СВОЕЮ СОБСТВЕННОЙ РУКОЙ
(Михаил САЯПИН)
В 1898 году молодой русский царь Николай II распространил в международных кругах ноту с предложением о всеобщем разоружении.
А в 1899 году по инициативе России состоялась Первая Гаагская конференция, рассматривавшая вопрос о принципах взаимоотношений между державами и о мерах по созданию системы коллективной безопасности в Европе.
Взглянув еще раз на эпиграф, читатель наверняка предположит, что автор не склонен с достаточной серьезностью относиться к миролюбивому имиджу умирающей Российской империи. И будет прав.
Эта работа посвящена анализу некоторых сторон жизни России начала нашего столетия, с помощью которого автор хотел бы прийти к характеристике личности последнего российского монарха: предмет важный, особенно в свете шумихи по поводу "мученической кончины царской семьи".
Здесь я бы хотел ограничиться одной, но важной темой: высветить глубоко скрытый, но постоянно просматривающийся в николаевской России милитаризм. Россия начала столетия была милитаристской, империалистической державой, активно вставшей на путь безнравственных и бессмысленных колониальных захватов. И русский царь был вдохновителем этой политики, видевшим в ней залог "истинного" процветания "христианской империи". Поэтому и всю настоящую часть можно было бы озаглавить в духе известной книги Обручева: "Подлинный облик царя-мученика - монарха, человека и: милитариста".
Но все же главная наша задача - это не дать еще раз знакомые со школы положения, а попытаться проникнуть в искаженную логику мышления русского общества того времени, чтобы лучше понять, в чем заключались, с подлинно христианской точки зрения, ошибки в системе ценностей и у русского правительства, и у самого царя. Ибо хочется, чтобы история наконец начала давать нам уроки.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КОНЕЦ ИМПЕРИИ
Я сделал слишком много предложений по ограничению вооружения и контролю над ним - чего не смогут игнорировать потомки, - чтобы возложить на меня ответственность за войну.
А. Гитлер
1.ПЕРИПЕТИИ ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ
В конце 30-х годов всем известный министр иностранных дел Германии фон Риббентроп будет беседовать с кем-то из дружественных дипломатов. Перебирались различные варианты мирного устройства Европы, но: ни один из них Германию не устраивал.
- Так какой же мир вам все-таки нужен? - в отчаянии воскликнул собеседник рейхсминистра.
Тот пристально поглядел на него:
- Нам нужен не мир. Нам нужна: война.
Так вот, сделав миролюбивое заявление на конференции, русский царь забыл проинформировать международную общественность об очередном плане захвата-таки пресловутых "проливов" (Босфора и Дарданелл), для осуществления которого с самого начала его правления готовилась специальная экспедиция, правда, не осуществленная.
Одновременно на рубеже столетий русское общество стали готовить к идее оказания помощи "героическим бурам" (основателям знаменитой системы апартеида), отстаивавшим свою свободу от англичан на краю далекой Африки; даже песня знаменитая была пущена в оборот: "Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне:"
Но и "бурская акция" не была осуществлена. Тем не менее "России нужна была война". А между тем, перед нею лежала геополитическая целина на Востоке. Обилие "ничейных" земель, жаждущих высокого покровительства великой христианской империи, естественным образом наводило на мысль о миссии России на Востоке.
Не сама ли история подсказывала, что Россия должна присоединить Манчжурию, Корею и Тибет, чтобы, "ногою твердой став при море", осуществить свою великую цивилизаторскую миссию?
Но на пути у нее стояла маленькая помеха: Япония:.
Так судьба русско-японских отношений была решена.
Здесь я бы хотел сделать отступление, чтобы сказать о том, что к тому времени в русском сознании появилось такое невиданное дотоле явление как расизм.
Всем народам, как и людям, свойственно делить друг друга на своих и чужих. Русские различали среди окружающих народов христиан и чуждых истинной вере, просвещенных и непросвещенных, диких и не очень диких. Но только к XX столетию взгляд на международные отношения опустился до уровня откровенного биологизма.
Два примера. Знаменитый в свое время (и вновь известный сейчас) публицист М.О. Меньшиков, полемизируя как-то по "еврейскому вопросу", - тема, актуальная, видимо, в самые разные времена - привел среди прочих и такой аргумент: евреи говорят, что они-де стоят у истоков всех достижений человеческой культуры; но давайте посмотрим получше и увидим, что по сути-то своей они народ желтокожий - как же они могут претендовать на какие-то вклады в цивилизацию!..
Я не хочу этим сказать, что Меньшиков был глупый человек или плохой публицист; я только хочу обратить внимание: какой должен быть уровень мышления в обществе, чтобы как козырные карты, использовать такие доводы!
Еще пример: некий панславистский публицист в своем капитальном труде долго извиняется перед тем, как выразить порицание немцам за недостаточное внимание к проблемам славянства, но приходит в форменное исступление при каждом упоминании о давным-давно осевшем в Европе народе - венграх, называя их не иначе как "дикой азиатской ордой мадьяр".
Со все нарастающей силой в "образованных кругах" общества проявлялся интерес к антропологии. "Арийский" или "неарийский", "раса" - такими терминами запестрели работы самых разных авторов. Такое впечатление, будто русские деятели решили "до конца придерживаться расовых принципов", как, помнится, писал в своем "Завещании" германский фюрер. Во всем этом видно начало слепого следования страны с древними и самобытными традициями колонизации в совершенно чуждом ей русле заурядной колониальной политики. В общем, старуха-Россия, имевшая столбовое дворянство как мать великих землепроходцев, возжелала стать еще и "владычицей морскою" и срочно начала наряжаться и пудриться, чтобы достойно войти в клуб "мировых держав".
Японцы тоже хотели войти в клуб. Но так как они были народом "по сути своей желтокожим", то и претензии их на какое-то там членство были "бессмысленными мечтаниями". Для разъяснения чего им следовало "дать по воображению", как выражался российский Сесиль Родс - Пржевальский. Русский солдат должен победно вступить в Токио, после чего каждому японцу раздадут по Евангелию, и будет всем хорошо - и победителям, и побежденным.
Император Вильгельм регулярно после встреч со своим российским коллегой делал для памяти пометки о ходе подготовки к войне на Востоке. Для ее успеха достаточно было снарядить и перебросить в Тихий океан эскадру, которая в соединении с местной должна была, словно скорлупки, раздавить утлые суденышки возомнивших о себе азиатских хамов. Для этого требовалось только время.
У России явно чесались кулаки.
В 1904 году на очередной встрече Николай доверительно сказал Вильгельму, что в этом году войны еще не будет. В самом этом горделивом утверждении чувствуется азарт политического шахматиста, уверовавшего, что он играет сам с собой.
Но война, как известно, началась именно в этом году, потому что Япония не стала ждать решения своей судьбы, а предпочла бросить жребий сама: как рысь с ветки, она прыгнула с островов на континент, одним махом сломав хребет всем стратегическим мечтаниям российского Генштаба. Застигнутая врасплох "толстозадая Русь" зашевелилась. Под вой, стоявший по деревням, была объявлена мобилизация. К манчжурским сопкам спешно потянулись "отборные", т.е. наскоро отобранные для "ограниченного контингента на Дальнем Востоке", войска, которые должны были составить "непобедимую армаду".
Конечно, автор здесь вовсе не собирается идеализировать Японию: история ХХ века красноречиво свидетельствует, что вся японская политика была построена на возведенном в культ вероломстве (вспомним хотя бы Пёрл-Харбор); еще недостаточно освещено воздействие японской политики на принципы, исповедуемые в международной сфере гитлеровской Германией, - план "Барбаросса", например, имеет отчетливый японский привкус; и только после того, как в 1945 г. Красная Армия применила на Дальнем Востоке - теперь, наверное, об этом можно сказать - усовершенствованный план "Барбаросса", Япония прочно села в ту яму, которую постоянно готовила другим. Не будут нас интересовать здесь и исконные традиции японского расизма. Гораздо интереснее для нас и поучительнее облик самой России, с пугающей скоростью приближавшийся к облику ее противников.
Российские правящие круги выразили возмущение, которому не было пределов: низость агрессора была неслыханной. Степень этого возмущения опять же могла сравниться только с чувствительностью японской политики в новейшее время к маневрам других стран, от которой у наблюдателей создавалось впечатление, что двуличие и коварство могли быть прерогативой лишь ее самой.
