К ОРУЖИЮ, СОГРАЖДАНЕ! "Aux armes, citoyens!.." (Окончание. Начало в N 32, 33)
(В.М. СМИРНОВ)
АЛЛЕРГИЯ НА АМЕРИКУ
Тому, кто впервые попадет во Францию, особенно после посещения других западноевропейских стран, сразу бросится в глаза, как тяжело там обходиться английским языком, уже почти ставшим международным. Можно без проблем объясниться на нем в странах Бенилюкса, не зная ни голландского, ни фламандского, ни французского; вас поймут и ответят по возможности на английском в Германии. Во Франции нужно говорить по-французски, и это вы поймете сразу.
Не то, чтобы английского здесь не знают, даже наоборот - большинство французов, особенно молодежь и люди активного возраста, им в той или иной мере владеют. Но говорить в своей стране на нем не любят, во всяком случае, за пределами двух-трех фраз, да и то лишь, если предполагается, что вам должны оказать какую-то платную услугу или, максимум, показать дорогу.
Особо не рекомендуется говорить с американским акцентом или походить на американца. Во Франции они имеют стойкую репутацию набитых деньгами идиотов, слегка порастрясти которых есть акт социальной справедливости.
Среди комедий Луи де Фюнеса, часто идущих у нас на телеэкранах, одна из наиболее удачных "Крылышко или ножка" - об издателе туристического справочника, тайком инспектирующем рестораны по всей Франции. Те, кто помнит содержание фильма, наверное, обратили внимание, что когда герой Де Фюнеса явно хотел спровоцировать владельцев ресторана на то, чтобы его обманули, он "работал" под американца. А сеть дешевых забегаловок со стандартными блюдами пластмассового вида и вкуса, которые он старался изжить, явно скопированы с заведений типа "Макдональдс". Остается добавить, что Фюнес взял эти образы не случайно, а потому, что они соответствуют французскому сознанию.
ЖАН-МАРИ ЛЕ ПЕН
У русской эмиграции "первой волны" французы прослыли "сантимщиками", за скаредную привычку все подсчитывать и рассчитываться до последнего сантима (примерно равен "дообвальной" копейке). Сохранилась эта привычка и сейчас: в любом кафе, ресторане или другом заведении сдачу вам отдадут вместе с чеком обязательно в точности. Оставите ли вы что-то затем "на чай" - ваше дело, но с извинениями на тему "нет мелочи" и связанными с ними попытками обсчета мне не доводилось сталкиваться никогда и нигде. За исключением двух случаев с моими знакомыми, которые не знали французского и пытались объясниться в кафе по-английски: их с ходу нагрели на несколько десятков франков - видимо, приняли за американцев...
Любопытно, что в период холодной войны, когда почти все страны Запада отменили между собой визовый режим, США продолжали его сохранять для всех западноевропейцев, правда, на более льготных условиях, чем для прочих. Большинство их союзников с этим мирилось, видимо, в расчете на увеличение числа туристов-янки с тугими кошельками. Кроме самой крупной туристической державы мира - Франции, у которой визовый режим для американцев оставался точь-в-точь такой, как у тех для французов, до тех пор, пока звездно-полосатые не сломались.
Трудно сказать, чувствуют ли американцы, что Франция для них не такова, как вся остальная Европа, но во Франции выделение американцев среди прочих иностранцев довольно заметно. Посольство США расположено в наиболее престижном месте Парижа - у площади Конкорд, где проходят ежегодные парады в день взятия Бастилии, рядом с президентским дворцом. Как и все иностранные посольства, оно, разумеется, охраняется французской полицией. Но ни перед каким другим дипломатическим представительством в Париже не существует таких полицейских барьеров и заградительных кордонов, как перед американским. Вряд ли можно себе представить более яркий символ США как полицейского государства, отгородившегося от всего мира дулами автоматов.
В отличие от американцев, французам совершенно чужд показной патриотизм. Мне не встречались национальные флаги домашнего пользования, как принято в США, а французскую сборную по футболу на последнем чемпионате даже обвинили в нечетком знании "Марсельезы". Что, впрочем, не помешало ей доставить своим болельщикам самую большую радость за все в 20 столетие. Однако редко где приходится наблюдать столь тесное выражение государством духа нации, как это можно видеть во Франции.
Она была первой и, похоже, остается одной из немногих, если не единственной на европейском континенте, где на государственном уровне приняты меры по защите французского языка от американизации. Характерно, что речь идет не об ограничении использования английского языка, а именно о предотвращении засорения французского американским жаргоном.
Еще в 70-е годы, в президентство Жискар д'Эстена было законодательно запрещено пользоваться во всех официальных документах как государственного, так и частного происхождения словами, образованными из английских. Была создана специальная комиссия при президенте, которая занималась вопросами языка и узаконивала употребление образованных из французских корней слов взамен английских, причем самого разного характера, включая технические термины. Также была установлена квота на иностранную культурную продукцию, включая фильмы и сериалы на телевидении, песни по радио и даже музыку на дискотеках. Попутно, видимо, под влиянием советского примера, при президенте была создана комиссия по классификации всех фильмов, которая присваивала им разрешительные категории просмотра и запрещала определенные кинокартины к показу зрителям определенного возраста.
