Сон рыбы
Люблю полдень первого января, когда понимаешь, что пустота времени ещё плотней окружает тебя. Вечность - река, и её не уцепишь никаким праздником. Остаётся броситься в реку и плыть, быть.
Я рыба. Сижу в аквариуме, а раньше я плавал в океане и поднимался вверх по рекам. Меня должны переправить на самолёте в ту страну, где рыб перемалывают в золото. Этим золотом посыпают птиц, подаваемых к столу императора. Говорят, вкусно.
Днем сухая метель. А как стемнело, тает-китает, сыплет дробленым рисом снега. И подсушило, и нет звезд. Не знаю утончённых церемоний и мало знаю музыку, но эта ночь напомнила мне внутриутробный гул и зуд.
Двор, принимающий всё, как есть. Дом, отнимающий время. Дверь, в неё стучится вечер и не может войти зимой. В темноте все начала перемкнулись с концами. Дети на горке перемигиваются, гора тает. Резкий ветер, то ли к теплу, то ли к снегу. Дунул один раз и затих.
...и когда услышишь: "сонинка", "чиркалёк", стало быть, пора просыпаться. Метель не ждёт.
+++
И он вошёл в храм, где сама темнота наваливалась разом, чтобы огни лампад и свечей играли ещё ярче, и отправился искать свою любимую фреску - "Три отрока с Ангелом в пещи огненной". Отроки стояли, подняв руки. Ангел обнимал их сверху руками и крылами. Казалось, все четверо сейчас взлетят, но нет, хорошо им было в этом огне. Снаружи шёл дождь. Узкое окно над Вавилонской печью покрылось потоками росы.
+++
...И он забрался целиком, так ему казалось, в свою любимую пиксиду. Византийская, она была вырезана из слоновой кости. Обнажённый Адам среди зверей изящно сидел среди деревьев, а вокруг теснились, резвились и рыкали звери. Ближе всего к Адаму - лев с открытой пастью. Адам давал имена и никого не боялся. Не было ещё Евы и последующей жути. Свобода и покой. Ева внутри, за неё не страшно. Звери снаружи. И ещё можно трогать любое дерево.
+++
Мира и спасения снегам под палящим солнцем просить особенно приятно.
А в доме всё тлеет, гниёт, прогибается пол. И только стеклянные зайцы нетленны. Сверху падает снег, огибая потоки воды. Лопаются хлопушки, они бесполезны, снег переходит в капель. Кто захотел, ушёл сам. Ушли времена года, ушли слова, время и пространство. Что же осталось? Осталось чистое, беспримесное столкновение жизни и смерти, того, что нельзя назвать, и того, что никогда и не было названо.
+++
Нарушая границы и не нарушая, мы двигались к Рождеству. Там, где были проведены воображаемые линии, а нет ничего их реальней, мы шли по воздуху. Кровь плыла из ног и уходила вместе с нами. Лицо Богоматери сохранилось, а тело было сколото, и под ним оказалась красная сетка.
Сколько ударов там, где губы Его целовали лицо Марии. Целились туда, а не в глаза. Следы от стрел стали вспышками света.
Я рыба. Сижу в аквариуме, а раньше я плавал в океане и поднимался вверх по рекам. Меня должны переправить на самолёте в ту страну, где рыб перемалывают в золото. Этим золотом посыпают птиц, подаваемых к столу императора. Говорят, вкусно.
Днем сухая метель. А как стемнело, тает-китает, сыплет дробленым рисом снега. И подсушило, и нет звезд. Не знаю утончённых церемоний и мало знаю музыку, но эта ночь напомнила мне внутриутробный гул и зуд.
Двор, принимающий всё, как есть. Дом, отнимающий время. Дверь, в неё стучится вечер и не может войти зимой. В темноте все начала перемкнулись с концами. Дети на горке перемигиваются, гора тает. Резкий ветер, то ли к теплу, то ли к снегу. Дунул один раз и затих.
...и когда услышишь: "сонинка", "чиркалёк", стало быть, пора просыпаться. Метель не ждёт.
+++
И он вошёл в храм, где сама темнота наваливалась разом, чтобы огни лампад и свечей играли ещё ярче, и отправился искать свою любимую фреску - "Три отрока с Ангелом в пещи огненной". Отроки стояли, подняв руки. Ангел обнимал их сверху руками и крылами. Казалось, все четверо сейчас взлетят, но нет, хорошо им было в этом огне. Снаружи шёл дождь. Узкое окно над Вавилонской печью покрылось потоками росы.
+++
...И он забрался целиком, так ему казалось, в свою любимую пиксиду. Византийская, она была вырезана из слоновой кости. Обнажённый Адам среди зверей изящно сидел среди деревьев, а вокруг теснились, резвились и рыкали звери. Ближе всего к Адаму - лев с открытой пастью. Адам давал имена и никого не боялся. Не было ещё Евы и последующей жути. Свобода и покой. Ева внутри, за неё не страшно. Звери снаружи. И ещё можно трогать любое дерево.
+++
Мира и спасения снегам под палящим солнцем просить особенно приятно.
А в доме всё тлеет, гниёт, прогибается пол. И только стеклянные зайцы нетленны. Сверху падает снег, огибая потоки воды. Лопаются хлопушки, они бесполезны, снег переходит в капель. Кто захотел, ушёл сам. Ушли времена года, ушли слова, время и пространство. Что же осталось? Осталось чистое, беспримесное столкновение жизни и смерти, того, что нельзя назвать, и того, что никогда и не было названо.
+++
Нарушая границы и не нарушая, мы двигались к Рождеству. Там, где были проведены воображаемые линии, а нет ничего их реальней, мы шли по воздуху. Кровь плыла из ног и уходила вместе с нами. Лицо Богоматери сохранилось, а тело было сколото, и под ним оказалась красная сетка.
Сколько ударов там, где губы Его целовали лицо Марии. Целились туда, а не в глаза. Следы от стрел стали вспышками света.