БОЛЬШЕВИКИ УМЕЛИ
(С.В. ГРИБАНОВ)
...МИНУЛ ГОД. Сэр Черчилль из Каира через Тегеран летит в Москву. Предстоят переговоры с Джо - так неофициально в переписке с президентом Рузвельтом он называл Сталина. Громадные просторы России, могучая русская река Волга заворожили премьер-министра Великобритании. "Я размышлял о моей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы... - признавался Черчилль. - Мы все ненавидели их безнравственный режим, и, если бы германский цеп не нанес им удара, они равнодушно наблюдали бы, как нас уничтожают, с радостью разделили бы с Гитлером нашу империю на Востоке".
Так или не так, но встретили у нас Черчилля как подобает. Почетный караул, оркестр, национальные гимны, репортеры. Молотов доставил премьера в подмосковную резиденцию, так называемую государственную дачу N 7.
"В мое распоряжение был представлен в качестве адъютанта огромный офицер, обладавший великолепной внешностью (я думал, что он принадлежал к княжеской фамилии при царском режиме), который выступал также в роли нашего хозяина и являлся образцом вежливости и внимания, - вспоминал Черчилль. - Много опытных слуг в белых куртках и с сияющими улыбками следили за каждым пожеланием или движением гостей. Длинный стол в столовой и различные буфеты были заполнены всякими деликатесами и напитками, какие только может предоставить верховная власть. После всех необходимых погружений и омовений нас угощали в столовой всевозможными отборными блюдами и напитками, в том числе, конечно, икрой и водкой. Но, кроме того, было много других блюд и вин из Франции и Германии, гораздо больше, чем мы могли или хотели съесть..."
Вечером в Кремле Черчилль встретился со Сталиным. Речь повели о втором фронте. Разговор не клеился. "Первые два часа были унылыми и мрачными... Сталин становился все мрачнее и мрачнее... Сталин, который стал держать себя нервно, сказал, что он придерживается другого мнения о войне. Человек, который не готов рисковать, не может выиграть войну. Почему мы так боимся немцев? Он не может этого понять", - так передает ту встречу премьер-министр Великобритании.
Но вот Черчилль заговорил об операции "Торч", и Сталин тут же оценил стратегическое преимущество ее: он перечислил основные доводы в пользу этой операции: "Во-первых, это нанесет Роммелю удар с тыла; во-вторых, это запугает Испанию; в-третьих, это вызовет борьбу между немцами и французами; в-четвертых, это поставит Италию под непосредственный удар".
Черчилль пришел в восторг от "русского диктатора": "Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно..."
И все же об открытии второго фронта в 1942 г. Сталин снова выразил свою точку зрения в меморандуме на следующий день, а Черчилль - свою. "Самый лучший второй фронт в 1942 г. и единственная возможная крупная операция с Атлантического океана - это операция "Торч", настаивал премьер-министр. - Если ее можно будет осуществить в октябре, она окажет больше помощи России, чем какой-либо другой план. Она также подготовит почву для 1943 года..."
Вечером 14 августа в Кремле состоялся официальный обед. Присутствовало около 40 человек. "Распространялись глупые истории о том, что эти советские обеды превращаются в попойки. В этом нет ни доли правды. Маршал и его коллеги неизменно пили после тостов из крошечных рюмок, делая в каждом случае лишь маленький глоток. Меня изрядно угощали".
Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль чуточку слукавил. Поддали тогда как следует! Вот как вспоминает тот прием в Кремле Главный маршал авиации Голованов: "В один из августовских дней я был вызван Сталиным с фронта, что случалось нередко. Прибыв в штаб АДД, я, как всегда, занялся накопившимися делами. Раздался телефонный звонок. Сняв трубку, я услышал голос Сталина. Поинтересовавшись, как идут дела, он сказал:
- Приведите себя в порядок, наденьте все ваши ордена и через час приезжайте.