Помню, когда эти правила вводились, либеральная пресса обвиняла Жискар д'Эстена в сталинизме, поминая известные работы советского вождя по языкознанию. Однако прошло более 20 лет, сменились ряд левых и правых правительств, но ни одно из них и не подумало что-либо менять в политике государственной защиты французского языка, которая продолжается по сей день. Не правда ли, разительный контраст с ельцинской Россией?
Впрочем, итог этого сравнения виден сразу: только в ельцинской России существуют "русскоязычные". У Франции "франкоязычных" соотечественников нет, есть только французы.
ОБЩЕЕВРОПЕЙСКАЯ АФЕРА
Видимо, излишне говорить, что во Франции ни в коммерции, ни в частных сделках не стоит и пытаться расплатиться долларами - счет идет только на франки. Поэтому, понятно, предстоящее введение единой европейской валюты "евро" стало объектом обстоятельной и тотальной пропагандистской кампании. Тем более необходимой потому, что "евро", как и снятие границ внутри единой Европы, чем-то напоминает бородатый анекдот про коммунизм на горизонте, уходящий тем дальше, чем ближе к нему подходишь,
Неопытному наблюдателю может показаться, что грядущее денежное объединение Европы происходит в атмосфере всеобщего воркования, в любви и согласии. Министры обнимаются друг с другом взасос, умиляясь новыми монетами. Телевидение показывает их (монеты и министров) во всех ракурсах, попутно сообщая, где и сколько отпечатано евро, и, ведя счет дням, когда они, наконец, поступят в обращение. Реклама на стенах уже дает цены параллельно - во франках и евро. Граждане, у которых берут интервью, в один голос радуются тому, что, переезжая из страны в страну, больше не потребуется менять деньги и платить за это банкам проценты. Короче, полная идиллия европейского взаимопонимания.
Чуть-чуть погодя начинаешь различать во всеобщем ликовании фальшивые ноты. Прежде всего, в том, что кроме легкости обмена денег радующимся с экрана гражданам предложить особо нечего. А ведь если речь не идет о покупке наркотиков или о чем-либо подобном, обмена валют и сейчас можно даже не заметить - платят-то, в основном, кредитными карточками. Да и банковский процент при обмене денег внутри Европы мизерный, ради него не стоило бы и огород городить. Реклама товаров с ценами в евро тоже не берется из ниоткуда: она оплачена владельцами крупных магазинов - банками. Разговоры о сильном противовесе доллару тоже выглядят неубедительно, поскольку нынешние европейские валюты, связанные в единую цепочку, уже слабыми не являются.
Похоже, единственной сильной стороной евро является возможность новой глобальной аферы по типу долларовой. То есть выпуск в мировое обращение аналогичной американским дензнакам валюты с тем, чтобы использующие ее страны мира превратились в невольных кредиторов объединенной Европы. Выиграет ли что-то при этом европейское население - весьма проблематично. Но крупный куш для банков, а особенно для тех, кто стоит за ними, прослеживается отчетливо. Не потому ли они загодя, за несколько лет до введения евро ведут рекламную кампанию, смысл которой, по существу, раскрутить новые деньги как международный товар, сделать их привлекательной наживкой, которую будут глотать без размышления?
В начале мая произошла встреча лидеров западноевропейских стран, на которой, в частности, должен был быть назначен глава их общегосударственного банка, ответственного за выпуск и поддержание в обращении евро. Этот банк, а равно и его функционеры, должны быть независимыми от делегировавших их стран и руководствоваться интересами только единой Европы. Так вот, характерно, что на фоне традиционного согласия, царившего на встрече для публики, жестокая схватка произошла именно при назначении Генерального директора объединенного банка. Ширак, естественно, настаивал, чтобы им был француз. Дело кончилось назначением на этот пост нейтрального голландца, при условии, что через три года он подаст в отставку. Таким образом, второй раунд поединка с ключевым постом в афере евро в качестве призового фонда был отсрочен на три года.
Все это лишний раз показывает реальную степень доверия партнеров в европейском объединении. Что бы там ни говорили про единство, как только дело доходит до реального сложения финансовых ресурсов, каждый предпочитает, чтобы кошелек соседа хранился у него. Ибо на верхушечном, а не публичном уровне совершенно понятно, что руководство европейским банком определит, в чьих интересах будет раскручиваться эта гигантская финансовая афера.
Кто при этом заведомо не проиграет, так это крупные банки, ибо все они будут в той или иной мере к ней причастны. Хуже обстоит дело с национальными экономиками, даже если они будут уже считаться единой евросистемой. Население ведь останется на месте, и в каких-то странах оно от этой аферы выиграет, а в каких-то проиграет, в первую очередь за счет свертывания национального производства. Хотя, конечно, в начале игры каждый вправе думать, что именно он окажется победителем.
Однако то, в чем французы проиграют сразу - это система социального обеспечения, которая устояла с послевоенных лет и по своей доступности и уровню гарантий сумела близко подойти к тому стандарту, который мы имели в советское время. В усредненной Европе с некоторыми из них придется распроститься. Конечно, при условии, что французы позволят с собой это сделать.
