ОТМА - "Т"
...За исключением Анастасии, обязанной своей посмертной славой явлению Анны Андерсон, Татьяна была наиболее известной изо всех четырех великих княжон.
На форуме Александровского дворца jackie3 писала (я надеюсь, что правильно определила пол, ибо в профиле ничего об этом не сказано): «В качестве части исследовательского проекта я выполняла поиск в архивах «the NY Times» через свой университетский компьютерный аккаунт. Архивы начинались где-то с середины 1800-х.
Когда я ввела словосочетание «дочь царя», то наиболее часто попадалось имя Татьяны Николаевны… Ольга была упомянута как сестра милосердия или в связи со слухами о возможном замужестве, Мария и Анастасия вообще не упоминались (до убийства). С другой стороны, о Татьяне было несколько статей. Ее комитет помощи был известен и привлек множество иностранных спонсоров (английских и американских, собственно, поэтому «the NY Times» и освещала это). Была статья о богатом американце, которые приехал в Россию с благотворительными целями и, как говорилось в ней, был удостоен чести встретиться с великой княжной…
Другая статья (вернее, короткая заметка, напечатанная до того, как «the NY Times» начала уделять пристальное внимание событиям за рубежом) упоминала, что императрица Александра и великая княжна Татьяна наблюдали за прибытием и введением в эксплуатацию нескольких машин скорой помощи, оплаченных американцами. И в благотворительных списках, включающих организации, куда могли внести пожертвования люди, … в русской секции «Комитет великой княжны Татьяны» всегда шел первым».
…. Можно сказать, что во время Первой мировой она была на виду в той же степени, в какой и ее мать, болеющая императрица.»
Татьяна в форме 8-го Уланского Вознесенского Ея Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны полка и сама форма в музее
«Комитет Ее Императорского Высочества великой княжны Татианы Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий» занимался оказанием помощи гражданским лицам, пострадавшим из-за войны, содействовал отправлению беженцев на родину или на постоянное место жительства, занимался устройством трудоспособных на работу, а тех, кто не мог заниматься самообеспечением, в приюты и богадельни, из собранных пожертвований выдавал пособия беженцам.
В газетах печаталось обращение от имени Татьяны, которое, надо думать, сочиняла не она лично:
«От Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татианы Николаевны.
Война разорила и рассеяла миллионы наших мирных жителей: несчастные беженцы - бездомные и голодные - ищут пропитания.
Правительство, общественные и национальные установления, частные благотворители и Мой Комитет помогают беженцам, но нужда их так громадна, что покрыть ее под силу лишь всему народу.
Прошу, добрые люди, согрейте беженца духовно и телесно и утешьте его сознанием, что понято вами безысходное горе его.
Вспомните завет Господень: «Алкал Я и вы дали Мне есть; жаждал и вы напоили Меня; был странником и вы приняли Меня» (Матф. XXV, 35)
9 ноября 1915 г.
Царское село. ТАТИАНА»
Татьянин комитет 7 мая 1915 г.: общая фотография и крупный план
Присутствовать на заседаниях «своих» комитетов the big pair было скучно - пафосные речи, знакомые лица придворных - в общем, проводить время в лазарете девушкам нравилось больше.
В отличие от Ольги, быстро выяснившей, что быть сестрой в операционной не ее призвание, Татьяну искренне хвалили за выдержку и толковость. «Доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна», - вспоминала дочь Боткина.
Ровное (в контексте образования - скорее даже равнодушное) отношение и усидчивость, которые были свойственны Татьяне-ученице, были в операционной палате очень к месту.
Вообще, единственная изо всех княжон к учебе Татьяна относилась индифферентно - без увлеченности, свойственной Ольге, но и без нытья младших о том, что снова начинаются «скучные уроки». Точно так же, как и все, она учила языки, занималась музыкой и рисованием. В чем-то была чуть лучше, где-то - чуть хуже сестер, но по-настоящему это ее не интересовало.