Раздались частые гудки. И прежде случалось, что Сталин, позвонив и поздоровавшись, давал те или иные указания, после чего сразу клал трубку. Это было уже привычно. Верховный имел обыкновение без всяких предисловий сразу приступать к тому или иному вопросу. А вот указаний надеть ордена и привести себя в порядок за год совместной работы я еще ни разу не получал.
Обычно я не носил наград, и пришлось немало потрудиться, чтобы правильно прикрепить ордена на гимнастерке. Придя в назначенный час, я и вовсе был сбит с толку. Поскребышев направил меня в комнату, расположенную на одном этаже с Георгиевским залом. Там уже были К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, А.С. Щербаков и еще два-три человека.
Вошел Сталин, не один. Рядом с ним я увидел высокого полного человека, в котором узнал Уинстона Черчилля, и какого-то военного, оказавшегося начальником английского генерального штаба Аланом Бруком. Сталин представил Черчиллю присутствующих, а когда очередь дошла до меня, и он назвал мою довольно длинно звучавшую должность, дав при этом соответствующую аттестацию, я почувствовал, что краснею. Черчилль очень внимательно, в упор разглядывал меня, и я читал в его взгляде некоторое изумление: как, мол, такой молодой парень может занимать столь высокую и ответственную должность? Поскольку я был самым младшим, здоровался я с Черчиллем последним. После представления Черчиллю всех нас Сталин пригласил к столу.
Если не ошибаюсь, на этой встрече присутствовало человек десять, а может быть чуть больше. Стол был небольшим, но за ним уселись все. Я оказался напротив Климента Ефремовича Ворошилова, перед тарелкой которого стояла бутылка водки со стручком красного перца. Это было, как он утверждал, его лекарство от желудка. По правую руку от Ворошилова сидел Брук, затем Черчилль, рядом с ним Сталин, далее Молотов и другие. Сталин налил Черчиллю вина и провозгласил здравницу в честь союзников. Сразу вслед за этим Ворошилов взял стоявшую перед ним бутылку, пододвинул две солидного размера рюмки, наполнил и подал одну из них Бруку со словами:
- Предлагаю выпить со мной за доблестные вооруженные силы Великобритании и Советского Союза. По нашему обычаю в таких случаях пьют до дна, если, конечно, человек, которому предлагают, согласен с этим. И выпил свою рюмку до дна.
Англичанину ничего не оставалось, как последовать примеру Климента Ефремовича.
Тем временем я увидел в руках британского премьера бутылку армянского коньяка. Рассмотрев этикетку, он наполнил рюмку Сталина. В ответ Сталин налил тот же коньяк Черчиллю. Тосты следовали один за другим. Сталин и Черчилль пили вровень. Я уже слышал, что Черчилль способен поглощать большое количество горячительных напитков, но таких способностей за Сталиным не водилось. Что-то будет?..
Почему, я и сам не знаю, мною овладела тревога. За столом шла оживленная беседа, звучала русская и английская речь. Референт Павлов с такой легкостью и быстротой переводил разговор Сталина с Черчиллем, что казалось, они отлично понимают друг друга без переводчика. Речь Черчилля была невнятна, говорил он, словно набрав полон рот каши, однако Павлов ни разу не переспросил его, хотя беседа была весьма продолжительна.
Тосты следовали один за другим. Черчилль на глазах пьянел, а в поведении Сталина ничто не менялось. Видимо, по молодости, я слишком откровенно проявил интерес к состоянию двух политических деятелей и очень переживал, чем все это кончится... Вдруг Сталин вопросительно взглянул на меня. Я понял, что проявляю чрезмерное любопытство. И стушевался.
Встреча подошла к концу. Все встали. Распрощавшись, Черчилль покинул комнату, поддерживаемый за руки. Остальные тоже стали расходиться, а я стоял, как завороженный, и смотрел на Сталина. Конечно, он видел, что я все время наблюдал за ним. Подошел ко мне и сказал: "Не бойся, Россию не пропью. А вот Черчилль будет завтра метаться, когда ему скажут, что он тут наболтал..." И твердой, неторопливой походкой вышел из комнаты.