Игровой азарт объединения больше всего увлекает политиков, деятельности которых введение евро кризисом не грозит. Скорее наоборот, размывает ответственность за просчеты на национальном уровне, выводя их на общеевропейские структуры. Примерно так, как сейчас сложилось в Москве: надо храмом-новостройкой похвастаться, так Лужков молодец, а как мосты падают или крыши срываются аж с самого Кремля, так виноват, ясное дело, Гидрометеоцентр.
Видимо поэтому почти все политические партии Франции, от коммунистов до правых, в той или иной мере высказались за объединенную Европу и евро. Все, за исключением лидера Национального Фронта Ле Пена, который охарактеризовал введение евро известным выражением Талейрана: "Это хуже, чем предательство, это ошибка".
"ФАШИЗМ" ПО-ФРАНЦУЗСКИ
Ле Пен - это феноменальное явление в политической жизни Франции. Он - ее официальный изгой. При всем том, что возглавляемый им Национальный Фронт, второй по количеству членов после компартии, имеет депутатов на всех уровнях представительства, и, таким образом, уже не одно десятилетие заседает в Национальной Ассамблее - парламенте Франции.
Его считают самым правым среди крупных политических деятелей страны, хотя традиционные французские консерваторы числят его своим злейшим врагом и, кажется, пользуются в этом взаимностью. На последних президентских выборах Ле Пэн призывал своих сторонников голосовать против Ширака (в частности, именно по причине объединения Европы).
Конечно, Ле Пэн в большой политической жизни Парижа, несмотря на свой возраст, и более чем двадцатилетний стаж, новичок. Франция, по нашим меркам, переживает сейчас эпоху брежневизма и тем, кто ее помнит в Союзе, узнаваемые черты прямо лезут в глаза.
Тот же престарелый правящий класс, пришедший в политику сразу после второй мировой войны вместе с Де Голлем, сменяющийся у рычагов власти только путем естественного вымирания. Та же тотальная бюрократия, для которой Франция, кстати сказать, является "исторической родиной". Устоявшиеся десятилетиями незыблемые привычки населения, такая же, как и у нас когда-то роль мелкого блата у чиновников, от которого, однако, до настоящей коррупции дистанция такого же размера, как от рубля, сунутого гаишнику в начале восьмидесятых, до нынешней взятки в московской мэрии.
В такую эпоху новым политическим партиям, казалось бы, взяться было неоткуда. Когда Ле Пэн вышел на политические подмостки Франции с национальной идеей, его вначале подняли на смех. И аргументы были те же, что и сейчас мы слышим в России: какая может быть борьба за французские национальные традиции в многонациональной стране? Надо сказать, что в свое время Де Голль широко раскрыл ворота страны для населения ее бывших колоний в Африке, которые считались (а те, что остались, и сейчас считаются) частью национальной территории Франции. Поэтому проблема межнациональных отношений уже давно стоит, особенно в Париже и других крупных городах, примерно на порядок острее, чем сегодня в Москве.
Смех прошел, когда под лозунгом "французской Франции" и обещаниями прекратить превращение страны в европейский вариант арабского Востока, Ле Пэн и ведомый им Национальный Фронт завоевали около 10% голосов на парламентских выборах. Традиционные правые почувствовали, что "проблема есть", однако умеренно поругивали Ле Пэна за радикальные призывы (вплоть до насильственной высылки незаконных иммигрантов), которые еще лет десять назад казались экстремизмом.
Благостная атмосфера рассеялась в момент, когда Ле Пэну, знакомому с трудами своих известных соотечественников, родоначальников школы так называемого "ревизионизма" в истории, пришлось высказаться по проблеме еврейского холокоста. Высказался он, кстати, довольно осторожно, назвав холокост "деталью" на фоне остальных трагедий второй мировой войны и даже не уточняя, существовала ли вообще эта деталь. Хотя труды именно французских историков и политиков, от профессора Фориссона до экс-члена Политбюро ФКП Роже Гароди, который сам прошел концлагерь, давали ему полную возможность уяснить существо вопроса.
Но и "детали" для Ле Пэна оказалось достаточно. Во всяком случае, у него как борца за национальную идентичность французов появилась возможность на себе испытать, какую роль во Франции играет мнение еврейской общины и за какие ниточки она дергает. Равно как и то, что холокост как краеугольный камень сионистской идеологии, о чем писал Роже Гароди, не может подвергаться сомнению ни в своем пропагандистском величии, ни в деталях.
Поэтому отныне главные французские СМИ называют Ле Пэна не иначе как фашистом, а частота и обязательность повторения этого определения вполне сравнимы со средневековыми заклятиями изгоняющих дьявола. С той же общей чертой: заклинание на смысл проверять нельзя, только заучивать и повторять наизусть.
Тем, кто знакомится с жизнью Франции по газетам должно показаться, что все "приличные" французы напрочь отвергают Ле Пэна. Только некие "маргиналы", число которых, кстати, постоянно растет, поддерживают его из-за своих расистских комплексов. Мне представился случай убедиться, что это далеко не так.
