И с отвращением читая жизнь мою
В последние дни я столкнулась с тем, сколько людей живет в полном разладе со своим прошлым. Мне это видится серьезной психологической проблемой: неготовность многих встретиться как с самим собой, прежним, так и с самим собой, прежним в восприятии другого. Просто таки огромный комплекс многих и многих, не прощающих ни себе, ни другим себя прежнего.
Люди тщательно стараются отделиться от себя, натворившего, по их мнению, столько глупостей в прошлом. Им неприятно даже самое упоминание их настоящих имен в связи с какими-то событиями, которые запомнились другим. Одни хотели бы, чтобы их помнили только в те моменты, которые они сами для себя наметили постфактум. Другие разделили прежнюю жизнь и настоящую на ночную и дневную, на сетевую и бытовую или деловую. Третьи отреклись от себя, задиристых нарушителей конвенций, в пользу местоблюстителей и почитателей иерархий, в которые удалось наконец вписаться.
И все трепещут перед взглядом со стороны. Каждый старый друг воспринимается как потенциальный шантажист, знающий постыдные тайны прошлого. У одного бывшее лежит пыльным скучным грузом. У другого - разлагается и гниет, отравляя сны и подсыпая трупного йаду в самые простые удовольствия. И если в первом случае, оно просто не приносит никакой когнитивной пользы, то во втором - довольно сильно мешает жить. Многие боятся собственных детей - а вдруг ребенок узнает, что их мама трахалась и даже кончала, и вовсе не с папой. Какой-то кошмар, право же. Вот что я имею против вас - вы забыли первую любовь свою!
Следует уважать конфиденциальность и приватность отдельной жизни. Но почему бы не уважать и право каждого на открытые формы воспоминаний? Я вспоминаю то, что я вспоминаю. Это моя голова, мой языковой контур. Имею ли я авторское право хотя бы на содержимое своей головы?
И плевать мне на занятость будущих филологов.
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Люди тщательно стараются отделиться от себя, натворившего, по их мнению, столько глупостей в прошлом. Им неприятно даже самое упоминание их настоящих имен в связи с какими-то событиями, которые запомнились другим. Одни хотели бы, чтобы их помнили только в те моменты, которые они сами для себя наметили постфактум. Другие разделили прежнюю жизнь и настоящую на ночную и дневную, на сетевую и бытовую или деловую. Третьи отреклись от себя, задиристых нарушителей конвенций, в пользу местоблюстителей и почитателей иерархий, в которые удалось наконец вписаться.
И все трепещут перед взглядом со стороны. Каждый старый друг воспринимается как потенциальный шантажист, знающий постыдные тайны прошлого. У одного бывшее лежит пыльным скучным грузом. У другого - разлагается и гниет, отравляя сны и подсыпая трупного йаду в самые простые удовольствия. И если в первом случае, оно просто не приносит никакой когнитивной пользы, то во втором - довольно сильно мешает жить. Многие боятся собственных детей - а вдруг ребенок узнает, что их мама трахалась и даже кончала, и вовсе не с папой. Какой-то кошмар, право же. Вот что я имею против вас - вы забыли первую любовь свою!
Следует уважать конфиденциальность и приватность отдельной жизни. Но почему бы не уважать и право каждого на открытые формы воспоминаний? Я вспоминаю то, что я вспоминаю. Это моя голова, мой языковой контур. Имею ли я авторское право хотя бы на содержимое своей головы?
И плевать мне на занятость будущих филологов.
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.