В общем, не успевшая первой перейти Рубикон Россия огорчилась, как ребенок, обман которого раскрыли, и устремилась вдогонку за своим военным счастьем. Епископ Серафим (Чичагов) предсказывал скорую победу над супостатом:.
Тут надо вспомнить, что за год до войны свершилось огромной важности событие: был официально причислен к лику святых великий подвижник Серафим Саровский.
Канонизация этого давно почитаемого в народе и в Церкви угодника свершилась беспрецедентно скоро, а подготовка к ней проходила в обстановке грубого давления на Святейший Синод со стороны императора. Первоначально царь хотел (прямо как нечестивый библейский Озия) прославить подвижника просто высочайшим рескриптом, но Победоносцев отговорил его от этого безумного шага. Синод, как водится, начал заниматься изучением дела, но Николай буквально настоял на немедленном прославлении. В этом ему активно помогал все тот же владыка Серафим (Чичагов), неустанно пропагандировавший своего великого тезоименника. Епископат дрогнул и принял требуемое решение.
Обычно в этом в общем-то беззаконии почему-то принято видеть заслугу царя перед Церковью, хотя я не думаю, что в Синоде были решительные противники прославления святого. Просто, видимо, важное дело требовало неспешного решения. Но монарх полагал иначе:.
Почему же Николай решил проявить такую редкую для себя решительность в этом деле? Думается, что до него дошли уже слухи о пророчествах старца о царе, который прославит его, а он - царя. Налицо было правильное понимание саровским пустынником идеи православной монархии - можно ли после этого было хоть на миг усомниться в его святости?!
Так в 1903 году начались Саровские торжества, величие которых монархически ориентированная пропаганда (как того времени, так, к сожалению, и нашего) предлагала видеть в том, что на них лично присутствовало августейшее семейство. Иногда даже не совсем становилось понятно, кого же там прославили: Серафима или царя? Прямо как в анекдоте: то ли Пушкин во весь рост с томиком Брежнева в руке, то ли Брежнев во весь рост с томиком Пушкина в руке.:
Но могла быть и еще одна причина поспешности, которая имеет самое непосредственное отношение к нашей теме. Дело в том, что ходили слухи о пророчестве старца: Россия будет вести войну с Японией, победит ее, и в Токио будет подписана капитуляция.
После этого сомнений в исходе войны не оставалось. Были уже позади Мукден и Цусима и прочие "этапы большого пути", армия терпела поражение за поражением, а царь все недоумевал: почему же Япония не капитулирует.: Наконец, русский гарнизон был блокирован в Порт-Артуре.
В этой ситуации если и было на что надеяться сражающимся, так разве на то, что царь еще не применил "чудо-оружия". И оно было применено: с большой тщательностью в действующую армию повезли специально сделанную икону новопрославленного святого (загнав в тупики, надо полагать, путавшиеся под колесами составы со снарядами). Но "помощь" пришла поздно: Порт-Артур - эта, как понимает читатель, "исконно русская территория" - пал.
Никогда, никогда еще за столетия Россия не терпела такого полного, такого позорного, обидного поражения. Славянская белокурая бестия оказалась подчистую побежденной низкорослым народом, вдобавок совершенно чуждым "арийской расе". В самой этой сокрушительности было какое-то знамение.
Так было пророчество Серафима на самом деле или нет? Я думаю, что было. Ведь пророчество старца сбылось: как раз через сорок лет после Цусимы в виду Токио русский генерал Деревянко подписал акт о капитуляции Японии! И вот тут невольно на ум приходит вопрос: что произошло, как могло случиться, что обещанная победа была отнята у столь известного своим благочестием, "украсившего гробницы не одного пророка" правителя и была дарована другому, который, мягко говоря, и не подумал ни в одной из речей хотя бы возблагодарить Господа за свои фантастических масштабов победы?! Что же получается, воистину нет правды ни на земле, ни выше?! Или: в Небесной Канцелярии, как выражался тот же святой Серафим, произошла ошибка, чудовищная, нелепая ошибка?.. Ну в самом деле, что выиграли на небесах от такого решения? Ни одного официального молебна в честь победы отслужено не было, да и для простых молебнов тогда еще было маловато церквей; народу было просто и доходчиво объяснено, что основным источником победы является мудрость Верховного Главнокомандующего, о чем говорили как в пропаганде, так и с амвонов - разве что с последних еще скороговоркой прибавляли кое-что и о божественном покровительстве; у Церкви не было еще даже своего органа, в котором она могла бы изложить церковную точку зрения на события, так что вся ее благодарственная инициатива, наверное, свелась лишь к отправке верноподданического адреса тому же Верховному Главнокомандующему.: Невероятно, но факт!
А вот если бы победу одержал Николай.: Сколько молебнов было бы отслужено, колокола беспрерывно звонили бы целыми днями, фимиам курился бы до небес денно и нощно!
Что же все это может значить? Только то, что Богу не нужны ни колокольный звон, ни фимиам, ни стопудовые свечи. Ему нужно другое, и принцип "милости хочу, а не жертвы", которому тщетно призывал "пойти научиться" сонм фарисеев Иисус Христос, доныне остается в силе.
В этом провале мистических надежд уже видится зловещий знак. Для народа прославление угодника было свершением давних чаяний; для царя, чувствуется, Серафим был амулетом, желанным талисманом, должным даровать России непобедимость в борьбе хищников. (Удивительно, как это только после поражения преподобный не был разжалован из святых. Впрочем, начав с пламенной любви к "пламенному" Серафиму, царственное семейство кончит ладанками с портретом Распутина.) Подобно библейскому Саулу, император вызвал тень пророка, но: пророк отвернулся от него. Получилось как бы так, что под гром праздничных аплодисментов в его честь преподобный тихо и незаметно встал со своего места и не оглядываясь пошел прочь, чтобы незримо явиться через десятилетия вестником победы.
Нет лицеприятия у Бога, и никакие молитвы не в помощь нечестивцам. "Мой дом домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников", Бог всегда готов бескорыстно помочь любому доброму делу, но не потерпит, чтобы Его приватизировали. (Впрочем, исход гражданской войны должен бы был уже раз и навсегда показать всем это.)
В обращении царской политики к религии в то время чувствуется глубокое идолопоклонство, грубо-языческое понимание дел, когда считается, что если что-то предпримешь без молебна, то ни в чем не преуспеешь, зато если перекрестишься на икону, то непременно в любом деле - правом или неправом - одержишь успех. Десятилетиями российские императоры уделяли внимание церковным делам так, между прочим; и только в эпоху последнего самодержца наступил "религиозный ренессанс" - и не было ли "последнее хуже первого"? Пожалуй, только в последние свои десятилетия Российская империя стала вести религиозные войны; "с нами Бог!", грозно вещала пропаганда внезапно ставшего образцом благочестия режима, и что остается в таком случае "языкам", как не покориться? "Gott mitt uns!" - не так ли потом будет написано на пряжках солдат вермахта?
:Понеся огромные потери, войну, наконец, кончили, так и не дождавшись капитуляции. Принес ли личное покаяние владыка Серафим - я, конечно, не знаю, но публичного покаяния за лжепророчества, по-моему, не было - иначе этот факт хорошо бы запомнился совеременникам. (В двадцатые годы он будет собирать сокруг себя немногочисленную паству и учить: помните все, что русский народ - это богоносец:. А за окнами в это время русский народ будет сбрасывать кресты с храмов. Но, как говорится, не верь глазам своим. Я не хочу сказать, будто Серафим был каким-то недостойным архиереем: просто надо осознавать, что глубочайшее духовное оскудение начала века затронуло все общество, включая пастырей.)
С победой Японии, похоже, геополитическая ситуация в мире крайне обострилась: Желтая Раса, конечно, должна единым фронтом двинуться на Европу; вслед за Японией неисчислимой тучей двинется Китай, за ним - Монголия и Тибет.