Среди моих давних французских приятелей есть одна большая и живущая в достатке франко-советская семья, корни которой, как недавно выяснилось, на 75% еврейские. Недавно, поскольку в советский период разговор об этом никогда не заходил, а о соблюдении у них каких-то иудейских ритуалов просто никогда не было речи. Супруга выехала из Союза еще при советской власти и с тех пор, естественно, живо интересуется происходящим в Москве, что и служит одним из поводов для наших периодических встреч. Тем более, что позиция "Дуэли" им известна и резко контрастирует с телевизионным вариантом освещения событий в России как тернистого пути реформ, к которым изо всех сил тянутся бывшие советские граждане. Варианта, который хорош всем, кроме одного: он не совпадает с действительностью. Что каждый раз подтверждают российские родственники парижской семьи.
Так вот, наша последняя встреча произошла 1 мая, которое во Франции, как и у нас, является нерабочим днем. Однако отмечают его демонстрациями только левые организации и Национальный Фронт Ле Пэна. Он объявил о проведении в этот день митинга против евро, который должен был состояться на площади Оперы.
Я же был приглашен на семейный обед. Надо сказать, что совместное принятие пищи во Франции дело почти культовое. Об этом договариваются(заранее, а сама процедура растягивается на несколько часов. Отказаться или не прийти значит нанести приглашающему серьезное оскорбление. Разумеется, собираются не ради того, чтобы что-то слопать, а для неспешной беседы при умиротворенном желудке.
Еще до посадки за стол, при первой рюмке аперитива я почувствовал, что попал на поле дискуссии, шедшей до меня уже не один день. "Чем занимаешься?" - спросил меня глава семейства, и его супруга тут же, опережая мою реакцию, ответила как бы с легким вызовом, что я руковожу Фронтом Национального Спасения и издаю антисемитскую газету. Поскольку перевод названия ФНС на французский почти не отличим от Национального Фронта Ле Пэна, а на идущую на наших страницах дискуссию холокостникам кроме воплей об антисемитизме по существу сказать все равно нечего, то местный подтекст этой невинной пикировки звучал так: вот, мол, знали человека столько лет, а он ни с того, ни с сего увлекся фашизмом...
Поскольку сказано это было как бы наполовину в шутку, оставалось только поддержать ее, парировав, что в России сейчас легко стать антисемитом, если увидишь результаты "политики реформ" и убедишься, что для занятия поста премьер-министра нужно быть как минимум наполовину евреем. Однако пора было идти к столу, на котором виднелись расставленные на всю семью тарелки.
И тут вдруг выяснилось, что из детей в наличии только младший, среднего нет, а старший зашел на минуту, чокнулся со всеми присутствующими аперитивом и заявил, что он прямо сейчас, срочно уходит. В условиях званого обеда и французских традиций ситуация просто беспрецедентная. "И куда же ты направляешься?" - возмутилась мать. "На митинг Ле Пэна", - спокойно ответил сын (кстати, в этом году он окончил школу и продолжает свое образование как музыкант). В свете только что случившейся у нас "аперитивной" дискуссии у родителей отвисли челюсти. "А где же наш средний?" - только и нашлись они, что спросить. "А он уже там", - деловито ответил старший. И, обращаясь ко мне, добавил: "А вы из Национального Фронта в России? Будете делать революцию? Учтите, мы с вами". И ушел.
Оставалось только сесть за стол, за которым политическая дискуссия умерла не начавшись. Продолжение ее было равносильно известной поговорке про разговор в доме повешенного о веревке. Поэтому за несколько часов нами было обсуждено все, кроме фашизма и антисемитизма, чем мои хозяева, как мне показалось, остались весьма довольны. Пора было уходить. В это время вернулся с митинга средний сын. "Ну, как там фашисты?" - спросила его с издевкой мать. "Как и в любой другой партии, - ответил сын очень серьезно - есть и умные, и дураки, но сам Ле Пэн выше любого нашего политика". "А где же старший?" - поинтересовался уже отец. "А, остался там, с ребятами пиво пить" - ответил средний, даже не заметив, что тем прикончил национальные иллюзии своих родителей окончательно. Посмотрев им в глаза, я понял, что любое мое слово, сказанное по этому поводу, будет приравнено к моральному холокосту хозяев дома, и мы распрощались без комментариев.
В сущности, мои знакомые расстраивались зря. Разумеется, никаким фашистом Ле Пэн никогда не был, он последовательный националист. Не опереточный, типа Жириновского, ложащегося под власть с каким-то местечковым восторгом от заработанных на том серебренников, а настоящий.
Но националист французский, а не еврейский. По мысли же тех, кто держит в своих руках средства массовой информации, и во Франции, и в России, только еврейский национализм имеет право на существование, прочие же нации обязаны быть интернационалистами. Причем такими, чтобы еврейский нацизм воспринимали как должное (для чего и нужен миф о холокосте), иначе быть им "фашистами". Так стоит ли удивляться, что для сыновей моих приятелей, видящих эту двойную мораль и ощущающих себя не евреями, а французами, своя, национальная идея оказалась дороже сионистской?
Своим выбором они еще раз подтвердили очевидное: государство, в котором граждане действуют и, следовательно, чувствуют себя, как одна нация, пользуется их уважением. Характерно, что среди французов не существует самоопределения, аналогичного по пренебрежительности нашему "совок". Наверное, потому и "козлов" среди них мне встречать не приходилось.
