О ЦЕРЕТЕЛИЗАЦИИ МОСКВЫ Памяти Д.Хармса посвящаю
(Олег АЛЕКСЕЕВ
)
Московский городской голова Лужков любил считать ворон. Задумается, бывало, и начинает по головам считать: одна, две, три...
"Наобум только вороны летают", - говорил он про застрельщика перестройки. - "Ворона за море летала, а ума не стало", - любил также приговаривать он, имея в виду самого известного в стране внука. - "Осла хоть в Париж, он все будет рыж", - говаривал он про одного знатного приватизатора, с которым был в натянутых отношениях.
Уважал Юрий Михайлович русские пословицы и поговорки больше самого Рейгана, а уж больше Гусинского с Березовским и подавно. Те-то их совсем не уважали, предпочитая им русскую недвижимость, недра и плоды земли русской.
Да какая ворона не любит плоды земли?
А скульптор Церетели ворон считать не любил, а любил считать деньги в кармане. Совсем как Гусинский с Березовским. А еще мечтал воздвигнуть монумент от Москвы до Луны в честь открытия Колумбом Америки. Тоже задумается и грезит: "Да за космические "бабки" пешком бы давно до Луны ходили. По моему монументу. А бронзы на него сколько уйдет! А денег сколько заплатят!" И довольно потирает руки.
Мечта-то и привела его к городскому голове и вежливо, так сказать, принудила: - Здоровья и процветания тебе, дорогой Юрий Михайлович!
- "Высоко сидеть - надо ум иметь" - скромно ответил Лужков, подразумевая свое недавнее и триумфальное избрание. Приход известного служителя муз настроил его почему-то на лирический лад.
- "Высоко стоять - тоже, так сказать!" - подстраиваясь под Лужкова, мгновенно срифмовал Церетели с тонким намеком на свое высокое творчество. И сходу схватил быка за рога: -
Не дашь копейку на памятник в честь покорения американцами Луны?
- Эка хватил, копейку! - сказал Лужков - Да где ж ты ее, копейку-то, видел? Была бы, рубль бы берегла. Гайдар ее увел. К нему и иди.
- Что с воза упало, то пропало, - зная любовь Лужкова к пословицам и поговоркам, сказал скульптор. - А ты мэр. Городская казна твоя. Как не поддержать высокое искусство? Видел, какого я красавца с поэтом Вознесенским в честь русско-грузинской дружбы поставил на Тишинской площади? У грузин так не стоит, как у нас стоит. Высокий такой, понимаешь, круглый, понимаешь, и такой большой, какой ни одному грузину до меня не снилось поставить. Красиво стоит, понимаешь - Слово "понимаешь" Церетели позаимствовал от верноподданнических чувств из лексикона одного широко известного застрельщика реформ и для пущей убедительности употреблял его к месту и не к месту.
- Что-то он мне напоминает, монумент-то? - мучительно пытался вспомнить Лужков. - Большой кикабидзе, понимаешь.
- Денег коммунисты мало дали, - тарахтел Церетели, - а то б я его, понимаешь, таким соорудил - из Грузии виден был бы!
- Что было до меня, то - фигня, - глубокомысленно изрек Лужков, так и не вспомнив, что напоминал ему монумент, и отринул мысль о памятнике, как наваждение.
- Подкинь мне "мань". Нынче так - "мани" - деньги зовут. Пусто в кармане, - снова схохмил Церетели. - И мы чего-нибудь масштабное под дружбу с Америкой соответствующей моменту величины соорудим. Как там Расторгуев из "Любэ" поет: "Не валяй дурака, Америка..." Такого дурака ей на зависть поставим, что хрен Америка его свалит, понимаешь.
Лужков, задумав почесать лысину, почесал почему-то кепку и сказал: - Дал бы тебе, дорогой, да землю у Кремля роют под супершоп подземный. Если реформы с такой же скоростью двигаться будут, то скоро, глядишь, чуть не до Америки дороем. А вдруг монумент в момент да в мой супершоп и хлоп? С нами вместе. И мы оказываемся в супершопе.
"До лысины дожил, а ума не нажил" - подумал Церетели. Подстраиваясь под Лужкова, он тоже полюбил русские пословицы.
- Да и с деньгами швах, - продолжал свои рассуждения Лужков. - Ведь из тех, кому не лень не ворует только пень. А пня тут днем с огнем не найдешь, - сострил он.
- Москва у всей России под горой - в нее все катится. Не так ли, дорогой? - подстраиваясь под Лужкова срифмовал и намекнул Церетели. - Не прибедняйся, кацо, понимаешь.
"Пристал, как муха. Гудит все в ухо", - подумал Лужков и сказал: - А ладно. Как пришло махом, так и пошло прахом. - И задумчиво стал считать: - Раз, два, три...
Понял тут умный скульптор, что на один хрен "мань" обломится мало, а на несколько - гораздо больше. И начал он их ляпать по Москве, как печатный станок ваучеры: один, второй, третий...