Татьяна рисует и ее картины
«У нее не было склонности к искусствам. Может быть, было бы лучше, если бы она родилась мужчиной», - размышлял Кобылинский. Она «хорошо играла по нотам на пианино» (Эрбсерг), но «несмотря на то, что исполнительное мастерство ее как пианистки было выше, чем у остальных Великих Княжон, игра ее отмечалась некоторой сухостью» (Гиббс).
По сравнению с Ольгой «она была … менее даровита, но искупала этот недостаток большей последовательностью и ровностью характера» (Жильяр).
Зато в прикладных занятиях ей не было равных.
«Она любила страшно рукоделия», вспоминала Елизавета Эрбсерг. «Лучше других работала Великая Княжна Татьяна Николаевна. У нее были очень ловкие руки, она шила себе и старшим сестрам блузки, вышивала, вязала и великолепно причесывала свою мать, когда девушки отлучались» (А. Вырубова).
Как всегда: Ольга читает, Татьяна рукодельничает; на уроке русского языка с П.В.Петровым; письма Татьяны
«Великая Княжна Татьяна Николаевна с самого открытия лазарета безсменно делала перевязки и помогала княжне В. И. Гедройц во время производства операций. Как выдерживал Ее нежный организм вид ужасающих ранений - не знаю. Мне лично было всегда странно видеть, как Она Своими проворными и ловкими руками накладывала перевязки на раны. И все у Нее выходило чисто, аккуратно и хорошо», - вспоминал о проведенных в лазарете месяцах Семен Павлов.
Татьяна в форме сестры милосердия
Валентина Чеботарева писала в дневнике 4 декабря 1915 г: «Татьяна Николаевна - чудная сестра. 27-го, в день возвращения Веры Игнатьевны, взяли Смирнова в перевязочную. Температура все держалась, пульс скверный, решен был прокол после пробного укола. Игла забилась сгустками гноя, ничего не удавалось высосать, новый укол, и Вера Игнатьевна попадает прямо на гнойник; потек густой, необычайно вонючий гной. Решают немедленно прорез. Забегали мы, я кинулась фильтровать новокаин и кипятить, Татьяна Николаевна самостоятельно собрала и вскипятила все инструменты, перетаскивала столы, готовила белье. Через 25 минут все было готово. Операция прошла благополучно. После разреза сперва с трудом, а потом рекой полился невероятно вонючий гной. Первый раз в жизни у меня был позыв к тошноте, а Татьяна Николаевна ничего, только при жалобе, стонах личико подергивалось, да вся стала пунцовая».
Косынка и форменное платье, упрощающие круглое лицо Ольги, лишь подчеркивали тонкие черты Татьяны. В сочетании с ее спокойствием и сдержанностью, столь важными в медицине, в глазах романтически настроенных монархистов они делали девушку настоящим ангелом и кумиром. Офросимова вспоминала: "Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моем идеале, мне бы нужно было только написать портрет Великой Княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию Ее, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: "Вот сестра милосердия".
На этом портрете Великая княжна снята в халате сестры милосердия; она стоит посреди палаты, залитой лучами солнца; они обливают ярким светом всю ее тонкую, высокую фигуру, золотыми бликами ложатся на ее белоснежную одежду. Ее головка, в белой, низко одетой на лоб косынке, снята в профиль; черты ее прекрасны, нежны и полны грусти, глаза слегка опущены, длинная тонкая рука лежит вдоль халата…это не портрет, нет… это живая сестра милосердия зашла в палату в яркий весенний день… Она подошла к постели тяжелораненого.. она видит, что он заснул первым живительным сном… она боится шевельнуться, чтобы его не потревожить… она замерла над ним счастливая, и успокоенная за него, и утомленная от бессонных ночей и страданий, ее окружающих.»
Очень похоже, что речь идет об одной из этих фотографий
Как и Ольга, среди больничных коек Татьяна быстро нашла обожателей. Их было достаточно, но особо она выделяла двоих - Дмитрия Маламу и Владимира Кикнадзе.
