Про журналистику
Собрался в командировку, в столицу.
Сбился с ног в Этих Ваших в поисках гостиницы.
Списался с одной знакомой в Москве, журналистка.Так и так, где там у вас предлагают гостеприимно воды испить, когда кушать хочется, а переночевать не где, за недорого?
- у нас, есть корпоративная квартира, приезжай, живи. Но там сейчас живёт редакторша юмористического журнала "смех по пятницам". В запое. Депрессия, говорит, у неё жуткая.
- Муж, бросил? Или вернулся?
- нет, это у ней просто сезонная мировая скорбь. Она, сама из-под Харькова, поехала поступать на ин.яз, но проституткой не стала, пока искала жильё, поступила на журналиста.
- А, ясно. В профессии дело, шутка ли на всю страну юморить? Наличие депрессии - обязательное условие профпригодности.
- Угу, глав.ред. сам вискарь ей туда порой привозит.
Вобщем отказался. Чего зря человеку рабочее настроение портить?
А эта, которая знакомая то, с юмором.
- Чего, к ней в журнал не пишешь? Всё хлебная крошка.
- Не, нельзя. замуж как то надо бы. какой там юмор. Годы летят стрелою. На позитиве надо для этого быть.
Так, порой, заезжаю с коньяком к ней. Ну. Чтоб проникнуться. И обратно на позитив. То убьют же кого нибудь, то выпустят, а он раз - и зарезал продавщицу. Всё ж надо освещать, общественность в курс вводить. Какое было бельё на трупе продавщицы, от нины риччи или какого нибудь вшивого бруно банани? Крупным планом сниму - да, от нины риччи, слава Б-гу, ну всё хорошо, значит. Иначе - ж нельзя, Москва.
***
ох уж мне эти журналисты... особенно журналистки. Держаться от них надо подальше. Помнится, как то в Ёбурге другая знакомая журналистка гостеприимничала. Я тогда в командировку в институт геологии и геохимии УРО РАН ездил, а к ней зашёл так, перед поездом часика три оставалось, дай, думаю, поздороваться вдруг у неё мама с папой на даче
Приезжаю, а они сидят с подружкой во дворике на детских качельках, и что то живо там обсуждают, прихлёбывая портвейн из горла.Чего это, говорю вы? средь бела то дня? и портвейн?
- а мы, говорит подружка, конец Людкиной свободы отмечаем - мужа отправила с ребёнком к родителям три дня назад, вот, сегодня должен был вернуться. Вернулся, но, как нечаянно выяснилось, не к Людке.
- Понятно. Тогда, может, текилы? А то у меня время есть до поезда, как раз незаметно пролетит.
Подружка постаралась побудить их дружественную общественность к утешению Людки, от того к текиле откуда то повылазили разные личности: один со скрипкой, другой с травой, третий просто бухать на халяву.
Через час мы сидели у Людки дружной толпой человек в семь, кто то читал Бродского, кому то били морду, а Людка пила, пела песни на свои стихи и плакала, потом пила и опять плакала.
Смотрю, текила кончается, до паровоза ещё час, а плач Людки и вопли отпизженного халявщика, которого пришлось запереть на балконе, всё пронзительнее. Горе, думаю. От чего горю не помочь? Пошёл и ещё взял текилы. Домой я вернулся только через сутки. Как меня и кто грузил в паровоз - помню плохо, смутно и лишь по рассказам. Ментов. Молодец, говорят. И друзья у тебя хорошие. Щедрые. Провожали шумною толпою, с гитарой и даже баяном. Денег на тебя не пожалели. За разбитую морду проводника, стекло в киоске и сопротивление при задержании начислили нам по зарплате. Так, говорю, погодите ка. Разве киоск - тоже я? - Нет, и проводника не ты но в протоколе то написано, друзья же сказали, что это тебе ехать надо. И вообще, давай, езжай уже домой, пива возьми, по пути, а то выглядишь не важно. Полез в карман, где вчера оставалось почти две тысячи баксов, а там только на пиво и осталось. Да, думаю, щедрые.
Пришёл домой и зарёкся с журналистами, и уж тем более с журналистками не пить. Да, похоже, как та свинья.