На 16 августа планировался вылет премьер-министра в свои туманные края. Накануне вечером он еще раз встретился со Сталиным и после часовой беседы стал прощаться. "Но тут вдруг Сталин пришел в замешательство", - вспоминает Черчилль, - и сказал особенно сердечным тоном, каким он еще не говорил со мной: "Вы уезжаете на рассвете. Почему бы нам не отправиться ко мне домой и не выпить немного?" Я сказал, что в принципе я всегда за такую политику. Он повел меня через многочисленные коридоры и комнаты до тех пор, пока мы не вошли на безлюдную мостовую внутри Кремля, и через несколько сот шагов пришли в квартиру, в которой он жил. Он мне показал свои личные комнаты, которые были среднего размера и обставлены просто и достойно. Их было четыре - столовая, кабинет, спальня и большая ванная. Вскоре появились сначала очень старая экономка, а затем красивая рыжеволосая девушка, которая покорно поцеловала своего отца. Он взглянул на меня с усмешкой в глазах, и мне показалось, что он хотел сказать: "Видите, мы, большевики, тоже живем семейной жизнью". Дочь Сталина начала накрывать на стол, и вскоре экономка появилась с несколькими блюдами. Тем временем Сталин раскупоривал разные бутылки, которые вскоре составили внушительную батарею. Затем он сказал: "Не позвать ли нам Молотова? Он беспокоится о коммюнике. Мы могли бы договориться о нем здесь. У Молотова есть одно особенное качество - он может пить". Тогда я понял, что предстоит обед..."
Да, обед состоялся. В 2 часа 30 минут утра Черчилль уже не выдержал и сказал, что должен ехать. В коммюнике интеллигентно сообщалось: "Беседы, происходившие в атмосфере сердечности и полной откровенности, дали возможность еще раз констатировать наличие тесного содружества и взаимопонимания между Советским Союзом, Великобританией и США..."
Умели, выходит, и большевики договариваться с капиталистами. Получалось и без этого - времен перестройки - "общечеловеческого лица".
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199813/?13_6_3
...МИНУЛ ГОД. Сэр Черчилль из Каира через Тегеран летит в Москву. Предстоят переговоры с Джо - так неофициально в переписке с президентом Рузвельтом он называл Сталина. Громадные просторы России, могучая русская река Волга заворожили премьер-министра Великобритании. "Я размышлял о моей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы... - признавался Черчилль. - Мы все ненавидели их безнравственный режим, и, если бы германский цеп не нанес им удара, они равнодушно наблюдали бы, как нас уничтожают, с радостью разделили бы с Гитлером нашу империю на Востоке".
Так или не так, но встретили у нас Черчилля как подобает. Почетный караул, оркестр, национальные гимны, репортеры. Молотов доставил премьера в подмосковную резиденцию, так называемую государственную дачу N 7.
"В мое распоряжение был представлен в качестве адъютанта огромный офицер, обладавший великолепной внешностью (я думал, что он принадлежал к княжеской фамилии при царском режиме), который выступал также в роли нашего хозяина и являлся образцом вежливости и внимания, - вспоминал Черчилль. - Много опытных слуг в белых куртках и с сияющими улыбками следили за каждым пожеланием или движением гостей. Длинный стол в столовой и различные буфеты были заполнены всякими деликатесами и напитками, какие только может предоставить верховная власть. После всех необходимых погружений и омовений нас угощали в столовой всевозможными отборными блюдами и напитками, в том числе, конечно, икрой и водкой. Но, кроме того, было много других блюд и вин из Франции и Германии, гораздо больше, чем мы могли или хотели съесть..."
Вечером в Кремле Черчилль встретился со Сталиным. Речь повели о втором фронте. Разговор не клеился. "Первые два часа были унылыми и мрачными... Сталин становился все мрачнее и мрачнее... Сталин, который стал держать себя нервно, сказал, что он придерживается другого мнения о войне. Человек, который не готов рисковать, не может выиграть войну. Почему мы так боимся немцев? Он не может этого понять", - так передает ту встречу премьер-министр Великобритании.