России же вновь предстояло принять на себя главный удар врага, на этот раз в защиту всей христианской цивилизации - недаром же она при заключении мира ощутила поддержку дружественных европейских держав, ту, которой была лишена в войну (мысль, что кому-то хотелось, чтобы Россия таскала на Востоке для других каштаны из огня, видимо, совершенно не приходила в голову нашим политикам)! Решительный бой виделся теперь впереди, и в нем должен был наконец-то наступить звездный час России!
Но звездного часа не получилось: Китай так и не понял, что ему надо подниматься на Россию, и той пришлось, слегка оправившись от испуга, самой поспешать к дележу китайского пирога - была в нашей истории такая позорная страница:.
Но поиски внешнеполитических инициатив на этом не остановились. Не получилось в Корее - получится опять в Проливах. И разрабатывается грандиозный план: Россия объявляет войну Турции, а тем временем армада аэропланов устраивает Пёрл-Харбор турецкому флоту, отомстив за Цусиму (только почему-то Турции)! Затем русский десант высаживается в Проливах, еще немного - и над Святой Софией вздымается крест! Насколько это возвеличило бы Православие, пусть представляет читатель.
Но отдельной войны с Турцией не вышло: началась большая война.
2.СТИЛЬ ВЛАСТИ
Автор догадывается, что его попытки выставить русского царя милитаристом могут вызвать недоумение даже у беспристрастного читателя: слишком уж мало Российская империя ХХ века походила на милитаристское государство. И действительно, для таких суждений есть основания. Последний генерал-фельмаршал в русской армии получил свой чин в 1890-х годах; с 1907 г. в русском флоте не было генерал-адмиралов; сама русская военная форма отличалась тогда благородной простотой и отсутствием воинствующей броскости - да и во главе государства и вооруженных сил стоял скромный полковник в простой гимнастерке с крестиком на груди, как бы одним своим видом свидетельствующий, что он правит совершенно мирным народом, чей "бронепоезд" стоит лишь на "запасном пути".
Это будет верное замечание. Но все же я уверен, что "кроткий" дух российского государственного быта имел очень простое объяснение: "мирный стиль" должен быть непременным атрибутом христианского государства в глазах мировой общественности - вот и все. А раз Россия назвалась христианским царством, значит, надо быть миролюбивой, даже если у тебя вовсю торчат клыки. Иной может сказать: если ты христианское царство, то не замышляй злодейских планов, не губи своих подданных во имя туманных химер. Да и вообще хотелось бы видеть христианское правление более посвященным Богу, чем мировой общественности. Но, похоже, что у русского правительства были свои соображения на этот счет.
Русский царь жил в каком-то совершенно отличном от жизни измерении. Да это и понятно (так же, как непонятно подданным) - ведь он помазанник, ответственный, как гласил популярный тогда вульгарный миф, некогда с особенным усердием пропагандируемый славянофилами, непосредственно перед Богом! Где уж ему уследить за адекватной реакцией на события!
Невольно вспоминается анекдот про англичанина, который никогда не расставался с одной вещью - чувством собственного достоинства. Русский самодержец - заседал ли он в Государственном совете, подписывал ли бумаги, чувствуется, думал лишь о том, достаточно ли он правильно выглядит как православный государь.
Народ по своей грубости и серости понять этого не мог, и так родилась легенда о бездарном, безвольном и удивительно глупом царе "Николашке". Хотя Николай вовсе не был так глуп и уж вовсе не был безволен - наоборот, он был по-немецки упрям.
Да, это смешно. Но если какой-нибудь командир в реальном бою начнет строить из себя Алешу Карамазова,: то это будет уже преступлением.
Смехотворная зацикленность самодержца на своем христианском облике в свете реальных событий тоже приобретает отчетливо преступный характер. Генералы слали растерянные рапорты, бесполезно ожидая четких указаний сверху, бестолково двигались, мешая друг другу, армии, и главное - гибли, гибли, гибли солдаты: И все для того, чтобы однажды кто-то из командиров получил маловразумительное высочайшее послание, дышащее кротостью и умилительным смирением!
Неудивительно, что под конец такого маскарада верноподданическое терпение лопнуло, и с высокой трибуны прозвучало: "Что это - глупость или измена?"
Но это не было изменой, ибо всеми помыслами и всей душой самодержец был устремлен к служению России. Не было это и глупостью, поскольку, повторяю, Николай вовсе не был так глуп. Это называется по-другому: фарисейство. Состояние, конечно, несознательное, но от этого не менее печальное: ведь и те фарисеи были искренни в своем ослеплении.
Каждый шаг благочестивейшего самодержца был проникнут фарисейским желанием, ни на йоту не меняя принципов, выглядеть христианином. Именно поэтому монархистам так легко воспевать своего "тишайшего" кумира: каждая строчка в его жизнеописании вопиет о добродетелях, как бы списанных с житийных источников. Но именно поэтому и берет сомнение при чтении этих панегирических брошюр: уж очень все гладко и чисто получается; жизнь словно заранее написана каким-то добродетельным автором.
История сохранила анекдот про фельдмаршала, который очень захотел стать Суворовым: для этого он ел и спал вместе с солдатами, ходил с ними пешком и т.д. Но Суворова из него никак не получалось, и он решил добиться от старого солдата, чем еще был знаменит его предшественник. Оказалось, что Суворов еще умел здорово врага побеждать! "Только вот этому фельдмаршал так и не научился", - гласит концовка истории. Николай не мог понять, что монарх ответственен перед Богом в первую очередь не за грубое слово или слабую молитву, а за государственные дела. Он старательно пародировал жизни святых и блаженных - вплоть до Федора Иоанновича (не реального, конечно, а из драмы), но каждый его шаг выглядел либо глупостью, либо изменой.
Что же это за рок такой витает над ним?
Что ж, шила в мешке не утаишь, и надуманное миролюбие верхов приходилось компенсировать разжиганием самых грубых инстинктов в низах.
3.СТОЛЫПИН
Если теперь к клике милитаристов автор причислит и Столыпина, то читатель наверняка совсем станет в тупик: прекрасно известно, что Столыпин был против войны, и даже его гибель нередко связывается с этой его позицией. И все же я рискну сделать это.
Председатель Совета Министров Столыпин, помимо своей жесткой позиции в отношении террористов, больше всего известен в истории как ликвидатор русской общины.
Впрочем, говорить напрямую, что Столыпин разрушил общину, не менее наивно, чем, допустим, искать того, кто не так давно "неосторожным движением" развалил СССР: проницательные наблюдатели еще после александровской реформы, когда был определен 50-летний срок для выкупа земли, поняли, что по его истечении община народу будет не нужна. А 1861+50=1911. Имя же Столыпина оказалось неразрывно связано с концом классической общины потому, что он выступил идеологом ее разрушения.
Идея Петра Аркадьевича, хорошо знавшего земельные отношения в Прибалтике (но не более того) была проста и уже по одному этому могла претендовать на гениальность: для укрепления режима надо воспитать сословие собственников; человек, научившийся дорожить своим хозяйством, "воспитает в себе чувство хозяина" и по отношению к народной собственности. Прямо по Евангелию: "верный в малом и в большом верен". Но все же рискну утверждать, что любой, знакомый с ситуацией в русской деревне, вынужден будет назвать идею Столыпина при всей ее "гениальности" просто: глупой, могшей прийти в голову только совершенно дезориентированному человеку: кулак всегда был опорой либерализма в деревне, так же как и всему сословию капитала монархия если и нужна, то не более как страусиное перо в шляпе. Но если бы дело ограничивалось только неточным расчетом:
Что значит: собственник - опора престола? Это и значит, что выбившийся в люди мироед должен получить одобрение и со стороны общественного чувства справедливости - почти в вечности. Можно сказать, что в лице Столыпина Россия отказалась от того выбора, который был сделан девятьсот лет назад Владимиром.
При этом Церковь, конечно, не осуждает богатство - она лишь сочувствует тому, на кого оно свалилось и с кого потом должно больше спроситься. Но столыпинский социальный дарвинизм - это, разумеется, совсем другое дело, чем просто благосостояние.
Замечу еще, что, в понимании автора, Столыпин - отец нашей коллективизации. В том смысле, что после упразднения общины деревню начала с нарастающей силой сотрясать та самая классовая борьба, в отсутствии которой нас недавно чуть было не убедили. И только драконовские меры в "год великого перелома" позволили надолго стабилизировать обстановку.