Дмитрий попал в лазарет вскоре после начала войны и уехал в декабре 1914, следующий раз Татьяна, по-видимому, встретилась с ним весной 1916 г.
«Малама был молод, румян, светловолос. Выдвинулся перед войной тем, что, будучи самым молодым офицером, взял первый приз на стоверстном пробеге (на кобыле «Коньяк»). В первом же бою он отличился и, вскорости, был тяжело ранен. В нем поражало замечательно совестливое отношение к службе и к полку, в частности, - вспоминал И.Степанов, лежавший с Дмитрием в одной палате. - Он только видел сторону «обязанностей» и «ответственности». Получив из рук Императрицы заслуженное в бою Георгиевское оружие, он мучился сознанием, что «там» воюют, а они здесь «наслаждаются жизнью». Никогда ни в чем никакого чванства. Только сознание долга».
Татьяна с родственниками
В дневнике Татьяны коротко и регулярно сообщается: «После обеда в 9.15 приехал к нам Малама душка и сидел до 10.15. Ужас как была рада его видеть, он страшно мил» (28 октября 1914 г); «Сегодня мой душка Малама выписывается из лазарета. Ужас как мне жалко» (23 октября 1914г.); «Немножко сидели в 3-й палате, я с Маламой и др. Ужасно рада была его, душку, видеть» (30 октября 1914 г.); «Потом Малама душка. Ужасно довольна его видеть. Смотрели с ним потом альбом, довезли их в моторе на станцию. Ужасно было хорошо, а главное, что Малама душка был» (6 ноября 1914 г.).
В октябре 1914 г. Дмитрий подарил Татьяне французского бульдога, Ортипо, что дало повод великой княгине Ольге подшучивать над племянницей: «Татьяна, какой улан тебе подарил собачку? (сучку?) Ты сидишь на его койке, Ольга говорит. Очень занятно»
Татьяна и Анастасия с Ортипо
Насчет того, что княжну частенько заставали в палате Маламы, вспоминал и Степанов:
«Обыкновенно Княжны уходили из перевязочной раньше Матери и, пройдя по всем палатам, садились в нашей, последней, и там ждали Ее. Татьяна Николаевна садилась всегда около Маламы».
Александра симпатизировала молодому человеку. В письме от 17 марта 1916 года она рассказывала Николаю: «Мой маленький Малама провел у меня часок вчера вечером, после обеда у Ани. Мы уже 1 1/2 года его не видали. У него цветущий вид, возмужал, хотя все еще прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем - почему иностранные принцы не похожи на него?»
К слову о принцах: в паре со слухом о том, что Ольга станет женой Кароля и когда-нибудь взойдет на престол Румынии, шла сплетня о возможном браке Татьяны и крестника Николая II, Бориса Болгарского. Кстати, в случае это союза вторая дочь стала бы королевой уже в 1918 году.
В связи с тем, что Ольга не торопилась выходить за великого князя Дмитрия Павловича, его невестой кое-кто делал Татьяну, а дочь Боткина вспоминала о том, что якобы Кароль был бы рад произвести рокировку и жениться на другой девушке из the big pair.
Иногда же слухи о потенциальных мужьях достигали и ушей "невесты", чем не то раздражали, не то веселили ее: «Сейчас парикмахер завивает волосы Марии. После будет мои - для японца. В городе все говорят, что я выхожу за него замуж. Забыли, что у него жена и что язычник» (из письма Татьяны Николаю, 13 сентября 1916 г.)
Борис, будущий Борис III; Канин - Котохито Канин, японский принц, кузен японского императора, о котором идет речь в письме; Татьяна с Дмитрием Павловичем; Дмитрий Малама
В конце 1914 года Дмитрий возвращается в армию, а новым персонажем в дневнике великой княжны становится некий Владимир Кикнадзе.