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199834/?34_4_1
АЛЛЕРГИЯ НА АМЕРИКУ
Тому, кто впервые попадет во Францию, особенно после посещения других западноевропейских стран, сразу бросится в глаза, как тяжело там обходиться английским языком, уже почти ставшим международным. Можно без проблем объясниться на нем в странах Бенилюкса, не зная ни голландского, ни фламандского, ни французского; вас поймут и ответят по возможности на английском в Германии. Во Франции нужно говорить по-французски, и это вы поймете сразу.
Не то, чтобы английского здесь не знают, даже наоборот - большинство французов, особенно молодежь и люди активного возраста, им в той или иной мере владеют. Но говорить в своей стране на нем не любят, во всяком случае, за пределами двух-трех фраз, да и то лишь, если предполагается, что вам должны оказать какую-то платную услугу или, максимум, показать дорогу.
Особо не рекомендуется говорить с американским акцентом или походить на американца. Во Франции они имеют стойкую репутацию набитых деньгами идиотов, слегка порастрясти которых есть акт социальной справедливости.
Среди комедий Луи де Фюнеса, часто идущих у нас на телеэкранах, одна из наиболее удачных "Крылышко или ножка" - об издателе туристического справочника, тайком инспектирующем рестораны по всей Франции. Те, кто помнит содержание фильма, наверное, обратили внимание, что когда герой Де Фюнеса явно хотел спровоцировать владельцев ресторана на то, чтобы его обманули, он "работал" под американца. А сеть дешевых забегаловок со стандартными блюдами пластмассового вида и вкуса, которые он старался изжить, явно скопированы с заведений типа "Макдональдс". Остается добавить, что Фюнес взял эти образы не случайно, а потому, что они соответствуют французскому сознанию.
ЖАН-МАРИ ЛЕ ПЕН
У русской эмиграции "первой волны" французы прослыли "сантимщиками", за скаредную привычку все подсчитывать и рассчитываться до последнего сантима (примерно равен "дообвальной" копейке). Сохранилась эта привычка и сейчас: в любом кафе, ресторане или другом заведении сдачу вам отдадут вместе с чеком обязательно в точности. Оставите ли вы что-то затем "на чай" - ваше дело, но с извинениями на тему "нет мелочи" и связанными с ними попытками обсчета мне не доводилось сталкиваться никогда и нигде. За исключением двух случаев с моими знакомыми, которые не знали французского и пытались объясниться в кафе по-английски: их с ходу нагрели на несколько десятков франков - видимо, приняли за американцев...
Любопытно, что в период холодной войны, когда почти все страны Запада отменили между собой визовый режим, США продолжали его сохранять для всех западноевропейцев, правда, на более льготных условиях, чем для прочих. Большинство их союзников с этим мирилось, видимо, в расчете на увеличение числа туристов-янки с тугими кошельками. Кроме самой крупной туристической державы мира - Франции, у которой визовый режим для американцев оставался точь-в-точь такой, как у тех для французов, до тех пор, пока звездно-полосатые не сломались.
Трудно сказать, чувствуют ли американцы, что Франция для них не такова, как вся остальная Европа, но во Франции выделение американцев среди прочих иностранцев довольно заметно. Посольство США расположено в наиболее престижном месте Парижа - у площади Конкорд, где проходят ежегодные парады в день взятия Бастилии, рядом с президентским дворцом. Как и все иностранные посольства, оно, разумеется, охраняется французской полицией. Но ни перед каким другим дипломатическим представительством в Париже не существует таких полицейских барьеров и заградительных кордонов, как перед американским. Вряд ли можно себе представить более яркий символ США как полицейского государства, отгородившегося от всего мира дулами автоматов.
В отличие от американцев, французам совершенно чужд показной патриотизм. Мне не встречались национальные флаги домашнего пользования, как принято в США, а французскую сборную по футболу на последнем чемпионате даже обвинили в нечетком знании "Марсельезы". Что, впрочем, не помешало ей доставить своим болельщикам самую большую радость за все в 20 столетие. Однако редко где приходится наблюдать столь тесное выражение государством духа нации, как это можно видеть во Франции.
Она была первой и, похоже, остается одной из немногих, если не единственной на европейском континенте, где на государственном уровне приняты меры по защите французского языка от американизации. Характерно, что речь идет не об ограничении использования английского языка, а именно о предотвращении засорения французского американским жаргоном.
Еще в 70-е годы, в президентство Жискар д'Эстена было законодательно запрещено пользоваться во всех официальных документах как государственного, так и частного происхождения словами, образованными из английских. Была создана специальная комиссия при президенте, которая занималась вопросами языка и узаконивала употребление образованных из французских корней слов взамен английских, причем самого разного характера, включая технические термины. Также была установлена квота на иностранную культурную продукцию, включая фильмы и сериалы на телевидении, песни по радио и даже музыку на дискотеках. Попутно, видимо, под влиянием советского примера, при президенте была создана комиссия по классификации всех фильмов, которая присваивала им разрешительные категории просмотра и запрещала определенные кинокартины к показу зрителям определенного возраста.