Столыпин оказался человеком, который хотел построить великую Россию, а получил великие потрясения (к счастью для него, не при своей жизни).
Однако антиобщинная политика Столыпина представляет интерес и еще в некоторых отношениях. После освобождения крестьянства от мировой опеки в деревне стала ощущаться явная перенаселенность. Куда девать лишних людей? Естественно, на новые земли!
При этом у данной программы освоения целинных и залежных земель (о которой ее автор не успел написать мемуаров) просматривается и определенный демографический аспект: дескать, инородцев в России расплодилось, так что скоро уже и русского лица не увидишь.
Другое направление "разукрупнения" деревни - город. А там большое количество свободной рабочей силы должно стимулировать предпринимательство, а значит, и экономическое развитие в целом; Россия становится промышленной державой, готовой, наконец-то, к любой войне (которая в свою очередь должна стимулировать предпринимательство), да и рабочего можно и быстрее мобилизовать, и безболезненней оторвать от семьи. Наконец, "лишние люди" из деревень могли идти прямо в армию (напомню, что к 1917 г. большую часть русского офицерства составляло отнюдь не столбовое дворянство)!
Правда, стихийная урбанизация влекла за собой кабаки, ночлежки, притоны.: Но, во-первых, туда попадали несильные, следовательно, не опора самодержавия, а во-вторых, может быть, именно хулигану, привыкшему драться у кабака, будет на войне интересней, чем мирному обывателю!:
Означает ли сказанное, что Россия могла остаться в стороне от индустриализации? Ход истории нашего столетия дает, конечно, однозначно отрицательный ответ на этот вопрос. Но дело в том, что подлинный подъем промышленности должен основываться на серьезной и подлинно национальной программе. А столыпинское "раскрестьянивание" России, связанное с гонкой за процветанием, в конечном счете осуществлялось за счет займов, в кредит. Не в том плане, что Столыпин был сторонником финансовой кабалы - нет, он-то сам как раз всячески поощрял национальное предпринимательство; просто тогда уже в долгу как в шелку было само государство, опекавшее своих предпринимателей. Подлинно национальная экономическая программа должна была бы решить этот вопрос радикально; Столыпин же решил его так же половинчато, как и царь - вопрос о миролюбивой политике. И опять же Столыпин несет ответственность именно как идеолог уродливо-ускоренного экономического "развития".
Итак, за счет легкого кредита была быстро настроена масса фабрик, ресторанов, бирж, заводов, опер - все это и было названо "процветанием". Процветание действительно было: в "особых" зонах, крупных индустриальных центрах. Благосостояние сельской и просто провинциальной России оставалось крайне низким, а с учетом разрушения старых структур оно даже стало понижаться. Стало модным вывозить за границу хлеб (как в памятные годы вывозили нефть). За счет кого шел экспорт - нетрудно догадаться.
Набрать займов, понастроить побольше "объектов" и побыстрее отрапортовать, пока все не лопнуло - вершина, конечно, "ума" в политике. Столыпину, повторю, повезло, что он погиб, не увидев плодов своих дел.
Впрочем, автор здесь дает оценку столыпинскому реформаторству не ради него самого, а для того, чтобы через рассмотрение линии одного из самых известных деятелей николаевского времени дать представление о некоторых тенденциях эпохи вообще.
Программа Столыпина представляла собой экономический блицкриг. А всякий блицкриг - гитлеровский или столыпинский - является плодом ослепления. Не составлял исключения и Столыпин. (Его скороспелое "процветание" аукнется в войну, когда промышленники, с одной стороны, в погоне за привычно легкой наживой будут поставлять бракованные сапоги, а с другой - развращенные потребительством солдаты будут спешить продать на первой толкучке добротную обувь, героическими усилиями добытую для них интендантством.)
Итак, мы видим: во внутренней политике - лозунги "жизненного пространства для русских" и "пушки вместо масла"; во внешней - "Россия превыше всего".
Но недаром стала такой популярной фраза: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вкусив дешевого сыра, страна должна была влезть в петлю.
"Как пикирующий бомбардировщик, Германия устремилась к войне", - скажет один историк про конец 30-х годов.
Как такой же бомбардировщик (тогда еще не изобретенный), Россия начала пикировать к мировой бойне.
4.КОНЕЦ
И война не заставила себя ждать.
РОССИЙСКИЙ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II, АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЬ ГЕОРГ V И БЕЛЬГИЙСКИЙ КОРОЛЬ АЛЬБЕРТ I
Хлопнул выстрел в Сараево, и - за маленькую Сербию, за братьев-славян, за несчастного Гаврилу Принципа и вообще из принципа (а пуще всего - за все те же Проливы) - Россия всей массой вошла в войну.
Так получилось, что виновницей войны была объявлена Германия. Но если брать не юридический аспект (кто там кому объявил войну), а моральный, то выйдет, что мировую войну развязала именно Россия. Не объяви она мобилизацию из-за какой-то песчинки на Балканах,: кто знает, может быть, 1914 год стал бы лишь годом очередного локального конфликта:.
Но Россия поспешила перейти Рубикон, пока это за нее не сделали другие.
Мог ли благочестивейший самодержец вступить в войну, не испросив на то благословения свыше? По-моему, это невозможно. В его активе был уже сонм прославленных русских святых. Иоасаф Белгородский, Ермоген, восстановленная в почитании Анна Кашинская.: Мыслимо ли, чтобы избранная небесами монархия могла остаться без покровительства?
Образно говоря, царь поколдовал над честными иконами, как потом над кофейной гущей будет колдовать другой правитель. И явившиеся таинственные тени изрекли ему древнее пророчество: "Начни войну - и ты разрушишь великую империю".
А так как самой великой империей, наверное, тогда была Германия (если мы тут ничего не забыли), то война обещала быть удачной.
Но она оказалась неудачной с самого начала. В пассиве были уже потери целых армий, а серьезных целей достигнуто не было. Были изматывающие в своей безысходности бои, ревели, проносясь над цепями атакующих, снаряды-"чемоданы", чтобы разорваться в людской гуще, вздымая ввысь искореженные останки; солдаты в очередной раз шли в бой, чтобы умереть на проволоке или в волчьих ямах.
В общем, происходило то, что дало повод побывавшему на фронте Блоку сказать свое знаменитое определение: "Я понял отличительную особенность этой войны - ее невеликость. Это просто большая фабрика на колесах:".
Раздраженный всеобщей нерешительностью и саботажем, царь берет на себя роль главнокомандующего и, оставив царицу с "Другом" наводить порядок в тылу, едет на фронт. В Ставке денно и нощно проводит время над картами, выявляя самые мелкие огрехи и промахи командующих, устраняя допущенные ошибки.
Не видел он только главного упущения - преступного характера войны.
Но народ своим чутьем смог все-таки это понять. Постепенно начинались всеобщая апатия, разложение, подготавливавшие массовое дезертирство. Другой великий поэт подвел черту под войной в не менее знаменитых строках:
Но все же не взял я шпагу:...
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу -
Был первый в стране дезертир.
А теперь вспомним, как 26 июня 1945 года из Кремля прозвучали знаменитые слова: "У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения,: когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города: покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой.
Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии".
Кто-то из горе-историков даже попытался однажды возвеличить мудрость царского командования по сранению с командованием Великой Отечественной тем, что-де, смотрите, ведь в ту войну вражеский сапог не ступал на собственно русские земли! Не понимая, что тем самым он вынес приговор всей политике Николая.
Ибо как раз тогда, когда затянувшаяся война гремела где-то на дальних окраинах, русский народ сказал те самые слова: уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой!
И как будто в опровержение слов о сослагательном наклонении в истории через несколько месяцев после падения монархии к власти в России (как чертик из табакерки) пришло как раз такое правительство, которое заключило мир, по которому, грубо говоря, за ним оставалась лишь небольшая территория вокруг Москвы.
Все, кто мог мыслить и наблюдать, замерли в ожидании: опомнится ли народ хотя бы в такой ситуации?
Но русский народ продолжал стоять за безусловный мир с Германией с таким же непостижимым упрямством, с каким двадцать три года спустя он выскажется за войну с ней до победного конца.
Речь, конечно, не о России и Германии, а о правде и неправде.