Сначала, видимо, появившийся в лазарете как раненый, потом, как упоминается в дневнике Чеботаревой за конец 1915 г., Владимир с согласия императрицы остается в лазарете санитаром.
В дневнике Татьяны он упоминается часто, но с несколько меньшими эмоциями, нежели Малама. "Потом сидела с Володей… В. страшно мил" (30 октября 1915 г.), "Играла с Володей на рояле от 12 часов. Сидели вместе. Очень было уютно" (16 ноября 1915 г.), "Между сидела с Володей. Очень мил" (18 ноября 1915 г.), "Потом сидела с Володей душкой и складывали картинку вдвоем. Очень было хорошо" (21 декабря) , "Была у некоторых. С Митей, Ритой. Хорошо, но очень-очень грустно без дорого Володи" (23 декабря), "Сидела между с Володей в коридоре…Потом простились с Володей. Так было грустно, он и 7 еще поедут сегодня в Крым" (22 октября 1916 г.).
Косвенно тот факт, что Володя нравился Татьяне подтверждает факт упоминания его имени в письме Александры Николаю от 14 ноября 1915 г.: "Я просила А. пригласить Риту, Шахбегова, Кикнадзе и Деменкова к детям в 4 1/2 часа, чтобы провести приятно вечер, так как они не идут сегодня в лазарет и скучали бы без своих друзей". Шахбегов (Шах Багов) нравился Ольге, а в Деменкова была влюблена Мария.
Валентина Чеботарева, несколько неприязненно относившаяся к Владимиру, возмущенно писала в своем дневнике 4 декабря 1915 г.: «Вообще атмосфера сейчас царит тоже не внушающая спокойствия. Как только конец перевязок, Татьяна Николаевна идет делать вспрыскивание, а затем усаживается вдвоем с К. Последний неотступно пришит, то садится за рояль и, наигрывая одним пальцем что-то, много и горячо болтает с милой деткой. Варвара Афанасьевна в ужасе, что если бы на эту сценку вошла Нарышкина, мадам Зизи, то умерла бы. У Шах Багова жар, лежит. Ольга Николаевна просиживает все время у его постели. Другая парочка туда же перебралась, вчера сидели рядом на кровати и рассматривали альбом. К. так и жмется. Милое детское личико Татьяны Николаевны ничего ведь не скроет, розовое, возбужденное. А не вред ли вся эта близость, прикосновения. Мне жутко становится. Ведь остальные-то завидуют, злятся и, воображаю, что плетут и разносят по городу, а после и дальше. К. Вера Игнатьевна посылает в Евпаторию - и слава Богу. От греха подальше».
«Татьяна Николаевна допрашивала, что рассказывал О. - вернулся ведь из Евпатории. Все ждала, очевидно, услышать про К.: "Они все ведь на шесть недель поехали?"» (15 февраля 1916)
Фанарт от VelkokneznaMaria: Татьяна с детьми (серия What if) и обои
В записи от 11 июня 1916 г. Валентина сравнивала сестер и их отношения к молодым людям: «…Ольга Николаевна серьезно привязалась к Шах Багову, и так это чисто, наивно и безнадежно. Странная, своеобразная девушка. Ни за что не выдает своего чувства… Когда уехал, бедняжка с часок сидела одна, уткнувшись носом в машинку, и шила упорно, настойчиво…Татьяна легче мирится, проще приспособляется, веселится, Щебечет все равно с кем».
Что стало с Владимиром Кикнадзе после революции история, увы, умалчивает. Дмитрий Малама был убит летом 1919 в конной атаке под Царицыным (Волгоградом).
Об этом, как известно, Татьяна уже узнать не могла, так как к тому времени год была мертва.
«Интересная рука у Татьяны Николаевны, - записала в январе 1916 г., за год с небольшим до революции и за два с лишним до расстрела, Валентина Чеботарева, - линия судьбы вдруг прерывается и делает резкий поворот в сторону. Уверяют, что должна выкинуть нечто необычайное».