Помню, когда эти правила вводились, либеральная пресса обвиняла Жискар д'Эстена в сталинизме, поминая известные работы советского вождя по языкознанию. Однако прошло более 20 лет, сменились ряд левых и правых правительств, но ни одно из них и не подумало что-либо менять в политике государственной защиты французского языка, которая продолжается по сей день. Не правда ли, разительный контраст с ельцинской Россией?
Впрочем, итог этого сравнения виден сразу: только в ельцинской России существуют "русскоязычные". У Франции "франкоязычных" соотечественников нет, есть только французы.
ОБЩЕЕВРОПЕЙСКАЯ АФЕРА
Видимо, излишне говорить, что во Франции ни в коммерции, ни в частных сделках не стоит и пытаться расплатиться долларами - счет идет только на франки. Поэтому, понятно, предстоящее введение единой европейской валюты "евро" стало объектом обстоятельной и тотальной пропагандистской кампании. Тем более необходимой потому, что "евро", как и снятие границ внутри единой Европы, чем-то напоминает бородатый анекдот про коммунизм на горизонте, уходящий тем дальше, чем ближе к нему подходишь,
Неопытному наблюдателю может показаться, что грядущее денежное объединение Европы происходит в атмосфере всеобщего воркования, в любви и согласии. Министры обнимаются друг с другом взасос, умиляясь новыми монетами. Телевидение показывает их (монеты и министров) во всех ракурсах, попутно сообщая, где и сколько отпечатано евро, и, ведя счет дням, когда они, наконец, поступят в обращение. Реклама на стенах уже дает цены параллельно - во франках и евро. Граждане, у которых берут интервью, в один голос радуются тому, что, переезжая из страны в страну, больше не потребуется менять деньги и платить за это банкам проценты. Короче, полная идиллия европейского взаимопонимания.
Чуть-чуть погодя начинаешь различать во всеобщем ликовании фальшивые ноты. Прежде всего, в том, что кроме легкости обмена денег радующимся с экрана гражданам предложить особо нечего. А ведь если речь не идет о покупке наркотиков или о чем-либо подобном, обмена валют и сейчас можно даже не заметить - платят-то, в основном, кредитными карточками. Да и банковский процент при обмене денег внутри Европы мизерный, ради него не стоило бы и огород городить. Реклама товаров с ценами в евро тоже не берется из ниоткуда: она оплачена владельцами крупных магазинов - банками. Разговоры о сильном противовесе доллару тоже выглядят неубедительно, поскольку нынешние европейские валюты, связанные в единую цепочку, уже слабыми не являются.
Похоже, единственной сильной стороной евро является возможность новой глобальной аферы по типу долларовой. То есть выпуск в мировое обращение аналогичной американским дензнакам валюты с тем, чтобы использующие ее страны мира превратились в невольных кредиторов объединенной Европы. Выиграет ли что-то при этом европейское население - весьма проблематично. Но крупный куш для банков, а особенно для тех, кто стоит за ними, прослеживается отчетливо. Не потому ли они загодя, за несколько лет до введения евро ведут рекламную кампанию, смысл которой, по существу, раскрутить новые деньги как международный товар, сделать их привлекательной наживкой, которую будут глотать без размышления?
В начале мая произошла встреча лидеров западноевропейских стран, на которой, в частности, должен был быть назначен глава их общегосударственного банка, ответственного за выпуск и поддержание в обращении евро. Этот банк, а равно и его функционеры, должны быть независимыми от делегировавших их стран и руководствоваться интересами только единой Европы. Так вот, характерно, что на фоне традиционного согласия, царившего на встрече для публики, жестокая схватка произошла именно при назначении Генерального директора объединенного банка. Ширак, естественно, настаивал, чтобы им был француз. Дело кончилось назначением на этот пост нейтрального голландца, при условии, что через три года он подаст в отставку. Таким образом, второй раунд поединка с ключевым постом в афере евро в качестве призового фонда был отсрочен на три года.
Все это лишний раз показывает реальную степень доверия партнеров в европейском объединении. Что бы там ни говорили про единство, как только дело доходит до реального сложения финансовых ресурсов, каждый предпочитает, чтобы кошелек соседа хранился у него. Ибо на верхушечном, а не публичном уровне совершенно понятно, что руководство европейским банком определит, в чьих интересах будет раскручиваться эта гигантская финансовая афера.
Кто при этом заведомо не проиграет, так это крупные банки, ибо все они будут в той или иной мере к ней причастны. Хуже обстоит дело с национальными экономиками, даже если они будут уже считаться единой евросистемой. Население ведь останется на месте, и в каких-то странах оно от этой аферы выиграет, а в каких-то проиграет, в первую очередь за счет свертывания национального производства. Хотя, конечно, в начале игры каждый вправе думать, что именно он окажется победителем.
Однако то, в чем французы проиграют сразу - это система социального обеспечения, которая устояла с послевоенных лет и по своей доступности и уровню гарантий сумела близко подойти к тому стандарту, который мы имели в советское время. В усредненной Европе с некоторыми из них придется распроститься. Конечно, при условии, что французы позволят с собой это сделать.
