Песня Марии
Толпа гудела, как пустой бак, если ударить по нему палкой. Гул этот был глубокий, завораживающий... Это была извечная, древняя песня толпы. Песня, которая держала людей вместе, позволяла им быть одним гудящим организмом, лишала индивидуальности. Когда-то Яноку нравилась эта песня, ведь она делала его таким сильным, и он смеялся над страхом своей подруги - Марии, которую эта мелодия только пугала, как и большое скопление народа. Как можно было бояться, когда ты такой же, как все, когда ты вместе со всеми?
- Янок, - шептала ему девочка, - послушай, как страшно звучит этот гул, какой он тяжелый, словно кандалы. С этими кандалами, никогда не взлететь в небо.
- В небо? Что нам делать в этом небе?
- Но разве тебе никогда не хотелось летать?
- Нет, Мария, мне и на земле хорошо.
- О чём же ты мечтаешь?
- Я выросту и буду шить кукол, как мой отец.
- У тебя уже хорошо получается, только они все такие одинаковые.
- Ну и что, таких кукол делал и мой дед, и его дед, к чему мне придумывать новое?
- Но, Янок, разве это всё чего ты хочешь?
- Конечно, нет! Я стану мастером, заработаю денег, потом женюсь, заведу детей, и мой сын будет шить…
- Таких же кукол, как твой дед, - Мария вздохнула.
- И что тут плохого?
- То, что ничего не меняется, словно ты - это твой дед, а не ты сам.
- А ты-то словно чем-то лучше? О чём мечтаешь ты?
- Подняться в небо, я ведь и правда умею летать! Во сне. Ах, знал бы ты, Янок, какие прекрасные, а иногда страшные мне снятся сны! И просыпаясь, я хочу только одного - петь, петь и петь!
И вдруг Мария действительно запела, звонко, радостно. И Янок подумал, что он никогда не слышал более красивой песни. Он смотрел, как солнышко играет в рыжих волосах Марии, как полыхает в них, словно пламя, и сердце его вдруг вздрогнуло и забилось яростно и как-то по-новому. Но именно потому, что его сердце вдруг проснулось, он сделал шаг к Марии и зажал ей рот.
- Ты что, глупая, а если услышит кто о твоих мечтах, да в инквизицию доложит?
Кто рассказал инквизиторам о том, что девочка по имени Мария умеет летать, никто не знал. Впрочем, это было и не важно.
- Янок! - Мария бросилась к нему на шею и крепко обхватила руками. - Янок, - девочка зашептала ему на ухо быстро-быстро, чтобы успеть сказать самое главное. - Прошу тебя, собери мой пепел и зашей его в куклу-птицу, твою куклу, - мальчику казалось, что он не просто слышит её слова, а чувствует их. Эти слова оставались в нём, точно выжженные, как клеймо, на пустой душе. - Прошу тебя обещай мне!
Стражники грубо оторвали Марию от Янока, накинули на её голову мешок, поволокли за собой. А Янок всё слышал её безумные слова:
- Собери мой пепел.
Наконец стряхнув с себя оцепенение, он выскочил следом за стражей, и закричал так громко, как только мог, словно это могло что-то изменить:
- Мария не ведьма!!! - и за тем ещё громче. - Обещаю!!!
И вот теперь он стоял на Сонной площади, среди шумящей толпы и смотрел на Марию, прикованную к столбу. Смотрел не отрываясь, понимая, что видит её в последний раз. И мысль, что он не в силах что-либо изменить, сводила Янока с ума. Мальчик видел, как Мария ищет его глазами среди толпы, но не мог даже руки поднять, чтобы помахать ей, не было сил. А толпа гудела вокруг, сплетая свою бесконечную песню, и эта песня лишала воли…
После этой казни Янок долго сторонился праздников, ему сразу чудился костёр, тоненькая девочка у столба, запах палёных волос, тряпок и жареного мяса и гул человеческих голосов…
Ночью Янок прокрался на Сонную площадь. Это было не сложно, на площади было пусто, на ней даже фонарей не зажигали, да и кто сунется в это ужасное место, где бродят лишь призраки? Они действительно были здесь, Янок их чувствовал. Привидения шептались, плакали, тянули к нему невидимые руки. Сколько людей умерло на этой площади, Янок не знал, но догадывался, что очень и очень много, и все они остались здесь, в этом проклятом месте. Мальчик подумал, что если унесёт отсюда, хотя бы горсть пепла Марии, то она сможет покинуть ужасную площадь.
От столба, у которого сожгли Марию, ничего не осталось, в золе валялись только цепи. Янок рухнул на колени перед местом казни, дотронулся до кандалов кончиками пальцев, словно боясь обжечься, хотя железо давно остыло, и заплакал. Он плакал, засовывая пепел в кожаный мешок, который принёс с собой. Плакал, вытирая слёзы и размазывая по щекам то, что осталось от Марии. Он не боялся, что его кто-нибудь услышит, теперь ему было всё равно. В этот момент он окончательно понял, что Марии больше нет, и его нет тоже, потому что, лишившись Марии, он лишился главного, того, ради чего стоило жить. Он потерял свою мечту.