На форуме Александровского дворца jackie3 писала (я надеюсь, что правильно определила пол, ибо в профиле ничего об этом не сказано): «В качестве части исследовательского проекта я выполняла поиск в архивах «the NY Times» через свой университетский компьютерный аккаунт. Архивы начинались где-то с середины 1800-х.
Когда я ввела словосочетание «дочь царя», то наиболее часто попадалось имя Татьяны Николаевны… Ольга была упомянута как сестра милосердия или в связи со слухами о возможном замужестве, Мария и Анастасия вообще не упоминались (до убийства). С другой стороны, о Татьяне было несколько статей. Ее комитет помощи был известен и привлек множество иностранных спонсоров (английских и американских, собственно, поэтому «the NY Times» и освещала это). Была статья о богатом американце, которые приехал в Россию с благотворительными целями и, как говорилось в ней, был удостоен чести встретиться с великой княжной…
Другая статья (вернее, короткая заметка, напечатанная до того, как «the NY Times» начала уделять пристальное внимание событиям за рубежом) упоминала, что императрица Александра и великая княжна Татьяна наблюдали за прибытием и введением в эксплуатацию нескольких машин скорой помощи, оплаченных американцами. И в благотворительных списках, включающих организации, куда могли внести пожертвования люди, … в русской секции «Комитет великой княжны Татьяны» всегда шел первым».
…. Можно сказать, что во время Первой мировой она была на виду в той же степени, в какой и ее мать, болеющая императрица.»
Татьяна в форме 8-го Уланского Вознесенского Ея Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны полка и сама форма в музее
«Комитет Ее Императорского Высочества великой княжны Татианы Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий» занимался оказанием помощи гражданским лицам, пострадавшим из-за войны, содействовал отправлению беженцев на родину или на постоянное место жительства, занимался устройством трудоспособных на работу, а тех, кто не мог заниматься самообеспечением, в приюты и богадельни, из собранных пожертвований выдавал пособия беженцам.
В газетах печаталось обращение от имени Татьяны, которое, надо думать, сочиняла не она лично:
«От Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татианы Николаевны.
Война разорила и рассеяла миллионы наших мирных жителей: несчастные беженцы - бездомные и голодные - ищут пропитания.
Правительство, общественные и национальные установления, частные благотворители и Мой Комитет помогают беженцам, но нужда их так громадна, что покрыть ее под силу лишь всему народу.
Прошу, добрые люди, согрейте беженца духовно и телесно и утешьте его сознанием, что понято вами безысходное горе его.
Вспомните завет Господень: «Алкал Я и вы дали Мне есть; жаждал и вы напоили Меня; был странником и вы приняли Меня» (Матф. XXV, 35)
9 ноября 1915 г.
Царское село. ТАТИАНА»
Татьянин комитет 7 мая 1915 г.: общая фотография и крупный план
Присутствовать на заседаниях «своих» комитетов the big pair было скучно - пафосные речи, знакомые лица придворных - в общем, проводить время в лазарете девушкам нравилось больше.
В отличие от Ольги, быстро выяснившей, что быть сестрой в операционной не ее призвание, Татьяну искренне хвалили за выдержку и толковость. «Доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна», - вспоминала дочь Боткина.
Ровное (в контексте образования - скорее даже равнодушное) отношение и усидчивость, которые были свойственны Татьяне-ученице, были в операционной палате очень к месту.
Вообще, единственная изо всех княжон к учебе Татьяна относилась индифферентно - без увлеченности, свойственной Ольге, но и без нытья младших о том, что снова начинаются «скучные уроки». Точно так же, как и все, она учила языки, занималась музыкой и рисованием. В чем-то была чуть лучше, где-то - чуть хуже сестер, но по-настоящему это ее не интересовало.