Игровой азарт объединения больше всего увлекает политиков, деятельности которых введение евро кризисом не грозит. Скорее наоборот, размывает ответственность за просчеты на национальном уровне, выводя их на общеевропейские структуры. Примерно так, как сейчас сложилось в Москве: надо храмом-новостройкой похвастаться, так Лужков молодец, а как мосты падают или крыши срываются аж с самого Кремля, так виноват, ясное дело, Гидрометеоцентр.
Видимо поэтому почти все политические партии Франции, от коммунистов до правых, в той или иной мере высказались за объединенную Европу и евро. Все, за исключением лидера Национального Фронта Ле Пена, который охарактеризовал введение евро известным выражением Талейрана: "Это хуже, чем предательство, это ошибка".
"ФАШИЗМ" ПО-ФРАНЦУЗСКИ
Ле Пен - это феноменальное явление в политической жизни Франции. Он - ее официальный изгой. При всем том, что возглавляемый им Национальный Фронт, второй по количеству членов после компартии, имеет депутатов на всех уровнях представительства, и, таким образом, уже не одно десятилетие заседает в Национальной Ассамблее - парламенте Франции.
Его считают самым правым среди крупных политических деятелей страны, хотя традиционные французские консерваторы числят его своим злейшим врагом и, кажется, пользуются в этом взаимностью. На последних президентских выборах Ле Пэн призывал своих сторонников голосовать против Ширака (в частности, именно по причине объединения Европы).
Конечно, Ле Пэн в большой политической жизни Парижа, несмотря на свой возраст, и более чем двадцатилетний стаж, новичок. Франция, по нашим меркам, переживает сейчас эпоху брежневизма и тем, кто ее помнит в Союзе, узнаваемые черты прямо лезут в глаза.
Тот же престарелый правящий класс, пришедший в политику сразу после второй мировой войны вместе с Де Голлем, сменяющийся у рычагов власти только путем естественного вымирания. Та же тотальная бюрократия, для которой Франция, кстати сказать, является "исторической родиной". Устоявшиеся десятилетиями незыблемые привычки населения, такая же, как и у нас когда-то роль мелкого блата у чиновников, от которого, однако, до настоящей коррупции дистанция такого же размера, как от рубля, сунутого гаишнику в начале восьмидесятых, до нынешней взятки в московской мэрии.
В такую эпоху новым политическим партиям, казалось бы, взяться было неоткуда. Когда Ле Пэн вышел на политические подмостки Франции с национальной идеей, его вначале подняли на смех. И аргументы были те же, что и сейчас мы слышим в России: какая может быть борьба за французские национальные традиции в многонациональной стране? Надо сказать, что в свое время Де Голль широко раскрыл ворота страны для населения ее бывших колоний в Африке, которые считались (а те, что остались, и сейчас считаются) частью национальной территории Франции. Поэтому проблема межнациональных отношений уже давно стоит, особенно в Париже и других крупных городах, примерно на порядок острее, чем сегодня в Москве.
Смех прошел, когда под лозунгом "французской Франции" и обещаниями прекратить превращение страны в европейский вариант арабского Востока, Ле Пэн и ведомый им Национальный Фронт завоевали около 10% голосов на парламентских выборах. Традиционные правые почувствовали, что "проблема есть", однако умеренно поругивали Ле Пэна за радикальные призывы (вплоть до насильственной высылки незаконных иммигрантов), которые еще лет десять назад казались экстремизмом.
Благостная атмосфера рассеялась в момент, когда Ле Пэну, знакомому с трудами своих известных соотечественников, родоначальников школы так называемого "ревизионизма" в истории, пришлось высказаться по проблеме еврейского холокоста. Высказался он, кстати, довольно осторожно, назвав холокост "деталью" на фоне остальных трагедий второй мировой войны и даже не уточняя, существовала ли вообще эта деталь. Хотя труды именно французских историков и политиков, от профессора Фориссона до экс-члена Политбюро ФКП Роже Гароди, который сам прошел концлагерь, давали ему полную возможность уяснить существо вопроса.
Но и "детали" для Ле Пэна оказалось достаточно. Во всяком случае, у него как борца за национальную идентичность французов появилась возможность на себе испытать, какую роль во Франции играет мнение еврейской общины и за какие ниточки она дергает. Равно как и то, что холокост как краеугольный камень сионистской идеологии, о чем писал Роже Гароди, не может подвергаться сомнению ни в своем пропагандистском величии, ни в деталях.
Поэтому отныне главные французские СМИ называют Ле Пэна не иначе как фашистом, а частота и обязательность повторения этого определения вполне сравнимы со средневековыми заклятиями изгоняющих дьявола. С той же общей чертой: заклинание на смысл проверять нельзя, только заучивать и повторять наизусть.
Тем, кто знакомится с жизнью Франции по газетам должно показаться, что все "приличные" французы напрочь отвергают Ле Пэна. Только некие "маргиналы", число которых, кстати, постоянно растет, поддерживают его из-за своих расистских комплексов. Мне представился случай убедиться, что это далеко не так.
