В начало цикла "Таежные зарисовки" Брусницын был был недалеким и шебутным парнем, но девкам он нравился за свою бесшабашность и талант ухаживать.
Так он и оказался в нашей компании, собравшейся в женской общаге на общей кухне.
Начиналось всё весело, под музыку и двусмысленные тосты. Но духота была неимоверная, поэтому народ потянуло на свежий воздух. Тайга начиналась сразу за бараком. Покидав снедь в сумки, галдящая компашка медленно продвигалась по дороге, разбитой вдрызг трелевочными тракторами и ощерившейся торщащими из засохшей глины сучками и кореньями. Если бы не яркая луна, мы бы поразбивали головы, но дело ограничилось мелкими царапинами, ушибами и разорванной одеждой.
Костер мы разожгли быстро и расположись вповалку на бесформенных остатках лесоповала.
С Бруснициным в обнимку сидела Ленка, его пассия, она была пьяна вдребезги и томно произнесла:
- Если ты меня бросишь, я вскрою себе вены.
Тот, вяло щурясь, протянул ей нож, щелкнувший в его руках выскочившим из рукоятки лезвием:
- На, режь.
Ну и эта дура, недолго думая, полоснула себя ножом по запястью.
- Ну и мудак ты, Бруся!, - рявкнул я, привставая с намерением обследовать рану.
- Может помахаемся?, - прошипел он мне, поднимая свой стилет с земли.
Инстинктивно отскочив, я вынул из кармана неразлучный нож-лисичку и зафиксировал лезвие.
Не каждый знает, что реальные стычки на ножах очень скоротечны, не в пример лихим сценам из боевиков.
Я глядел в упор в его мутные глаза и на недобрую ухмылочку, прекрасно помня местные правила:
- Не колоть, а только резать - и до первой крови.
Восходил этот обычай, видимо, к германским кадетам, которые баловались дуэлями с холодным оружием. Особый почет был победителю, который заканчивал дуэль шрамом на лице противника. А для мужчины, как известно, шрамы на лице как для женщины бижутерия.
Никто из остальных парней не шелохнулся. Но девки, милые пьяные девки, бесстрашно бросились на меня с Бруснициным, пытаясь успокоить.
Я с размаху воткнул нож в дерево и сказал:
- Бруся, очнись, давай лучше выпьем,- повернулся к нему спиной и подошел к пеньку, имитируещему стол.
Налил, чокнулись, выпили.
Царапина у Ленки оказалась пустячной - видимо, сработал инстинкт самосохранения.
А в связи с запредельным возлиянием, наше возвращение на базу оказалось еще более травматическим, чем выдвижение с нее.
Утром, опохмеляясь и почесывая синяки, царапины и неисчислимые волдыри от укусов мошкары, никто из собутыльников так и не вспомнил вчерашнего инцидента, даже Брусницын, у которого я специально спросил. Но я-то помню. Наверно, никто из компании просто не хотел говорить об этом.