Эпилог
В начало цикла "Таежные зарисовки"
То, что я привез в поселок что-то новое и создал ансамбль, сначала народ всколыхнуло, а потом наступило привыкание. Моя стойка на сцене без лишних движений и, казалось бы, вялое насилование гитары, доводило девок до экстаза. Слов никто не слушал.
А потом появилась она, непривычно одетая, видать, городская, и красивая необычной красотой. Совсем не кукла Барби и не Василиса-прекрасная, а что-то не от мира сего. Я сразу ее заметил в толпе танцующих и постоянно держал под прицелом, прекрасно понимая, что никогда к ней не подойду. Иногда она стреляла глазами в мою сторону, но учитывая то, что в бабах я тогда не соображал, я не придавал этому особого значения.
Однажды в перерыве пацаны-лабухи разбрелись по своим делам, а я тихо курил в подсобке сцены, поглядывая в окно и думая о вечном. И тут вошла она. Приблизившись ко мне, тихо сказала:
- Я сдаюсь.
Дверь подсобки тут же была заперта изнутри на щеколду. Двое в помещении не обращали никакого внимания на глухие удары в дверь, время остановилось, и разум напрочь покинул тела.
Из поселка она исчезла так же внезапно, как и появилась.
Мой отъезд в Минск отметили так бурно, что длинная дорога к железнодорожной станции была усеяна уставшими телами. Пообещав вернуться сюда, если не восстановлюсь в университет, я исчез в чреве дурно пахнущего вагона и тупо уселся возле окна, отчетливо понимая, что уезжаю навсегда. Глядя на пролетающие мимо деревья и не вытирая с лица помаду, я изо всех сил давил комок в горле. И тут вспомнил, что в моем рюкзаке лежат три бутылки питьевого спирта "Черный туман", и начал приглядываться к лицам случайных попутчиков.
Таежные приключения продолжались...
То, что я привез в поселок что-то новое и создал ансамбль, сначала народ всколыхнуло, а потом наступило привыкание. Моя стойка на сцене без лишних движений и, казалось бы, вялое насилование гитары, доводило девок до экстаза. Слов никто не слушал.
А потом появилась она, непривычно одетая, видать, городская, и красивая необычной красотой. Совсем не кукла Барби и не Василиса-прекрасная, а что-то не от мира сего. Я сразу ее заметил в толпе танцующих и постоянно держал под прицелом, прекрасно понимая, что никогда к ней не подойду. Иногда она стреляла глазами в мою сторону, но учитывая то, что в бабах я тогда не соображал, я не придавал этому особого значения.
Однажды в перерыве пацаны-лабухи разбрелись по своим делам, а я тихо курил в подсобке сцены, поглядывая в окно и думая о вечном. И тут вошла она. Приблизившись ко мне, тихо сказала:
- Я сдаюсь.
Дверь подсобки тут же была заперта изнутри на щеколду. Двое в помещении не обращали никакого внимания на глухие удары в дверь, время остановилось, и разум напрочь покинул тела.
Из поселка она исчезла так же внезапно, как и появилась.
Мой отъезд в Минск отметили так бурно, что длинная дорога к железнодорожной станции была усеяна уставшими телами. Пообещав вернуться сюда, если не восстановлюсь в университет, я исчез в чреве дурно пахнущего вагона и тупо уселся возле окна, отчетливо понимая, что уезжаю навсегда. Глядя на пролетающие мимо деревья и не вытирая с лица помаду, я изо всех сил давил комок в горле. И тут вспомнил, что в моем рюкзаке лежат три бутылки питьевого спирта "Черный туман", и начал приглядываться к лицам случайных попутчиков.
Таежные приключения продолжались...