Среди моих давних французских приятелей есть одна большая и живущая в достатке франко-советская семья, корни которой, как недавно выяснилось, на 75% еврейские. Недавно, поскольку в советский период разговор об этом никогда не заходил, а о соблюдении у них каких-то иудейских ритуалов просто никогда не было речи. Супруга выехала из Союза еще при советской власти и с тех пор, естественно, живо интересуется происходящим в Москве, что и служит одним из поводов для наших периодических встреч. Тем более, что позиция "Дуэли" им известна и резко контрастирует с телевизионным вариантом освещения событий в России как тернистого пути реформ, к которым изо всех сил тянутся бывшие советские граждане. Варианта, который хорош всем, кроме одного: он не совпадает с действительностью. Что каждый раз подтверждают российские родственники парижской семьи.
Так вот, наша последняя встреча произошла 1 мая, которое во Франции, как и у нас, является нерабочим днем. Однако отмечают его демонстрациями только левые организации и Национальный Фронт Ле Пэна. Он объявил о проведении в этот день митинга против евро, который должен был состояться на площади Оперы.
Я же был приглашен на семейный обед. Надо сказать, что совместное принятие пищи во Франции дело почти культовое. Об этом договариваются(заранее, а сама процедура растягивается на несколько часов. Отказаться или не прийти значит нанести приглашающему серьезное оскорбление. Разумеется, собираются не ради того, чтобы что-то слопать, а для неспешной беседы при умиротворенном желудке.
Еще до посадки за стол, при первой рюмке аперитива я почувствовал, что попал на поле дискуссии, шедшей до меня уже не один день. "Чем занимаешься?" - спросил меня глава семейства, и его супруга тут же, опережая мою реакцию, ответила как бы с легким вызовом, что я руковожу Фронтом Национального Спасения и издаю антисемитскую газету. Поскольку перевод названия ФНС на французский почти не отличим от Национального Фронта Ле Пэна, а на идущую на наших страницах дискуссию холокостникам кроме воплей об антисемитизме по существу сказать все равно нечего, то местный подтекст этой невинной пикировки звучал так: вот, мол, знали человека столько лет, а он ни с того, ни с сего увлекся фашизмом...
Поскольку сказано это было как бы наполовину в шутку, оставалось только поддержать ее, парировав, что в России сейчас легко стать антисемитом, если увидишь результаты "политики реформ" и убедишься, что для занятия поста премьер-министра нужно быть как минимум наполовину евреем. Однако пора было идти к столу, на котором виднелись расставленные на всю семью тарелки.
И тут вдруг выяснилось, что из детей в наличии только младший, среднего нет, а старший зашел на минуту, чокнулся со всеми присутствующими аперитивом и заявил, что он прямо сейчас, срочно уходит. В условиях званого обеда и французских традиций ситуация просто беспрецедентная. "И куда же ты направляешься?" - возмутилась мать. "На митинг Ле Пэна", - спокойно ответил сын (кстати, в этом году он окончил школу и продолжает свое образование как музыкант). В свете только что случившейся у нас "аперитивной" дискуссии у родителей отвисли челюсти. "А где же наш средний?" - только и нашлись они, что спросить. "А он уже там", - деловито ответил старший. И, обращаясь ко мне, добавил: "А вы из Национального Фронта в России? Будете делать революцию? Учтите, мы с вами". И ушел.
Оставалось только сесть за стол, за которым политическая дискуссия умерла не начавшись. Продолжение ее было равносильно известной поговорке про разговор в доме повешенного о веревке. Поэтому за несколько часов нами было обсуждено все, кроме фашизма и антисемитизма, чем мои хозяева, как мне показалось, остались весьма довольны. Пора было уходить. В это время вернулся с митинга средний сын. "Ну, как там фашисты?" - спросила его с издевкой мать. "Как и в любой другой партии, - ответил сын очень серьезно - есть и умные, и дураки, но сам Ле Пэн выше любого нашего политика". "А где же старший?" - поинтересовался уже отец. "А, остался там, с ребятами пиво пить" - ответил средний, даже не заметив, что тем прикончил национальные иллюзии своих родителей окончательно. Посмотрев им в глаза, я понял, что любое мое слово, сказанное по этому поводу, будет приравнено к моральному холокосту хозяев дома, и мы распрощались без комментариев.
В сущности, мои знакомые расстраивались зря. Разумеется, никаким фашистом Ле Пэн никогда не был, он последовательный националист. Не опереточный, типа Жириновского, ложащегося под власть с каким-то местечковым восторгом от заработанных на том серебренников, а настоящий.
Но националист французский, а не еврейский. По мысли же тех, кто держит в своих руках средства массовой информации, и во Франции, и в России, только еврейский национализм имеет право на существование, прочие же нации обязаны быть интернационалистами. Причем такими, чтобы еврейский нацизм воспринимали как должное (для чего и нужен миф о холокосте), иначе быть им "фашистами". Так стоит ли удивляться, что для сыновей моих приятелей, видящих эту двойную мораль и ощущающих себя не евреями, а французами, своя, национальная идея оказалась дороже сионистской?
Своим выбором они еще раз подтвердили очевидное: государство, в котором граждане действуют и, следовательно, чувствуют себя, как одна нация, пользуется их уважением. Характерно, что среди французов не существует самоопределения, аналогичного по пренебрежительности нашему "совок". Наверное, потому и "козлов" среди них мне встречать не приходилось.
В содержание номера
К списку номеров
Источник: http://www.duel.ru/199834/?34_4_1