Но вот Черчилль заговорил об операции "Торч", и Сталин тут же оценил стратегическое преимущество ее: он перечислил основные доводы в пользу этой операции: "Во-первых, это нанесет Роммелю удар с тыла; во-вторых, это запугает Испанию; в-третьих, это вызовет борьбу между немцами и французами; в-четвертых, это поставит Италию под непосредственный удар".
Черчилль пришел в восторг от "русского диктатора": "Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно..."
И все же об открытии второго фронта в 1942 г. Сталин снова выразил свою точку зрения в меморандуме на следующий день, а Черчилль - свою. "Самый лучший второй фронт в 1942 г. и единственная возможная крупная операция с Атлантического океана - это операция "Торч", настаивал премьер-министр. - Если ее можно будет осуществить в октябре, она окажет больше помощи России, чем какой-либо другой план. Она также подготовит почву для 1943 года..."
Вечером 14 августа в Кремле состоялся официальный обед. Присутствовало около 40 человек. "Распространялись глупые истории о том, что эти советские обеды превращаются в попойки. В этом нет ни доли правды. Маршал и его коллеги неизменно пили после тостов из крошечных рюмок, делая в каждом случае лишь маленький глоток. Меня изрядно угощали".
Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль чуточку слукавил. Поддали тогда как следует! Вот как вспоминает тот прием в Кремле Главный маршал авиации Голованов: "В один из августовских дней я был вызван Сталиным с фронта, что случалось нередко. Прибыв в штаб АДД, я, как всегда, занялся накопившимися делами. Раздался телефонный звонок. Сняв трубку, я услышал голос Сталина. Поинтересовавшись, как идут дела, он сказал:
- Приведите себя в порядок, наденьте все ваши ордена и через час приезжайте.
Раздались частые гудки. И прежде случалось, что Сталин, позвонив и поздоровавшись, давал те или иные указания, после чего сразу клал трубку. Это было уже привычно. Верховный имел обыкновение без всяких предисловий сразу приступать к тому или иному вопросу. А вот указаний надеть ордена и привести себя в порядок за год совместной работы я еще ни разу не получал.
Обычно я не носил наград, и пришлось немало потрудиться, чтобы правильно прикрепить ордена на гимнастерке. Придя в назначенный час, я и вовсе был сбит с толку. Поскребышев направил меня в комнату, расположенную на одном этаже с Георгиевским залом. Там уже были К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, А.С. Щербаков и еще два-три человека.
Вошел Сталин, не один. Рядом с ним я увидел высокого полного человека, в котором узнал Уинстона Черчилля, и какого-то военного, оказавшегося начальником английского генерального штаба Аланом Бруком. Сталин представил Черчиллю присутствующих, а когда очередь дошла до меня, и он назвал мою довольно длинно звучавшую должность, дав при этом соответствующую аттестацию, я почувствовал, что краснею. Черчилль очень внимательно, в упор разглядывал меня, и я читал в его взгляде некоторое изумление: как, мол, такой молодой парень может занимать столь высокую и ответственную должность? Поскольку я был самым младшим, здоровался я с Черчиллем последним. После представления Черчиллю всех нас Сталин пригласил к столу.
Если не ошибаюсь, на этой встрече присутствовало человек десять, а может быть чуть больше. Стол был небольшим, но за ним уселись все. Я оказался напротив Климента Ефремовича Ворошилова, перед тарелкой которого стояла бутылка водки со стручком красного перца. Это было, как он утверждал, его лекарство от желудка. По правую руку от Ворошилова сидел Брук, затем Черчилль, рядом с ним Сталин, далее Молотов и другие. Сталин налил Черчиллю вина и провозгласил здравницу в честь союзников. Сразу вслед за этим Ворошилов взял стоявшую перед ним бутылку, пододвинул две солидного размера рюмки, наполнил и подал одну из них Бруку со словами:
- Предлагаю выпить со мной за доблестные вооруженные силы Великобритании и Советского Союза. По нашему обычаю в таких случаях пьют до дна, если, конечно, человек, которому предлагают, согласен с этим. И выпил свою рюмку до дна.