Татьяна рисует и ее картины
«У нее не было склонности к искусствам. Может быть, было бы лучше, если бы она родилась мужчиной», - размышлял Кобылинский. Она «хорошо играла по нотам на пианино» (Эрбсерг), но «несмотря на то, что исполнительное мастерство ее как пианистки было выше, чем у остальных Великих Княжон, игра ее отмечалась некоторой сухостью» (Гиббс).
По сравнению с Ольгой «она была … менее даровита, но искупала этот недостаток большей последовательностью и ровностью характера» (Жильяр).
Зато в прикладных занятиях ей не было равных.
«Она любила страшно рукоделия», вспоминала Елизавета Эрбсерг. «Лучше других работала Великая Княжна Татьяна Николаевна. У нее были очень ловкие руки, она шила себе и старшим сестрам блузки, вышивала, вязала и великолепно причесывала свою мать, когда девушки отлучались» (А. Вырубова).
Как всегда: Ольга читает, Татьяна рукодельничает; на уроке русского языка с П.В.Петровым; письма Татьяны
«Великая Княжна Татьяна Николаевна с самого открытия лазарета безсменно делала перевязки и помогала княжне В. И. Гедройц во время производства операций. Как выдерживал Ее нежный организм вид ужасающих ранений - не знаю. Мне лично было всегда странно видеть, как Она Своими проворными и ловкими руками накладывала перевязки на раны. И все у Нее выходило чисто, аккуратно и хорошо», - вспоминал о проведенных в лазарете месяцах Семен Павлов.
Татьяна в форме сестры милосердия
Валентина Чеботарева писала в дневнике 4 декабря 1915 г: «Татьяна Николаевна - чудная сестра. 27-го, в день возвращения Веры Игнатьевны, взяли Смирнова в перевязочную. Температура все держалась, пульс скверный, решен был прокол после пробного укола. Игла забилась сгустками гноя, ничего не удавалось высосать, новый укол, и Вера Игнатьевна попадает прямо на гнойник; потек густой, необычайно вонючий гной. Решают немедленно прорез. Забегали мы, я кинулась фильтровать новокаин и кипятить, Татьяна Николаевна самостоятельно собрала и вскипятила все инструменты, перетаскивала столы, готовила белье. Через 25 минут все было готово. Операция прошла благополучно. После разреза сперва с трудом, а потом рекой полился невероятно вонючий гной. Первый раз в жизни у меня был позыв к тошноте, а Татьяна Николаевна ничего, только при жалобе, стонах личико подергивалось, да вся стала пунцовая».
Косынка и форменное платье, упрощающие круглое лицо Ольги, лишь подчеркивали тонкие черты Татьяны. В сочетании с ее спокойствием и сдержанностью, столь важными в медицине, в глазах романтически настроенных монархистов они делали девушку настоящим ангелом и кумиром. Офросимова вспоминала: "Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моем идеале, мне бы нужно было только написать портрет Великой Княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию Ее, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: "Вот сестра милосердия".
На этом портрете Великая княжна снята в халате сестры милосердия; она стоит посреди палаты, залитой лучами солнца; они обливают ярким светом всю ее тонкую, высокую фигуру, золотыми бликами ложатся на ее белоснежную одежду. Ее головка, в белой, низко одетой на лоб косынке, снята в профиль; черты ее прекрасны, нежны и полны грусти, глаза слегка опущены, длинная тонкая рука лежит вдоль халата…это не портрет, нет… это живая сестра милосердия зашла в палату в яркий весенний день… Она подошла к постели тяжелораненого.. она видит, что он заснул первым живительным сном… она боится шевельнуться, чтобы его не потревожить… она замерла над ним счастливая, и успокоенная за него, и утомленная от бессонных ночей и страданий, ее окружающих.»
Очень похоже, что речь идет об одной из этих фотографий
Как и Ольга, среди больничных коек Татьяна быстро нашла обожателей. Их было достаточно, но особо она выделяла двоих - Дмитрия Маламу и Владимира Кикнадзе.