Окончание следует, используйте кнопку 'назад' для перехода
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199828/?28_5_1
В 1898 году молодой русский царь Николай II распространил в международных кругах ноту с предложением о всеобщем разоружении.
А в 1899 году по инициативе России состоялась Первая Гаагская конференция, рассматривавшая вопрос о принципах взаимоотношений между державами и о мерах по созданию системы коллективной безопасности в Европе.
Взглянув еще раз на эпиграф, читатель наверняка предположит, что автор не склонен с достаточной серьезностью относиться к миролюбивому имиджу умирающей Российской империи. И будет прав.
Эта работа посвящена анализу некоторых сторон жизни России начала нашего столетия, с помощью которого автор хотел бы прийти к характеристике личности последнего российского монарха: предмет важный, особенно в свете шумихи по поводу "мученической кончины царской семьи".
Здесь я бы хотел ограничиться одной, но важной темой: высветить глубоко скрытый, но постоянно просматривающийся в николаевской России милитаризм. Россия начала столетия была милитаристской, империалистической державой, активно вставшей на путь безнравственных и бессмысленных колониальных захватов. И русский царь был вдохновителем этой политики, видевшим в ней залог "истинного" процветания "христианской империи". Поэтому и всю настоящую часть можно было бы озаглавить в духе известной книги Обручева: "Подлинный облик царя-мученика - монарха, человека и: милитариста".
Но все же главная наша задача - это не дать еще раз знакомые со школы положения, а попытаться проникнуть в искаженную логику мышления русского общества того времени, чтобы лучше понять, в чем заключались, с подлинно христианской точки зрения, ошибки в системе ценностей и у русского правительства, и у самого царя. Ибо хочется, чтобы история наконец начала давать нам уроки.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КОНЕЦ ИМПЕРИИ
Я сделал слишком много предложений по ограничению вооружения и контролю над ним - чего не смогут игнорировать потомки, - чтобы возложить на меня ответственность за войну.
А. Гитлер
1.ПЕРИПЕТИИ ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ
В конце 30-х годов всем известный министр иностранных дел Германии фон Риббентроп будет беседовать с кем-то из дружественных дипломатов. Перебирались различные варианты мирного устройства Европы, но: ни один из них Германию не устраивал.
- Так какой же мир вам все-таки нужен? - в отчаянии воскликнул собеседник рейхсминистра.
Тот пристально поглядел на него:
- Нам нужен не мир. Нам нужна: война.
Так вот, сделав миролюбивое заявление на конференции, русский царь забыл проинформировать международную общественность об очередном плане захвата-таки пресловутых "проливов" (Босфора и Дарданелл), для осуществления которого с самого начала его правления готовилась специальная экспедиция, правда, не осуществленная.
Одновременно на рубеже столетий русское общество стали готовить к идее оказания помощи "героическим бурам" (основателям знаменитой системы апартеида), отстаивавшим свою свободу от англичан на краю далекой Африки; даже песня знаменитая была пущена в оборот: "Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне:"
Но и "бурская акция" не была осуществлена. Тем не менее "России нужна была война". А между тем, перед нею лежала геополитическая целина на Востоке. Обилие "ничейных" земель, жаждущих высокого покровительства великой христианской империи, естественным образом наводило на мысль о миссии России на Востоке.
Не сама ли история подсказывала, что Россия должна присоединить Манчжурию, Корею и Тибет, чтобы, "ногою твердой став при море", осуществить свою великую цивилизаторскую миссию?
Но на пути у нее стояла маленькая помеха: Япония:.
Так судьба русско-японских отношений была решена.
Здесь я бы хотел сделать отступление, чтобы сказать о том, что к тому времени в русском сознании появилось такое невиданное дотоле явление как расизм.
Всем народам, как и людям, свойственно делить друг друга на своих и чужих. Русские различали среди окружающих народов христиан и чуждых истинной вере, просвещенных и непросвещенных, диких и не очень диких. Но только к XX столетию взгляд на международные отношения опустился до уровня откровенного биологизма.
Два примера. Знаменитый в свое время (и вновь известный сейчас) публицист М.О. Меньшиков, полемизируя как-то по "еврейскому вопросу", - тема, актуальная, видимо, в самые разные времена - привел среди прочих и такой аргумент: евреи говорят, что они-де стоят у истоков всех достижений человеческой культуры; но давайте посмотрим получше и увидим, что по сути-то своей они народ желтокожий - как же они могут претендовать на какие-то вклады в цивилизацию!..
Я не хочу этим сказать, что Меньшиков был глупый человек или плохой публицист; я только хочу обратить внимание: какой должен быть уровень мышления в обществе, чтобы как козырные карты, использовать такие доводы!
Еще пример: некий панславистский публицист в своем капитальном труде долго извиняется перед тем, как выразить порицание немцам за недостаточное внимание к проблемам славянства, но приходит в форменное исступление при каждом упоминании о давным-давно осевшем в Европе народе - венграх, называя их не иначе как "дикой азиатской ордой мадьяр".
Со все нарастающей силой в "образованных кругах" общества проявлялся интерес к антропологии. "Арийский" или "неарийский", "раса" - такими терминами запестрели работы самых разных авторов. Такое впечатление, будто русские деятели решили "до конца придерживаться расовых принципов", как, помнится, писал в своем "Завещании" германский фюрер. Во всем этом видно начало слепого следования страны с древними и самобытными традициями колонизации в совершенно чуждом ей русле заурядной колониальной политики. В общем, старуха-Россия, имевшая столбовое дворянство как мать великих землепроходцев, возжелала стать еще и "владычицей морскою" и срочно начала наряжаться и пудриться, чтобы достойно войти в клуб "мировых держав".
Японцы тоже хотели войти в клуб. Но так как они были народом "по сути своей желтокожим", то и претензии их на какое-то там членство были "бессмысленными мечтаниями". Для разъяснения чего им следовало "дать по воображению", как выражался российский Сесиль Родс - Пржевальский. Русский солдат должен победно вступить в Токио, после чего каждому японцу раздадут по Евангелию, и будет всем хорошо - и победителям, и побежденным.
Император Вильгельм регулярно после встреч со своим российским коллегой делал для памяти пометки о ходе подготовки к войне на Востоке. Для ее успеха достаточно было снарядить и перебросить в Тихий океан эскадру, которая в соединении с местной должна была, словно скорлупки, раздавить утлые суденышки возомнивших о себе азиатских хамов. Для этого требовалось только время.
У России явно чесались кулаки.
В 1904 году на очередной встрече Николай доверительно сказал Вильгельму, что в этом году войны еще не будет. В самом этом горделивом утверждении чувствуется азарт политического шахматиста, уверовавшего, что он играет сам с собой.
Но война, как известно, началась именно в этом году, потому что Япония не стала ждать решения своей судьбы, а предпочла бросить жребий сама: как рысь с ветки, она прыгнула с островов на континент, одним махом сломав хребет всем стратегическим мечтаниям российского Генштаба. Застигнутая врасплох "толстозадая Русь" зашевелилась. Под вой, стоявший по деревням, была объявлена мобилизация. К манчжурским сопкам спешно потянулись "отборные", т.е. наскоро отобранные для "ограниченного контингента на Дальнем Востоке", войска, которые должны были составить "непобедимую армаду".
Конечно, автор здесь вовсе не собирается идеализировать Японию: история ХХ века красноречиво свидетельствует, что вся японская политика была построена на возведенном в культ вероломстве (вспомним хотя бы Пёрл-Харбор); еще недостаточно освещено воздействие японской политики на принципы, исповедуемые в международной сфере гитлеровской Германией, - план "Барбаросса", например, имеет отчетливый японский привкус; и только после того, как в 1945 г. Красная Армия применила на Дальнем Востоке - теперь, наверное, об этом можно сказать - усовершенствованный план "Барбаросса", Япония прочно села в ту яму, которую постоянно готовила другим. Не будут нас интересовать здесь и исконные традиции японского расизма. Гораздо интереснее для нас и поучительнее облик самой России, с пугающей скоростью приближавшийся к облику ее противников.
Российские правящие круги выразили возмущение, которому не было пределов: низость агрессора была неслыханной. Степень этого возмущения опять же могла сравниться только с чувствительностью японской политики в новейшее время к маневрам других стран, от которой у наблюдателей создавалось впечатление, что двуличие и коварство могли быть прерогативой лишь ее самой.