Сбился с ног в Этих Ваших в поисках гостиницы.
Списался с одной знакомой в Москве, журналистка.Так и так, где там у вас предлагают гостеприимно воды испить, когда кушать хочется, а переночевать не где, за недорого?
- у нас, есть корпоративная квартира, приезжай, живи. Но там сейчас живёт редакторша юмористического журнала "смех по пятницам". В запое. Депрессия, говорит, у неё жуткая.
- Муж, бросил? Или вернулся?
- нет, это у ней просто сезонная мировая скорбь. Она, сама из-под Харькова, поехала поступать на ин.яз, но проституткой не стала, пока искала жильё, поступила на журналиста.
- А, ясно. В профессии дело, шутка ли на всю страну юморить? Наличие депрессии - обязательное условие профпригодности.
- Угу, глав.ред. сам вискарь ей туда порой привозит.
Вобщем отказался. Чего зря человеку рабочее настроение портить?
А эта, которая знакомая то, с юмором.
- Чего, к ней в журнал не пишешь? Всё хлебная крошка.
- Не, нельзя. замуж как то надо бы. какой там юмор. Годы летят стрелою. На позитиве надо для этого быть.
Так, порой, заезжаю с коньяком к ней. Ну. Чтоб проникнуться. И обратно на позитив. То убьют же кого нибудь, то выпустят, а он раз - и зарезал продавщицу. Всё ж надо освещать, общественность в курс вводить. Какое было бельё на трупе продавщицы, от нины риччи или какого нибудь вшивого бруно банани? Крупным планом сниму - да, от нины риччи, слава Б-гу, ну всё хорошо, значит. Иначе - ж нельзя, Москва.
***
ох уж мне эти журналисты... особенно журналистки. Держаться от них надо подальше. Помнится, как то в Ёбурге другая знакомая журналистка гостеприимничала. Я тогда в командировку в институт геологии и геохимии УРО РАН ездил, а к ней зашёл так, перед поездом часика три оставалось, дай, думаю, поздороваться вдруг у неё мама с папой на даче
Приезжаю, а они сидят с подружкой во дворике на детских качельках, и что то живо там обсуждают, прихлёбывая портвейн из горла.Чего это, говорю вы? средь бела то дня? и портвейн?
- а мы, говорит подружка, конец Людкиной свободы отмечаем - мужа отправила с ребёнком к родителям три дня назад, вот, сегодня должен был вернуться. Вернулся, но, как нечаянно выяснилось, не к Людке.
- Понятно. Тогда, может, текилы? А то у меня время есть до поезда, как раз незаметно пролетит.
Подружка постаралась побудить их дружественную общественность к утешению Людки, от того к текиле откуда то повылазили разные личности: один со скрипкой, другой с травой, третий просто бухать на халяву.
Через час мы сидели у Людки дружной толпой человек в семь, кто то читал Бродского, кому то били морду, а Людка пила, пела песни на свои стихи и плакала, потом пила и опять плакала.
Смотрю, текила кончается, до паровоза ещё час, а плач Людки и вопли отпизженного халявщика, которого пришлось запереть на балконе, всё пронзительнее. Горе, думаю. От чего горю не помочь? Пошёл и ещё взял текилы. Домой я вернулся только через сутки. Как меня и кто грузил в паровоз - помню плохо, смутно и лишь по рассказам. Ментов. Молодец, говорят. И друзья у тебя хорошие. Щедрые. Провожали шумною толпою, с гитарой и даже баяном. Денег на тебя не пожалели. За разбитую морду проводника, стекло в киоске и сопротивление при задержании начислили нам по зарплате. Так, говорю, погодите ка. Разве киоск - тоже я? - Нет, и проводника не ты но в протоколе то написано, друзья же сказали, что это тебе ехать надо. И вообще, давай, езжай уже домой, пива возьми, по пути, а то выглядишь не важно. Полез в карман, где вчера оставалось почти две тысячи баксов, а там только на пиво и осталось. Да, думаю, щедрые.
Пришёл домой и зарёкся с журналистами, и уж тем более с журналистками не пить. Да, похоже, как та свинья.