Дмитрий попал в лазарет вскоре после начала войны и уехал в декабре 1914, следующий раз Татьяна, по-видимому, встретилась с ним весной 1916 г.
«Малама был молод, румян, светловолос. Выдвинулся перед войной тем, что, будучи самым молодым офицером, взял первый приз на стоверстном пробеге (на кобыле «Коньяк»). В первом же бою он отличился и, вскорости, был тяжело ранен. В нем поражало замечательно совестливое отношение к службе и к полку, в частности, - вспоминал И.Степанов, лежавший с Дмитрием в одной палате. - Он только видел сторону «обязанностей» и «ответственности». Получив из рук Императрицы заслуженное в бою Георгиевское оружие, он мучился сознанием, что «там» воюют, а они здесь «наслаждаются жизнью». Никогда ни в чем никакого чванства. Только сознание долга».
Татьяна с родственниками
В дневнике Татьяны коротко и регулярно сообщается: «После обеда в 9.15 приехал к нам Малама душка и сидел до 10.15. Ужас как была рада его видеть, он страшно мил» (28 октября 1914 г); «Сегодня мой душка Малама выписывается из лазарета. Ужас как мне жалко» (23 октября 1914г.); «Немножко сидели в 3-й палате, я с Маламой и др. Ужасно рада была его, душку, видеть» (30 октября 1914 г.); «Потом Малама душка. Ужасно довольна его видеть. Смотрели с ним потом альбом, довезли их в моторе на станцию. Ужасно было хорошо, а главное, что Малама душка был» (6 ноября 1914 г.).
В октябре 1914 г. Дмитрий подарил Татьяне французского бульдога, Ортипо, что дало повод великой княгине Ольге подшучивать над племянницей: «Татьяна, какой улан тебе подарил собачку? (сучку?) Ты сидишь на его койке, Ольга говорит. Очень занятно»
Татьяна и Анастасия с Ортипо
Насчет того, что княжну частенько заставали в палате Маламы, вспоминал и Степанов:
«Обыкновенно Княжны уходили из перевязочной раньше Матери и, пройдя по всем палатам, садились в нашей, последней, и там ждали Ее. Татьяна Николаевна садилась всегда около Маламы».
Александра симпатизировала молодому человеку. В письме от 17 марта 1916 года она рассказывала Николаю: «Мой маленький Малама провел у меня часок вчера вечером, после обеда у Ани. Мы уже 1 1/2 года его не видали. У него цветущий вид, возмужал, хотя все еще прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем - почему иностранные принцы не похожи на него?»
К слову о принцах: в паре со слухом о том, что Ольга станет женой Кароля и когда-нибудь взойдет на престол Румынии, шла сплетня о возможном браке Татьяны и крестника Николая II, Бориса Болгарского. Кстати, в случае это союза вторая дочь стала бы королевой уже в 1918 году.
В связи с тем, что Ольга не торопилась выходить за великого князя Дмитрия Павловича, его невестой кое-кто делал Татьяну, а дочь Боткина вспоминала о том, что якобы Кароль был бы рад произвести рокировку и жениться на другой девушке из the big pair.
Иногда же слухи о потенциальных мужьях достигали и ушей "невесты", чем не то раздражали, не то веселили ее: «Сейчас парикмахер завивает волосы Марии. После будет мои - для японца. В городе все говорят, что я выхожу за него замуж. Забыли, что у него жена и что язычник» (из письма Татьяны Николаю, 13 сентября 1916 г.)
Борис, будущий Борис III; Канин - Котохито Канин, японский принц, кузен японского императора, о котором идет речь в письме; Татьяна с Дмитрием Павловичем; Дмитрий Малама
В конце 1914 года Дмитрий возвращается в армию, а новым персонажем в дневнике великой княжны становится некий Владимир Кикнадзе.