В общем, не успевшая первой перейти Рубикон Россия огорчилась, как ребенок, обман которого раскрыли, и устремилась вдогонку за своим военным счастьем. Епископ Серафим (Чичагов) предсказывал скорую победу над супостатом:.
Тут надо вспомнить, что за год до войны свершилось огромной важности событие: был официально причислен к лику святых великий подвижник Серафим Саровский.
Канонизация этого давно почитаемого в народе и в Церкви угодника свершилась беспрецедентно скоро, а подготовка к ней проходила в обстановке грубого давления на Святейший Синод со стороны императора. Первоначально царь хотел (прямо как нечестивый библейский Озия) прославить подвижника просто высочайшим рескриптом, но Победоносцев отговорил его от этого безумного шага. Синод, как водится, начал заниматься изучением дела, но Николай буквально настоял на немедленном прославлении. В этом ему активно помогал все тот же владыка Серафим (Чичагов), неустанно пропагандировавший своего великого тезоименника. Епископат дрогнул и принял требуемое решение.
Обычно в этом в общем-то беззаконии почему-то принято видеть заслугу царя перед Церковью, хотя я не думаю, что в Синоде были решительные противники прославления святого. Просто, видимо, важное дело требовало неспешного решения. Но монарх полагал иначе:.
Почему же Николай решил проявить такую редкую для себя решительность в этом деле? Думается, что до него дошли уже слухи о пророчествах старца о царе, который прославит его, а он - царя. Налицо было правильное понимание саровским пустынником идеи православной монархии - можно ли после этого было хоть на миг усомниться в его святости?!
Так в 1903 году начались Саровские торжества, величие которых монархически ориентированная пропаганда (как того времени, так, к сожалению, и нашего) предлагала видеть в том, что на них лично присутствовало августейшее семейство. Иногда даже не совсем становилось понятно, кого же там прославили: Серафима или царя? Прямо как в анекдоте: то ли Пушкин во весь рост с томиком Брежнева в руке, то ли Брежнев во весь рост с томиком Пушкина в руке.:
Но могла быть и еще одна причина поспешности, которая имеет самое непосредственное отношение к нашей теме. Дело в том, что ходили слухи о пророчестве старца: Россия будет вести войну с Японией, победит ее, и в Токио будет подписана капитуляция.
После этого сомнений в исходе войны не оставалось. Были уже позади Мукден и Цусима и прочие "этапы большого пути", армия терпела поражение за поражением, а царь все недоумевал: почему же Япония не капитулирует.: Наконец, русский гарнизон был блокирован в Порт-Артуре.
В этой ситуации если и было на что надеяться сражающимся, так разве на то, что царь еще не применил "чудо-оружия". И оно было применено: с большой тщательностью в действующую армию повезли специально сделанную икону новопрославленного святого (загнав в тупики, надо полагать, путавшиеся под колесами составы со снарядами). Но "помощь" пришла поздно: Порт-Артур - эта, как понимает читатель, "исконно русская территория" - пал.
Никогда, никогда еще за столетия Россия не терпела такого полного, такого позорного, обидного поражения. Славянская белокурая бестия оказалась подчистую побежденной низкорослым народом, вдобавок совершенно чуждым "арийской расе". В самой этой сокрушительности было какое-то знамение.
Так было пророчество Серафима на самом деле или нет? Я думаю, что было. Ведь пророчество старца сбылось: как раз через сорок лет после Цусимы в виду Токио русский генерал Деревянко подписал акт о капитуляции Японии! И вот тут невольно на ум приходит вопрос: что произошло, как могло случиться, что обещанная победа была отнята у столь известного своим благочестием, "украсившего гробницы не одного пророка" правителя и была дарована другому, который, мягко говоря, и не подумал ни в одной из речей хотя бы возблагодарить Господа за свои фантастических масштабов победы?! Что же получается, воистину нет правды ни на земле, ни выше?! Или: в Небесной Канцелярии, как выражался тот же святой Серафим, произошла ошибка, чудовищная, нелепая ошибка?.. Ну в самом деле, что выиграли на небесах от такого решения? Ни одного официального молебна в честь победы отслужено не было, да и для простых молебнов тогда еще было маловато церквей; народу было просто и доходчиво объяснено, что основным источником победы является мудрость Верховного Главнокомандующего, о чем говорили как в пропаганде, так и с амвонов - разве что с последних еще скороговоркой прибавляли кое-что и о божественном покровительстве; у Церкви не было еще даже своего органа, в котором она могла бы изложить церковную точку зрения на события, так что вся ее благодарственная инициатива, наверное, свелась лишь к отправке верноподданического адреса тому же Верховному Главнокомандующему.: Невероятно, но факт!
А вот если бы победу одержал Николай.: Сколько молебнов было бы отслужено, колокола беспрерывно звонили бы целыми днями, фимиам курился бы до небес денно и нощно!
Что же все это может значить? Только то, что Богу не нужны ни колокольный звон, ни фимиам, ни стопудовые свечи. Ему нужно другое, и принцип "милости хочу, а не жертвы", которому тщетно призывал "пойти научиться" сонм фарисеев Иисус Христос, доныне остается в силе.
В этом провале мистических надежд уже видится зловещий знак. Для народа прославление угодника было свершением давних чаяний; для царя, чувствуется, Серафим был амулетом, желанным талисманом, должным даровать России непобедимость в борьбе хищников. (Удивительно, как это только после поражения преподобный не был разжалован из святых. Впрочем, начав с пламенной любви к "пламенному" Серафиму, царственное семейство кончит ладанками с портретом Распутина.) Подобно библейскому Саулу, император вызвал тень пророка, но: пророк отвернулся от него. Получилось как бы так, что под гром праздничных аплодисментов в его честь преподобный тихо и незаметно встал со своего места и не оглядываясь пошел прочь, чтобы незримо явиться через десятилетия вестником победы.
Нет лицеприятия у Бога, и никакие молитвы не в помощь нечестивцам. "Мой дом домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников", Бог всегда готов бескорыстно помочь любому доброму делу, но не потерпит, чтобы Его приватизировали. (Впрочем, исход гражданской войны должен бы был уже раз и навсегда показать всем это.)
В обращении царской политики к религии в то время чувствуется глубокое идолопоклонство, грубо-языческое понимание дел, когда считается, что если что-то предпримешь без молебна, то ни в чем не преуспеешь, зато если перекрестишься на икону, то непременно в любом деле - правом или неправом - одержишь успех. Десятилетиями российские императоры уделяли внимание церковным делам так, между прочим; и только в эпоху последнего самодержца наступил "религиозный ренессанс" - и не было ли "последнее хуже первого"? Пожалуй, только в последние свои десятилетия Российская империя стала вести религиозные войны; "с нами Бог!", грозно вещала пропаганда внезапно ставшего образцом благочестия режима, и что остается в таком случае "языкам", как не покориться? "Gott mitt uns!" - не так ли потом будет написано на пряжках солдат вермахта?
:Понеся огромные потери, войну, наконец, кончили, так и не дождавшись капитуляции. Принес ли личное покаяние владыка Серафим - я, конечно, не знаю, но публичного покаяния за лжепророчества, по-моему, не было - иначе этот факт хорошо бы запомнился совеременникам. (В двадцатые годы он будет собирать сокруг себя немногочисленную паству и учить: помните все, что русский народ - это богоносец:. А за окнами в это время русский народ будет сбрасывать кресты с храмов. Но, как говорится, не верь глазам своим. Я не хочу сказать, будто Серафим был каким-то недостойным архиереем: просто надо осознавать, что глубочайшее духовное оскудение начала века затронуло все общество, включая пастырей.)
С победой Японии, похоже, геополитическая ситуация в мире крайне обострилась: Желтая Раса, конечно, должна единым фронтом двинуться на Европу; вслед за Японией неисчислимой тучей двинется Китай, за ним - Монголия и Тибет.
России же вновь предстояло принять на себя главный удар врага, на этот раз в защиту всей христианской цивилизации - недаром же она при заключении мира ощутила поддержку дружественных европейских держав, ту, которой была лишена в войну (мысль, что кому-то хотелось, чтобы Россия таскала на Востоке для других каштаны из огня, видимо, совершенно не приходила в голову нашим политикам)! Решительный бой виделся теперь впереди, и в нем должен был наконец-то наступить звездный час России!
