Равнозначный выбор
- Застрели меня или я сделаю это сама, - она положила между ними пистолет.
***
Аня не застала повсеместную установку камер. Когда она родилась, то, что за тобой подсматривает телевизор, зеркало и даже холодильник, уже казалось чем-то естественным.
Никакого стыда. Никакой брезгливости. Ничего по-настоящему личного. Впрочем, у молодого поколения не было даже понимания, почему некоторые бабушки и дедушки плачут, отказываясь лишний раз помыться или сходить в туалет. Словосочетание "личная жизнь" звучало архаично.
Мы живём в полной безопасности. Всё только в рамках закона. Да. Всё. И лицензии.
Аня не пыталась найти информацию, но, кажется, сначала ввели именно лицензии, и только потом всеобщую Политику открытого окна.
По словам тех, кто помнил мир до Закона о лицензиях, сначала все были очень рады: медицина двигалась вперёд семимильными шагами. Были побеждены практически все вирусы и заболевания. Онкология, ВИЧ, имунные отклонения - всё стало возможно исправить и излечить.
А потом... потом люди практически перестали умирать. Продолжительность жизни увеличилась на 60%, в среднем, при этом в связи с отсутствием серьёзных заболеваний, свойственных возрасту, люди продолжали работать до 110-120 лет. Пенсионную систему устранили за ненадобностью, перенаправив деньги на исследование всё новых и новых направлений в медицине.
Оборотной стороной счастливого будущего для всех стали постоянные бунты молодых, не находящих никакой работы. Толпы нищих, голодных и очень злых людей. Обожание верховной власти превратилось в ненависть. Агрессия выплёскивалась на улицы, как кипящая вода из-под закрытой крышки.
Люди стали бояться выходить из дома, вооружались, чем придётся, и роптали. Роптали, что полиция не справляется с бандитами, роптали, что честные граждане не могут за себя постоять, не нарушив закон.
Не сохранилось информации, кто и когда впервые предложил проект Закона о лицензиях. Он решал сразу несколько проблем, но, главное, вопрос с перенаселением.
Едва гражданину исполнялся двадцать один год, его посещали представители министерства социальных взаимодействий. Небольшой разговор и кипа документов, в которых фиксировалось количество людей, которых ты сможешь безнаказанно убить.
Если число не превышало 50 человек, или, как рекомендовали упоминать в СМИ, объектов, гражданин был волен использовать лицензии на своё усмотрение и попытаться дожить до глубокой старости.
Но были и те, кто выбирал безлимит. Будущие массовые убийцы расписывались в том, что по достижении 35 лет за ними придут. Суда не будет. Будет пуля в затылок. Как, впрочем, и любому другому гражданину, решившему оборвать чужую жизнь сверх порога лицензий.
Политика открытого окна пришла позже, логически обоснованная необходимостью отслеживать справедливость того или иного убийства. Теперь что бы ты ни сделал, где бы ни был - система знала о тебе всё.
Сначала население насторожилось, пыталось роптать, но наиболее шумных угомонили безлимитные лицензиары. И довольно быстро все смирились. Брали "про запас" пару десятков лицензий и жили смирно. Ругаться в транспорте, магазине или с соседями стало нецелесообразно - твой собеседник всегда мог воспользоваться пистолетом в качестве аргумента.
Аня родилась и выросла в благополучном обществе, где каждый вежлив, в меру любезен и сдержан. Почему она выбрала не пятьдесят, не двадцать, а всего пять лицензий, она не помнила. Кажется, это был период её увлечения архаичными гуманистическими идеями: рассуждения о ценности жизни человека и весь этот философский бред.
Первые две ушли почти сразу - тёмный переулок, двое безлимитников, настойчиво предлагавших своё внимание. Светящийся красный ошейник на шее у каждого не оставлял надежды. Девушка успела быстрее - они, пожалуй, сочли её слишком юной для права их застрелить.
Ещё одну она использовала, когда в подобной ситуации спасла более юную однокурсницу от насильника. Четвёртую - когда мать этого неудачливого ловеласа пришла отомстить.
Месть, кстати, стала делом повседневным. Когда ты в любой момент можешь убить первого встречного, не удивляйся, что к тебе придут его близкие с аналогичным желанием. Правда, только в том случае, если узнают, кто убийца.
Полиция больше ничего не расследовала. За ненадобностью она была заменена силовыми отрядами министерства социальных взаимодействий. Единственное, что они делали: устраняли нарушителей Закона о лицензии.
Последнюю лицензию Аня потратила сегодня утром. Вернувшись домой, она отмывала руки так долго, словно на них могло что-то остаться. Нет. Ни единого следа, ни капли крови. Никаких выстрелов, просто вытолкнуть смеющуюся ей в лицо подругу с высоты двадцатого этажа.
Рома паковал вещи. Напряжённый, как струна, ещё не знающий последних новостей, он ждал скандала. Ждал, как минимум, неприятного разговора. 3 года всё-таки вместе.
Строить отношения в мире лицензий было непросто: в любой момент ревнивые мужья хватались за ножи и пистолеты, а ревнивые жёны сыпали крысиный яд в суп. Или не ревнивые, а желавшие получить наследство, например. Нужно было очень доверять человеку, чтобы впустить его в свою жизнь. Слишком сильно доверять.
Аня доверяла Роме безоговорочно. Своей подруге Алёне, которую как раз и спасла от насильника, она тоже доверяла. Поэтому не поверила ни единому слову Алёниного поклонника, пока тот каким-то образом не добыл доступ к камерам в её квартире. Не верить собственным глазам было невозможно.
Рома не просто спал с ней, он собирался уйти. Сегодня он собирался уйти и паковал вещи.
Аня опустилась за круглый белый стол и закурила. Рома вынес чемоданы в коридор, и сел напротив девушки. Разговор, который следовало начать давно, никак не начинался.
- Застрели меня или я сделаю это сама, - она положила между ними пистолет.
- Прости, я тебя больше не, - начал он.
Звук выстрела оборвал фразу.
За столом осталось двое одинаково мёртвых людей.
Ждать шагов за спиной ей оставалось минут 10. Как раз успеет выкурить ещё одну сигарету.