Домой Янок добрался только к вечеру следующего дня. Никто не спросил, где он пропадал, даже отец. Все домашние прятали глаза и не задавали вопросов. Янок закрылся в своей комнате. Аккуратно положил на стол мешок с пеплом, собрал всё необходимое для работы и стал шить куклу. Яркую куклу птицу. Он знал, что эта игрушка не должна быть похожей на другие, что она будет особенной, такой, как Мария. Янок не замечал, как шло время, ел и пил то, что приносила ему мать, путал день и ночь. Когда кукла была готова, Янок набил её пеплом и лёг спать, положив куклу птицу рядом. Он и сам не знал, на что надеется. Скорее всего, на то, что проснётся утром и увидит рядом Марию или что птица оживёт…
Янок проснулся, но чуда не случилось. Мальчик смотрел на мёртвую игрушку, набитую человеческим пеплом, и не мог даже заплакать. Отчаянье заполнило его до предела, и тогда Янок подумал, что лучше бы и ему сгореть на том костре вместе с Марией. Он пожелал этого так сильно, как никогда ничего не желал. Мальчик схватил куклу и, распахнув окно, замахнулся, чтобы вышвырнуть её вон. И вдруг луч света упал на игрушку, и Янок услышал мелодию. Услышал не ушами, а сердцем. Это была песня Марии, только без слов. Янок замер, прижав к себе куклу, и заплакал, но это уже не были слёзы отчаянья. Вместе с этими слезами выходила его боль. А мелодия всё звучала и звучала. До Янока донеслось, как где-то в доме засмеялась его мать, он давно уже не слышал её смеха, мальчик увидел, как солнечный луч осветил танцующе в воздухе пылинки, и это было красиво. Это всё было частью мелодии Марии.
В комнату вошёл отец.
- Янок, её не вернёшь, - отец пытался найти слова и не мог, ему нечего было сказать так внезапно повзрослевшему сыну, кроме банального: - надо жить…
Янок протянул отцу куклу.
- Это сделал ты? - в голосе отца слышалось нескрываемое удивление и восторг. Отец взял куклу нежно, осторожно рассматривая каждое вышитое пёрышко, каждую бусинку на грудке птицы - Сын, да эта игрушка достойна короля!
- Короля? - Янок задумчиво посмотрел в окно, он вдруг понял, что был не прав, что даже он один может всё изменить. - Я сделаю много таких кукол, отец. Прекрасных кукол-птиц, и они поселяться в каждом доме у богатых и бедных. Я сделаю это для Марии.
Сонная площадь стала Яноку родной, мальчик ходил на каждую казнь, и возвращался в темноте за пеплом сожженной ведьмы. Призраки полюбили его и оберегали по ночам, они радовались за погибших сестёр, которые становились путь игрушечными, но птицами, а главное навсегда исчезали с проклятого места казни. Ведьмы знали Янока, и стоя перед палачом, они уже не боялись смерти. И ни одна из них ни за что бы и никогда не выдала мальчика, потому что они, как и он, слышали своими сердцами голоса игрушечных птиц.
Кукол птиц покупали весьма охотно. Люди заметили, что когда кукла, сшитая Яноком, появлялась в их доме, что-то менялось. Словно шум, доносящийся с улицы, отступал, точно становилось светлее, простые вещи вдруг являли свою красоту. Странные мысли появлялись в голове у этих людей, мысли о которых страшно было говорить соседям, но с которыми так хорошо было творить прекрасное. И чудесные сны, стали приходить к ним по ночам. В городе появились художники, поэты, музыканты и циркачи. Пекари вдруг стали выпекать потрясающе вкусный хлеб и воздушные булочки, а садовники выводить восхитительно яркие розы. Даже трубочисты не просто выполняли свою работу, а тихонечко пели при этом. И только Янок знал, что все они слышат в своём сердце песню сгоревшей на костре девочки. А ещё всё меньше людей стало приходить на Сонную площадь, чтобы поглядеть на казни.
Время шло, куклы-птицы становились всё ярче и необычнее. Но однажды, стражники пришли за Яноком. Кто рассказал инквизиторам о том, что мальчик по имени Янок умеет делать волшебных кукол, никто не знал. Впрочем, это было и не важно.
Последний день настал.
Янок стоял у столба и смотрел на площадь, народу собралось удивительно много, словно весь город пришёл посмотреть на колдуна. Янок с горечью подумал, что ему не удалось изменить сердца людей. Всё было зря.
Палач, поджог хворост. И вдруг Янок увидел, как светловолосая девушка в первом ряду достала из сумки его куклу, ярко-фиолетовую птицу, и что старик, опирающийся на клюку, вынул из-за пазухи его игрушку, и это словно послужило сигналом. Люди извлекали из сумок, из-под одежды, из карманов и шляп кукол птиц Янока. Люди плакали, глядя на пламя. И тогда Янок вдруг запел. Он пел песню своей птицы, он пел песню Марии. Впервые, после того, как не стало Марии, песня обрела слова. Песня рвалась в небо, и ни кто не мог зажать Яноку рот. И вдруг мальчик почувствовал, как затрепыхалась под рубашкой, оживая, его кукла птица, которую перед казнью, выполняя последнюю просьбу сына, передала ему мать. Янок ощутил, как шёлк, из которого сшита игрушка, становится живыми перьями. Он увидел, как его куклы, встрепенулись в руках людей, распахнули свои цветные крылья и поднялись в небо, подпевая ему, и в этот раз эту песню слышали все. И горожане запели вслед за птицами. И больше не было толпы. Были люди! А люди не могут смотреть на то, как творится зло. В мгновение ока, десятки рук раскидали хворост, погасили огонь и расковали Янока. Мальчик достал из-под рубашки птицу, поцеловал её, и прошептав:
- Лети, Мария, - подбросил в небо.