Мама, когда мы пришли сюда, уже наступила осень.
Еще один узжает. Последний год так и живу.
Г-н Фарук - странный субъект, во многом неприятный, во многом занятный, но крайне важный для меня, так как он первый мой опыт дружбы с турецко-подданым. Не интернет общения, не романтического интереса, а именно дружбы. Строилась она, эта дружба, правда, совсем-совсем не легко, учитывая, что он старше меня на 9 лет и, кроме того, характер там... Наши встречи перманентно протекали под аккомпанемент гитары, шлепков об руки, закатывание глаз, "я не понимаю", "а что такое?", "да что такое-то?", "проехали", "проехали, я сказал(а)", 7 неотвеченных вызовов и прочие тернии.
Что бы понять эссенцию трудности характера субъекта, нужно помнить что он курд, родившийся в Стамбуле. Морда лица - соответствующая, а замашки стамбульско-интеллигентские, либерал-социалистические. Начиная с 15 лет на вопрос "Простите, а вы..." он отвечал " Да я КУРД! И что теперь???" Причем особенно часто приходилось отвечать полиции. Дома он живет в весьма альтернативном районе, а еще близко знаком с иконами музыкальных нац.меньшинств, типа Метина Кахраман, Беркана Берка... Проект в Питере, кажется, стал его первым заграничным проектом и он в первый раз весь такой обособленный, творческий, вынужден был жить в одной квартире и постоянно общаться со средне-статистическим турецким "деревом", которым изобилуют строительные компании.
Что тут сказать? Мы пьянствовали напару, он учил меня пить ракы, а я его - водку. Он играл, я слушала, иногда тоненько подтягивала свои любимые. К настоящему моменту я понимаю, что если мы и не срослись характерами, то ситуациями - точно. Слишком многое потеряло значение за последние 11 с половиной месяцев, слишком много было возмущения и крика, слишком многое отмерло за ненадобностью, его плечи в моих руках перестали быть границей между чьим-то и чьим-то телом, просто "слушай сюда" и грустная песня. Он из был тех, кто не станет объяснять, что думает и чувствует, а я из тех кто не вникнет без разговоров на психоэтические. Мы заочно уважали чужое мнение, я читала его стихи и ничего не могла сказать по их поводу. У меня и сейчас болит живот от выпитого и тоски, а, возможно от того, что гриф гитары всегда был направлен в мое бедное тело как меч. Я рада, что не надо больше бороться "за честь", но мне грустно больше не услышать балладу о старьевщике, что блуждает по деревням Вана, а в суме у него надежда и на горизонте рождается солнце.
Г-н Фарук - странный субъект, во многом неприятный, во многом занятный, но крайне важный для меня, так как он первый мой опыт дружбы с турецко-подданым. Не интернет общения, не романтического интереса, а именно дружбы. Строилась она, эта дружба, правда, совсем-совсем не легко, учитывая, что он старше меня на 9 лет и, кроме того, характер там... Наши встречи перманентно протекали под аккомпанемент гитары, шлепков об руки, закатывание глаз, "я не понимаю", "а что такое?", "да что такое-то?", "проехали", "проехали, я сказал(а)", 7 неотвеченных вызовов и прочие тернии.
Что бы понять эссенцию трудности характера субъекта, нужно помнить что он курд, родившийся в Стамбуле. Морда лица - соответствующая, а замашки стамбульско-интеллигентские, либерал-социалистические. Начиная с 15 лет на вопрос "Простите, а вы..." он отвечал " Да я КУРД! И что теперь???" Причем особенно часто приходилось отвечать полиции. Дома он живет в весьма альтернативном районе, а еще близко знаком с иконами музыкальных нац.меньшинств, типа Метина Кахраман, Беркана Берка... Проект в Питере, кажется, стал его первым заграничным проектом и он в первый раз весь такой обособленный, творческий, вынужден был жить в одной квартире и постоянно общаться со средне-статистическим турецким "деревом", которым изобилуют строительные компании.
Что тут сказать? Мы пьянствовали напару, он учил меня пить ракы, а я его - водку. Он играл, я слушала, иногда тоненько подтягивала свои любимые. К настоящему моменту я понимаю, что если мы и не срослись характерами, то ситуациями - точно. Слишком многое потеряло значение за последние 11 с половиной месяцев, слишком много было возмущения и крика, слишком многое отмерло за ненадобностью, его плечи в моих руках перестали быть границей между чьим-то и чьим-то телом, просто "слушай сюда" и грустная песня. Он из был тех, кто не станет объяснять, что думает и чувствует, а я из тех кто не вникнет без разговоров на психоэтические. Мы заочно уважали чужое мнение, я читала его стихи и ничего не могла сказать по их поводу. У меня и сейчас болит живот от выпитого и тоски, а, возможно от того, что гриф гитары всегда был направлен в мое бедное тело как меч. Я рада, что не надо больше бороться "за честь", но мне грустно больше не услышать балладу о старьевщике, что блуждает по деревням Вана, а в суме у него надежда и на горизонте рождается солнце.
Click to view