Но звездного часа не получилось: Китай так и не понял, что ему надо подниматься на Россию, и той пришлось, слегка оправившись от испуга, самой поспешать к дележу китайского пирога - была в нашей истории такая позорная страница:.
Но поиски внешнеполитических инициатив на этом не остановились. Не получилось в Корее - получится опять в Проливах. И разрабатывается грандиозный план: Россия объявляет войну Турции, а тем временем армада аэропланов устраивает Пёрл-Харбор турецкому флоту, отомстив за Цусиму (только почему-то Турции)! Затем русский десант высаживается в Проливах, еще немного - и над Святой Софией вздымается крест! Насколько это возвеличило бы Православие, пусть представляет читатель.
Но отдельной войны с Турцией не вышло: началась большая война.
2.СТИЛЬ ВЛАСТИ
Автор догадывается, что его попытки выставить русского царя милитаристом могут вызвать недоумение даже у беспристрастного читателя: слишком уж мало Российская империя ХХ века походила на милитаристское государство. И действительно, для таких суждений есть основания. Последний генерал-фельмаршал в русской армии получил свой чин в 1890-х годах; с 1907 г. в русском флоте не было генерал-адмиралов; сама русская военная форма отличалась тогда благородной простотой и отсутствием воинствующей броскости - да и во главе государства и вооруженных сил стоял скромный полковник в простой гимнастерке с крестиком на груди, как бы одним своим видом свидетельствующий, что он правит совершенно мирным народом, чей "бронепоезд" стоит лишь на "запасном пути".
Это будет верное замечание. Но все же я уверен, что "кроткий" дух российского государственного быта имел очень простое объяснение: "мирный стиль" должен быть непременным атрибутом христианского государства в глазах мировой общественности - вот и все. А раз Россия назвалась христианским царством, значит, надо быть миролюбивой, даже если у тебя вовсю торчат клыки. Иной может сказать: если ты христианское царство, то не замышляй злодейских планов, не губи своих подданных во имя туманных химер. Да и вообще хотелось бы видеть христианское правление более посвященным Богу, чем мировой общественности. Но, похоже, что у русского правительства были свои соображения на этот счет.
Русский царь жил в каком-то совершенно отличном от жизни измерении. Да это и понятно (так же, как непонятно подданным) - ведь он помазанник, ответственный, как гласил популярный тогда вульгарный миф, некогда с особенным усердием пропагандируемый славянофилами, непосредственно перед Богом! Где уж ему уследить за адекватной реакцией на события!
Невольно вспоминается анекдот про англичанина, который никогда не расставался с одной вещью - чувством собственного достоинства. Русский самодержец - заседал ли он в Государственном совете, подписывал ли бумаги, чувствуется, думал лишь о том, достаточно ли он правильно выглядит как православный государь.
Народ по своей грубости и серости понять этого не мог, и так родилась легенда о бездарном, безвольном и удивительно глупом царе "Николашке". Хотя Николай вовсе не был так глуп и уж вовсе не был безволен - наоборот, он был по-немецки упрям.
Да, это смешно. Но если какой-нибудь командир в реальном бою начнет строить из себя Алешу Карамазова,: то это будет уже преступлением.
Смехотворная зацикленность самодержца на своем христианском облике в свете реальных событий тоже приобретает отчетливо преступный характер. Генералы слали растерянные рапорты, бесполезно ожидая четких указаний сверху, бестолково двигались, мешая друг другу, армии, и главное - гибли, гибли, гибли солдаты: И все для того, чтобы однажды кто-то из командиров получил маловразумительное высочайшее послание, дышащее кротостью и умилительным смирением!
Неудивительно, что под конец такого маскарада верноподданическое терпение лопнуло, и с высокой трибуны прозвучало: "Что это - глупость или измена?"
Но это не было изменой, ибо всеми помыслами и всей душой самодержец был устремлен к служению России. Не было это и глупостью, поскольку, повторяю, Николай вовсе не был так глуп. Это называется по-другому: фарисейство. Состояние, конечно, несознательное, но от этого не менее печальное: ведь и те фарисеи были искренни в своем ослеплении.
Каждый шаг благочестивейшего самодержца был проникнут фарисейским желанием, ни на йоту не меняя принципов, выглядеть христианином. Именно поэтому монархистам так легко воспевать своего "тишайшего" кумира: каждая строчка в его жизнеописании вопиет о добродетелях, как бы списанных с житийных источников. Но именно поэтому и берет сомнение при чтении этих панегирических брошюр: уж очень все гладко и чисто получается; жизнь словно заранее написана каким-то добродетельным автором.
История сохранила анекдот про фельдмаршала, который очень захотел стать Суворовым: для этого он ел и спал вместе с солдатами, ходил с ними пешком и т.д. Но Суворова из него никак не получалось, и он решил добиться от старого солдата, чем еще был знаменит его предшественник. Оказалось, что Суворов еще умел здорово врага побеждать! "Только вот этому фельдмаршал так и не научился", - гласит концовка истории. Николай не мог понять, что монарх ответственен перед Богом в первую очередь не за грубое слово или слабую молитву, а за государственные дела. Он старательно пародировал жизни святых и блаженных - вплоть до Федора Иоанновича (не реального, конечно, а из драмы), но каждый его шаг выглядел либо глупостью, либо изменой.
Что же это за рок такой витает над ним?
Что ж, шила в мешке не утаишь, и надуманное миролюбие верхов приходилось компенсировать разжиганием самых грубых инстинктов в низах.
3.СТОЛЫПИН
Если теперь к клике милитаристов автор причислит и Столыпина, то читатель наверняка совсем станет в тупик: прекрасно известно, что Столыпин был против войны, и даже его гибель нередко связывается с этой его позицией. И все же я рискну сделать это.
Председатель Совета Министров Столыпин, помимо своей жесткой позиции в отношении террористов, больше всего известен в истории как ликвидатор русской общины.
Впрочем, говорить напрямую, что Столыпин разрушил общину, не менее наивно, чем, допустим, искать того, кто не так давно "неосторожным движением" развалил СССР: проницательные наблюдатели еще после александровской реформы, когда был определен 50-летний срок для выкупа земли, поняли, что по его истечении община народу будет не нужна. А 1861+50=1911. Имя же Столыпина оказалось неразрывно связано с концом классической общины потому, что он выступил идеологом ее разрушения.
Идея Петра Аркадьевича, хорошо знавшего земельные отношения в Прибалтике (но не более того) была проста и уже по одному этому могла претендовать на гениальность: для укрепления режима надо воспитать сословие собственников; человек, научившийся дорожить своим хозяйством, "воспитает в себе чувство хозяина" и по отношению к народной собственности. Прямо по Евангелию: "верный в малом и в большом верен". Но все же рискну утверждать, что любой, знакомый с ситуацией в русской деревне, вынужден будет назвать идею Столыпина при всей ее "гениальности" просто: глупой, могшей прийти в голову только совершенно дезориентированному человеку: кулак всегда был опорой либерализма в деревне, так же как и всему сословию капитала монархия если и нужна, то не более как страусиное перо в шляпе. Но если бы дело ограничивалось только неточным расчетом:
Что значит: собственник - опора престола? Это и значит, что выбившийся в люди мироед должен получить одобрение и со стороны общественного чувства справедливости - почти в вечности. Можно сказать, что в лице Столыпина Россия отказалась от того выбора, который был сделан девятьсот лет назад Владимиром.
При этом Церковь, конечно, не осуждает богатство - она лишь сочувствует тому, на кого оно свалилось и с кого потом должно больше спроситься. Но столыпинский социальный дарвинизм - это, разумеется, совсем другое дело, чем просто благосостояние.
Замечу еще, что, в понимании автора, Столыпин - отец нашей коллективизации. В том смысле, что после упразднения общины деревню начала с нарастающей силой сотрясать та самая классовая борьба, в отсутствии которой нас недавно чуть было не убедили. И только драконовские меры в "год великого перелома" позволили надолго стабилизировать обстановку.
Столыпин оказался человеком, который хотел построить великую Россию, а получил великие потрясения (к счастью для него, не при своей жизни).