Сначала, видимо, появившийся в лазарете как раненый, потом, как упоминается в дневнике Чеботаревой за конец 1915 г., Владимир с согласия императрицы остается в лазарете санитаром.
В дневнике Татьяны он упоминается часто, но с несколько меньшими эмоциями, нежели Малама. "Потом сидела с Володей… В. страшно мил" (30 октября 1915 г.), "Играла с Володей на рояле от 12 часов. Сидели вместе. Очень было уютно" (16 ноября 1915 г.), "Между сидела с Володей. Очень мил" (18 ноября 1915 г.), "Потом сидела с Володей душкой и складывали картинку вдвоем. Очень было хорошо" (21 декабря) , "Была у некоторых. С Митей, Ритой. Хорошо, но очень-очень грустно без дорого Володи" (23 декабря), "Сидела между с Володей в коридоре…Потом простились с Володей. Так было грустно, он и 7 еще поедут сегодня в Крым" (22 октября 1916 г.).
Косвенно тот факт, что Володя нравился Татьяне подтверждает факт упоминания его имени в письме Александры Николаю от 14 ноября 1915 г.: "Я просила А. пригласить Риту, Шахбегова, Кикнадзе и Деменкова к детям в 4 1/2 часа, чтобы провести приятно вечер, так как они не идут сегодня в лазарет и скучали бы без своих друзей". Шахбегов (Шах Багов) нравился Ольге, а в Деменкова была влюблена Мария.
Валентина Чеботарева, несколько неприязненно относившаяся к Владимиру, возмущенно писала в своем дневнике 4 декабря 1915 г.: «Вообще атмосфера сейчас царит тоже не внушающая спокойствия. Как только конец перевязок, Татьяна Николаевна идет делать вспрыскивание, а затем усаживается вдвоем с К. Последний неотступно пришит, то садится за рояль и, наигрывая одним пальцем что-то, много и горячо болтает с милой деткой. Варвара Афанасьевна в ужасе, что если бы на эту сценку вошла Нарышкина, мадам Зизи, то умерла бы. У Шах Багова жар, лежит. Ольга Николаевна просиживает все время у его постели. Другая парочка туда же перебралась, вчера сидели рядом на кровати и рассматривали альбом. К. так и жмется. Милое детское личико Татьяны Николаевны ничего ведь не скроет, розовое, возбужденное. А не вред ли вся эта близость, прикосновения. Мне жутко становится. Ведь остальные-то завидуют, злятся и, воображаю, что плетут и разносят по городу, а после и дальше. К. Вера Игнатьевна посылает в Евпаторию - и слава Богу. От греха подальше».
«Татьяна Николаевна допрашивала, что рассказывал О. - вернулся ведь из Евпатории. Все ждала, очевидно, услышать про К.: "Они все ведь на шесть недель поехали?"» (15 февраля 1916)
Фанарт от VelkokneznaMaria: Татьяна с детьми (серия What if) и обои
В записи от 11 июня 1916 г. Валентина сравнивала сестер и их отношения к молодым людям: «…Ольга Николаевна серьезно привязалась к Шах Багову, и так это чисто, наивно и безнадежно. Странная, своеобразная девушка. Ни за что не выдает своего чувства… Когда уехал, бедняжка с часок сидела одна, уткнувшись носом в машинку, и шила упорно, настойчиво…Татьяна легче мирится, проще приспособляется, веселится, Щебечет все равно с кем».
Что стало с Владимиром Кикнадзе после революции история, увы, умалчивает. Дмитрий Малама был убит летом 1919 в конной атаке под Царицыным (Волгоградом).
Об этом, как известно, Татьяна уже узнать не могла, так как к тому времени год была мертва.
«Интересная рука у Татьяны Николаевны, - записала в январе 1916 г., за год с небольшим до революции и за два с лишним до расстрела, Валентина Чеботарева, - линия судьбы вдруг прерывается и делает резкий поворот в сторону. Уверяют, что должна выкинуть нечто необычайное».