Англичанину ничего не оставалось, как последовать примеру Климента Ефремовича.
Тем временем я увидел в руках британского премьера бутылку армянского коньяка. Рассмотрев этикетку, он наполнил рюмку Сталина. В ответ Сталин налил тот же коньяк Черчиллю. Тосты следовали один за другим. Сталин и Черчилль пили вровень. Я уже слышал, что Черчилль способен поглощать большое количество горячительных напитков, но таких способностей за Сталиным не водилось. Что-то будет?..
Почему, я и сам не знаю, мною овладела тревога. За столом шла оживленная беседа, звучала русская и английская речь. Референт Павлов с такой легкостью и быстротой переводил разговор Сталина с Черчиллем, что казалось, они отлично понимают друг друга без переводчика. Речь Черчилля была невнятна, говорил он, словно набрав полон рот каши, однако Павлов ни разу не переспросил его, хотя беседа была весьма продолжительна.
Тосты следовали один за другим. Черчилль на глазах пьянел, а в поведении Сталина ничто не менялось. Видимо, по молодости, я слишком откровенно проявил интерес к состоянию двух политических деятелей и очень переживал, чем все это кончится... Вдруг Сталин вопросительно взглянул на меня. Я понял, что проявляю чрезмерное любопытство. И стушевался.
Встреча подошла к концу. Все встали. Распрощавшись, Черчилль покинул комнату, поддерживаемый за руки. Остальные тоже стали расходиться, а я стоял, как завороженный, и смотрел на Сталина. Конечно, он видел, что я все время наблюдал за ним. Подошел ко мне и сказал: "Не бойся, Россию не пропью. А вот Черчилль будет завтра метаться, когда ему скажут, что он тут наболтал..." И твердой, неторопливой походкой вышел из комнаты.
На 16 августа планировался вылет премьер-министра в свои туманные края. Накануне вечером он еще раз встретился со Сталиным и после часовой беседы стал прощаться. "Но тут вдруг Сталин пришел в замешательство", - вспоминает Черчилль, - и сказал особенно сердечным тоном, каким он еще не говорил со мной: "Вы уезжаете на рассвете. Почему бы нам не отправиться ко мне домой и не выпить немного?" Я сказал, что в принципе я всегда за такую политику. Он повел меня через многочисленные коридоры и комнаты до тех пор, пока мы не вошли на безлюдную мостовую внутри Кремля, и через несколько сот шагов пришли в квартиру, в которой он жил. Он мне показал свои личные комнаты, которые были среднего размера и обставлены просто и достойно. Их было четыре - столовая, кабинет, спальня и большая ванная. Вскоре появились сначала очень старая экономка, а затем красивая рыжеволосая девушка, которая покорно поцеловала своего отца. Он взглянул на меня с усмешкой в глазах, и мне показалось, что он хотел сказать: "Видите, мы, большевики, тоже живем семейной жизнью". Дочь Сталина начала накрывать на стол, и вскоре экономка появилась с несколькими блюдами. Тем временем Сталин раскупоривал разные бутылки, которые вскоре составили внушительную батарею. Затем он сказал: "Не позвать ли нам Молотова? Он беспокоится о коммюнике. Мы могли бы договориться о нем здесь. У Молотова есть одно особенное качество - он может пить". Тогда я понял, что предстоит обед..."
Да, обед состоялся. В 2 часа 30 минут утра Черчилль уже не выдержал и сказал, что должен ехать. В коммюнике интеллигентно сообщалось: "Беседы, происходившие в атмосфере сердечности и полной откровенности, дали возможность еще раз констатировать наличие тесного содружества и взаимопонимания между Советским Союзом, Великобританией и США..."
Умели, выходит, и большевики договариваться с капиталистами. Получалось и без этого - времен перестройки - "общечеловеческого лица".
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199813/?13_6_3