократический и свободный порядок обсуждений на Политбюро, Сталин, вопреки обыкновению, предложил присутствующим высказываться без особой повестки дня. С советской стороны решился высказаться один только Берия, но говорил настолько невнятно и косноязычно, что его не поняли не только китайцы, но и наши. Сталин раздраженно махнул рукой и резко сказал: "Садитесь!".
Далее пошла речь о положении в Китае. Сталин попросил их остановиться на истории политической и вооруженной борьбы с гоминьдановцами. Китайцы рассказали, что в первый период сотрудничества Гоминьдана и Компартии коммунисты совершенно не были готовы к возможной измене с его стороны и, попав впросак, потерпели крупное поражение. Однако во второй период сотрудничества они одновременно начали готовить отпор Чан Кайши, если он задумает измену. Восемь лет КПК и Гоминьдан вели совместную войну против Японии, и все это время Чан Кайши готовился к уничтожению Компартии. Предательское нападение гоминьдановцев после победы над Японией КПК встретила во всеоружии. Выслушав это, Сталин сказал: "Значит, враг научил вас".
Когда китайцы рассказали, как, выступив с инициативой мира в стране, они сумели изолировать Чан Кайши от США, а затем и свергнуть его власть, Сталин сказал: "Все, что привело к победе - правильно. Победителей не судят". (Хотя поездку Мао Цзэдуна в логово гоминьдановцев Чунцин счел опасной).
Военную обстановку в Китае на момент встречи обе стороны определили как весьма сложную, не исключалась возможность прямого вмешательства американских и английских войск во внутренние дела Китая, их выступление на стороне чанкайшистов. Вот тут-то Гао Ган и выступил со своим злосчастным предложением. На случай англо-американской военной интервенции он предложил: во-первых, увеличить численность советских войск в Дальнем; во-вторых, ввести советский военно-морской флот в порт Циндао и в-третьих, ... объявить Маньчжурию семнадцатой союзной республикой СССР. Тогда империалисты не посмеют напасть на Маньчжурию, а китайская революция получит надежную базу.
На несколько минут на встрече возникло всеобщее замешательство. Затем Сталин, отвечая Гао Гану, шутя назвал его Чжан Цзолинем, сказав при этом: "Я извиняюсь, что так назвал, но сделал это для того, чтобы впоследствии к Вам оскорбительно не прилагали эту кличку, не уподобляли Вас тому милитаристу, который заигрывал с японцами и пытался навечно отторгнуть Маньчжурию от Китая. Я понимаю, что не отторжение Маньчжурии Вы предлагаете. Но таких шагов, которые Вы предлагаете, мы не можем предпринять. Иначе нас действительно обвинять в попытке раздела Китая. Наоборот, чтобы пристыдить США, мы готовы в любой момент вывести советские войска и из Кореи, и из Дальнего. Советский Союз достаточно силен, чтобы не испугаться атомного шантажа со стороны США. Не только Америка, но и СССР имеет атомную бомбу.
Это заявление Сталина, впервые сделанное в присутствии представителей другой страны, произвело на китайскую делегацию потрясающее впечатление.
На самой встрече Лю Шаоци с большим трудом сдерживался при выступлении Гао Гана, но по окончании ее, уже сидя в машине, обрушился на него с обвинениями в подстрекательстве к разделу Китая. Я попытался их примирить, но безуспешно. Лю немедленно отправил телеграмму Мао Цзэдуну, и в тот же день Гао Ган был отозван.
Гао Ган после бурного разговора с Лю Шаоци потребовал советского переводчика, сказав, что хочет сделать важное заявление по поводу неискреннего поведения некоторых китайских лидеров и, прежде всего, Мао Цзэдуна по отношению к СССР и ВКП(б). Я сообщил от этом Сталину, но он, зная, что мне предстоит вернуться в Китай, посоветовал мне уклониться от такого разговора по вопросам внутрипартийной жизни КПК. Беседу с Гао Ганом провел другой товарищ, и ее запись была передана Сталину.
Между Гао Ганом и Лю Шаоци существовала давняя неприязнь. Гао Ган был для Лю Шаоци нежелательным человеком в составе делегации, но поскольку поездка ее в Москву преследовала цель получения советской помощи, а Гао Ган был известен руководству ВКП(б) как горячий сторонник дружбы с СССР, его участие в переговорах Мао считал главной гарантией их успеха. (Хотя сам Мао также считал Гао Гана своим самым опасным соперником). Лю Шаоци полагал, что именно Гао Ган был главным виновником отзыва из Маньчжурии Пэн Чжэня, которого Лю поддерживал. Не нравились Лю Шаоци и близкие дружественные отношения Гао Гана с советскими представителями в Маньчжурии. Еще до поездки делегации на Политбюро ЦК КПК разбирали поведение Гао Гана в связи с вопросом о портретах Сталина в Маньчжурии.