* Автор оскорбительного для русской культуры монументального комплекса на Поклонной горе и других произведений антиискусства
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199705/?5_8_3
Московский городской голова Лужков любил считать ворон. Задумается, бывало, и начинает по головам считать: одна, две, три...
"Наобум только вороны летают", - говорил он про застрельщика перестройки. - "Ворона за море летала, а ума не стало", - любил также приговаривать он, имея в виду самого известного в стране внука. - "Осла хоть в Париж, он все будет рыж", - говаривал он про одного знатного приватизатора, с которым был в натянутых отношениях.
Уважал Юрий Михайлович русские пословицы и поговорки больше самого Рейгана, а уж больше Гусинского с Березовским и подавно. Те-то их совсем не уважали, предпочитая им русскую недвижимость, недра и плоды земли русской.
Да какая ворона не любит плоды земли?
А скульптор Церетели ворон считать не любил, а любил считать деньги в кармане. Совсем как Гусинский с Березовским. А еще мечтал воздвигнуть монумент от Москвы до Луны в честь открытия Колумбом Америки. Тоже задумается и грезит: "Да за космические "бабки" пешком бы давно до Луны ходили. По моему монументу. А бронзы на него сколько уйдет! А денег сколько заплатят!" И довольно потирает руки.
Мечта-то и привела его к городскому голове и вежливо, так сказать, принудила: - Здоровья и процветания тебе, дорогой Юрий Михайлович!
- "Высоко сидеть - надо ум иметь" - скромно ответил Лужков, подразумевая свое недавнее и триумфальное избрание. Приход известного служителя муз настроил его почему-то на лирический лад.
- "Высоко стоять - тоже, так сказать!" - подстраиваясь под Лужкова, мгновенно срифмовал Церетели с тонким намеком на свое высокое творчество. И сходу схватил быка за рога: -
Не дашь копейку на памятник в честь покорения американцами Луны?
- Эка хватил, копейку! - сказал Лужков - Да где ж ты ее, копейку-то, видел? Была бы, рубль бы берегла. Гайдар ее увел. К нему и иди.
- Что с воза упало, то пропало, - зная любовь Лужкова к пословицам и поговоркам, сказал скульптор. - А ты мэр. Городская казна твоя. Как не поддержать высокое искусство? Видел, какого я красавца с поэтом Вознесенским в честь русско-грузинской дружбы поставил на Тишинской площади? У грузин так не стоит, как у нас стоит. Высокий такой, понимаешь, круглый, понимаешь, и такой большой, какой ни одному грузину до меня не снилось поставить. Красиво стоит, понимаешь - Слово "понимаешь" Церетели позаимствовал от верноподданнических чувств из лексикона одного широко известного застрельщика реформ и для пущей убедительности употреблял его к месту и не к месту.
- Что-то он мне напоминает, монумент-то? - мучительно пытался вспомнить Лужков. - Большой кикабидзе, понимаешь.
- Денег коммунисты мало дали, - тарахтел Церетели, - а то б я его, понимаешь, таким соорудил - из Грузии виден был бы!
- Что было до меня, то - фигня, - глубокомысленно изрек Лужков, так и не вспомнив, что напоминал ему монумент, и отринул мысль о памятнике, как наваждение.
- Подкинь мне "мань". Нынче так - "мани" - деньги зовут. Пусто в кармане, - снова схохмил Церетели. - И мы чего-нибудь масштабное под дружбу с Америкой соответствующей моменту величины соорудим. Как там Расторгуев из "Любэ" поет: "Не валяй дурака, Америка..." Такого дурака ей на зависть поставим, что хрен Америка его свалит, понимаешь.
Лужков, задумав почесать лысину, почесал почему-то кепку и сказал: - Дал бы тебе, дорогой, да землю у Кремля роют под супершоп подземный. Если реформы с такой же скоростью двигаться будут, то скоро, глядишь, чуть не до Америки дороем. А вдруг монумент в момент да в мой супершоп и хлоп? С нами вместе. И мы оказываемся в супершопе.
"До лысины дожил, а ума не нажил" - подумал Церетели. Подстраиваясь под Лужкова, он тоже полюбил русские пословицы.
- Да и с деньгами швах, - продолжал свои рассуждения Лужков. - Ведь из тех, кому не лень не ворует только пень. А пня тут днем с огнем не найдешь, - сострил он.
- Москва у всей России под горой - в нее все катится. Не так ли, дорогой? - подстраиваясь под Лужкова срифмовал и намекнул Церетели. - Не прибедняйся, кацо, понимаешь.
"Пристал, как муха. Гудит все в ухо", - подумал Лужков и сказал: - А ладно. Как пришло махом, так и пошло прахом. - И задумчиво стал считать: - Раз, два, три...
Понял тут умный скульптор, что на один хрен "мань" обломится мало, а на несколько - гораздо больше. И начал он их ляпать по Москве, как печатный станок ваучеры: один, второй, третий...
* Автор оскорбительного для русской культуры монументального комплекса на Поклонной горе и других произведений антиискусства
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199705/?5_8_3