Однако антиобщинная политика Столыпина представляет интерес и еще в некоторых отношениях. После освобождения крестьянства от мировой опеки в деревне стала ощущаться явная перенаселенность. Куда девать лишних людей? Естественно, на новые земли!
При этом у данной программы освоения целинных и залежных земель (о которой ее автор не успел написать мемуаров) просматривается и определенный демографический аспект: дескать, инородцев в России расплодилось, так что скоро уже и русского лица не увидишь.
Другое направление "разукрупнения" деревни - город. А там большое количество свободной рабочей силы должно стимулировать предпринимательство, а значит, и экономическое развитие в целом; Россия становится промышленной державой, готовой, наконец-то, к любой войне (которая в свою очередь должна стимулировать предпринимательство), да и рабочего можно и быстрее мобилизовать, и безболезненней оторвать от семьи. Наконец, "лишние люди" из деревень могли идти прямо в армию (напомню, что к 1917 г. большую часть русского офицерства составляло отнюдь не столбовое дворянство)!
Правда, стихийная урбанизация влекла за собой кабаки, ночлежки, притоны.: Но, во-первых, туда попадали несильные, следовательно, не опора самодержавия, а во-вторых, может быть, именно хулигану, привыкшему драться у кабака, будет на войне интересней, чем мирному обывателю!:
Означает ли сказанное, что Россия могла остаться в стороне от индустриализации? Ход истории нашего столетия дает, конечно, однозначно отрицательный ответ на этот вопрос. Но дело в том, что подлинный подъем промышленности должен основываться на серьезной и подлинно национальной программе. А столыпинское "раскрестьянивание" России, связанное с гонкой за процветанием, в конечном счете осуществлялось за счет займов, в кредит. Не в том плане, что Столыпин был сторонником финансовой кабалы - нет, он-то сам как раз всячески поощрял национальное предпринимательство; просто тогда уже в долгу как в шелку было само государство, опекавшее своих предпринимателей. Подлинно национальная экономическая программа должна была бы решить этот вопрос радикально; Столыпин же решил его так же половинчато, как и царь - вопрос о миролюбивой политике. И опять же Столыпин несет ответственность именно как идеолог уродливо-ускоренного экономического "развития".
Итак, за счет легкого кредита была быстро настроена масса фабрик, ресторанов, бирж, заводов, опер - все это и было названо "процветанием". Процветание действительно было: в "особых" зонах, крупных индустриальных центрах. Благосостояние сельской и просто провинциальной России оставалось крайне низким, а с учетом разрушения старых структур оно даже стало понижаться. Стало модным вывозить за границу хлеб (как в памятные годы вывозили нефть). За счет кого шел экспорт - нетрудно догадаться.
Набрать займов, понастроить побольше "объектов" и побыстрее отрапортовать, пока все не лопнуло - вершина, конечно, "ума" в политике. Столыпину, повторю, повезло, что он погиб, не увидев плодов своих дел.
Впрочем, автор здесь дает оценку столыпинскому реформаторству не ради него самого, а для того, чтобы через рассмотрение линии одного из самых известных деятелей николаевского времени дать представление о некоторых тенденциях эпохи вообще.
Программа Столыпина представляла собой экономический блицкриг. А всякий блицкриг - гитлеровский или столыпинский - является плодом ослепления. Не составлял исключения и Столыпин. (Его скороспелое "процветание" аукнется в войну, когда промышленники, с одной стороны, в погоне за привычно легкой наживой будут поставлять бракованные сапоги, а с другой - развращенные потребительством солдаты будут спешить продать на первой толкучке добротную обувь, героическими усилиями добытую для них интендантством.)
Итак, мы видим: во внутренней политике - лозунги "жизненного пространства для русских" и "пушки вместо масла"; во внешней - "Россия превыше всего".
Но недаром стала такой популярной фраза: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вкусив дешевого сыра, страна должна была влезть в петлю.
"Как пикирующий бомбардировщик, Германия устремилась к войне", - скажет один историк про конец 30-х годов.
Как такой же бомбардировщик (тогда еще не изобретенный), Россия начала пикировать к мировой бойне.
4.КОНЕЦ
И война не заставила себя ждать.
РОССИЙСКИЙ ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II, АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЬ ГЕОРГ V И БЕЛЬГИЙСКИЙ КОРОЛЬ АЛЬБЕРТ I
Хлопнул выстрел в Сараево, и - за маленькую Сербию, за братьев-славян, за несчастного Гаврилу Принципа и вообще из принципа (а пуще всего - за все те же Проливы) - Россия всей массой вошла в войну.
Так получилось, что виновницей войны была объявлена Германия. Но если брать не юридический аспект (кто там кому объявил войну), а моральный, то выйдет, что мировую войну развязала именно Россия. Не объяви она мобилизацию из-за какой-то песчинки на Балканах,: кто знает, может быть, 1914 год стал бы лишь годом очередного локального конфликта:.
Но Россия поспешила перейти Рубикон, пока это за нее не сделали другие.
Мог ли благочестивейший самодержец вступить в войну, не испросив на то благословения свыше? По-моему, это невозможно. В его активе был уже сонм прославленных русских святых. Иоасаф Белгородский, Ермоген, восстановленная в почитании Анна Кашинская.: Мыслимо ли, чтобы избранная небесами монархия могла остаться без покровительства?
Образно говоря, царь поколдовал над честными иконами, как потом над кофейной гущей будет колдовать другой правитель. И явившиеся таинственные тени изрекли ему древнее пророчество: "Начни войну - и ты разрушишь великую империю".
А так как самой великой империей, наверное, тогда была Германия (если мы тут ничего не забыли), то война обещала быть удачной.
Но она оказалась неудачной с самого начала. В пассиве были уже потери целых армий, а серьезных целей достигнуто не было. Были изматывающие в своей безысходности бои, ревели, проносясь над цепями атакующих, снаряды-"чемоданы", чтобы разорваться в людской гуще, вздымая ввысь искореженные останки; солдаты в очередной раз шли в бой, чтобы умереть на проволоке или в волчьих ямах.
В общем, происходило то, что дало повод побывавшему на фронте Блоку сказать свое знаменитое определение: "Я понял отличительную особенность этой войны - ее невеликость. Это просто большая фабрика на колесах:".
Раздраженный всеобщей нерешительностью и саботажем, царь берет на себя роль главнокомандующего и, оставив царицу с "Другом" наводить порядок в тылу, едет на фронт. В Ставке денно и нощно проводит время над картами, выявляя самые мелкие огрехи и промахи командующих, устраняя допущенные ошибки.
Не видел он только главного упущения - преступного характера войны.
Но народ своим чутьем смог все-таки это понять. Постепенно начинались всеобщая апатия, разложение, подготавливавшие массовое дезертирство. Другой великий поэт подвел черту под войной в не менее знаменитых строках:
Но все же не взял я шпагу:...
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу -
Был первый в стране дезертир.
А теперь вспомним, как 26 июня 1945 года из Кремля прозвучали знаменитые слова: "У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения,: когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города: покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой.
Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии".
Кто-то из горе-историков даже попытался однажды возвеличить мудрость царского командования по сранению с командованием Великой Отечественной тем, что-де, смотрите, ведь в ту войну вражеский сапог не ступал на собственно русские земли! Не понимая, что тем самым он вынес приговор всей политике Николая.
Ибо как раз тогда, когда затянувшаяся война гремела где-то на дальних окраинах, русский народ сказал те самые слова: уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой!
И как будто в опровержение слов о сослагательном наклонении в истории через несколько месяцев после падения монархии к власти в России (как чертик из табакерки) пришло как раз такое правительство, которое заключило мир, по которому, грубо говоря, за ним оставалась лишь небольшая территория вокруг Москвы.
Все, кто мог мыслить и наблюдать, замерли в ожидании: опомнится ли народ хотя бы в такой ситуации?
Но русский народ продолжал стоять за безусловный мир с Германией с таким же непостижимым упрямством, с каким двадцать три года спустя он выскажется за войну с ней до победного конца.
Речь, конечно, не о России и Германии, а о правде и неправде.
Окончание следует, используйте кнопку 'назад' для перехода
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199828/?28_5_1