История этого вопроса такова. В конце 1948 года группа советских кинематографистов-документалистов, посетивших перед этим Албанию, а затем приехавших в Китай, высказала свое разочарование тем, что в Мукдене не видно портретов Сталина, хотя там у власти уже коммунисты. Гао Ган дал указание изготовить портреты Сталина, и они были вывешены на многих зданиях Мукдена и других городов Маньчжурии. Мао Цзэдун якобы побеседовал с группой китайских капиталистов, поддерживающих торговые связи с коммунистами и посетивших Маньчжурию, и услышал от них следующее: "Нам многое понравилось в Маньчжурии, там несравненно больше порядка, чем в чанкайшистских районах. Хорошо налажены промышленное производство и торговля, четко действует транспорт. Однако мы не нашли никаких признаков того, что эта северо-восточная провинция принадлежит Китаю, так как все порядки там - как внутренние, так и внешние - полностью тождественны порядкам нашего северного соседа - Советского Союза. Более того, мы увидели, что на всех приметных зданиях висят портреты только Сталина и нет портретов ваших, Мао Цзэдуна, нашего вождя (они даже назвали его государем), чем мы смущены и опечалены".
Заявление этих капиталистов, прибывших из чанкайшистских районов (было ли таковое в действительности или же это был просто спектакль, разыгранный с целью устранения Гао Гана), стало предметом немедленного обсуждения на Политбюро ЦК КПК. У Гао Гана были прочные позиции, ведь только Маньчжурия, им возглавляемая, была в то время базой Нового Китая. Возможно, он даже предполагал дать бой Мао Цзэдуну, потому что говорил мне перед заседанием: "Меня поддержит Чжоу Эньлай, и кто же тогда выступит против нас?" Увы, он оказался наивным политиком. На заседании Политбюро с грубыми нападками на него первым выступил именно Чжоу Эньлай, продавший Гао Гана так же, как до этого он последовательно предавал всех своих прежних друзей и союзников. Резко критиковал Гао Гана и Лю Шаоци. Политбюро осудило поведение Гао Гана и обязало снять портреты Сталина, вывешенные в городах Маньчжурии.
Такой шаг вызвал недоумение у советских специалистов, работавших в Китае, ибо он мог послужить своеобразным сигналом для активизации действий реакционных элементов против сближения Китая с СССР, а также подтолкнуть к новым провокациям американских и других империалистов. Лю Шаоци и Чжоу Эньлай обратились ко мне с просьбой разъяснить советским людям, находившимся в Маньчжурии, что такое решение принято якобы потому, что портреты Сталина изготовлены кустарно и наш вождь не похож там на самого себя. Позже, дескать, когда будут сделаны другие, лучшие портреты, их можно будет снова вывесить. Мао даже специально принял меня по этому поводу. Но я заявил, что вывешивание или снятие портретов Сталина - это их внутреннее дело, но брать на себя разъяснение смысла их решения не могу. Попутно я заметил, что выполнение этого решения вряд ли следует распространять на советские учреждения в Маньчжурии и в наших воинских частях. Мао согласился с этим и тут же внес соответствующую поправку в постановление Политбюро, добавив даже, что портреты Сталина оставить также в зданиях партийных комитетов КПК и комитетов комсомола.
Дело тут было, конечно, не в том, что портреты неудачно изготовлены, а в том, что рядом с портретами Сталина не было портретов Мао, и в том, что лидеры КПК, особенно сам Мао, Пен Чжэнь и Чжоу Эньлай заигрывали в то время с США и другими капиталистическими государствами и избегали, поэтому демонстраций дружбы с Советским союзом. И вот теперь Гао Гану припомнили и этот его промах.
Узнав об отзыве Гао Гана, Сталин предложил задержать его отлет на несколько дней и устроить прощальный банкет, на котором разъяснить Лю Шаоци, что Гао Ган - настоящий коммунист, преданный делу китайской революции, и какие-либо подозрения в отношении его неосновательны. На банкете на даче Сталина присутствовали члены китайской делегации и жена Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая в это время находилась с дочерью в СССР на отдыхе и лечении. Казалось, вечер прошел в теплой и дружеской обстановке. Сталин попросил Лю Шаоци поднять бокал и предложил тост за здоровье Гао Гана, никто из китайцев, за единство лидеров КПК. Однако когда подошел день отлета Гао Гана, никто из китайцев на аэродром не приехал, и провожал его только я. Сталин мог питать иллюзии насчет сплочения лидеров КПК, но я, уже хорошо узнавший нравы китайского двора, понимал, что отзыв Гао Гана - это признак близкой его политической (а возможно и физической) смерти.
Сначала Лю Шаоци хотел просить Мао Цзэдуна, чтобы в Москву вместо Гао Гана приехал Чжоу Эньлай, но затем выяснилось, что переговоры идут успешно, он сам при помощи Ван Цзясяна справляется со всеми возложенными на делегацию задачами. В свободное от переговоров время он много ездил по заводам и фабрикам, колхозам и учреждениям, дотошно расспрашивал рабочих и служащих об условиях их труда и быта, заработках и расходах. Но все-таки самое важное, что мне довелось увидеть и услышать во время этой поездки - это выступления Сталина на встречах с китайской делегацией. Они настолько важны, и не только для того времени, что их содержание нужно изложить особо.
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199620/?20_6_2