Бывает
Стрижка.
Месяца три назад одна знакомая, только что окончившая стилистический колледж с названием из советских времен вроде «Прядь» или «Завивка», посмотрев на выползающие из под ушей кудри, сказала:
Тебя бы постричь.
Постриги, - я ответил, и прошло лето.
Голова моя за эти дни стала похожа на парик, вывернутый на изнанку. Я надевал серый с красными полосами шарф и становился похожим на успешного поэта. Я снимал его, и во мне видели ну ни как не меньше журналиста. Туфли блестящие, джинсы, от которых я старательно отдирал ногтями вкрапления последней моды, портфель из кожи, часы из отцовского секретера - всё это легко и элегантно дополняло образ.
Я давно решил, что стричься надо у человека с фантазией, а лучше еще и заинтересованного в твоем внешнем виде, то есть у приятеля. Выждав и отрастив, я стал добиваться аудиенции у единственной знакомой в этой сфере, добился, и был приглашен к десяти вечера в «Звезду».
Пока я ждал, естественно задерживающуюся барышню, я накатил, встретил друга, и оба, разумеется, начали греться пивом. Ждали минут сорок, и я, по крайней мере, прогрелся основательно. В самой редакции меня усадили на стул в проходе, загроможденном книгами, брошюрами, буклетами и самим журналом. Слева была урна, справа в застекленной витрине маячили многие издания Бродского, который со своих портретов взирал с уколом тренировочной шпаги. За дверью, чуть в отдалении по коридору, раздавались звуки активной работы редакторского состава, а именно стук клавиш, музыка и молчание. Мой друг, сбегав за бутылкой, не дрожащими руками разливал, пили все. Велся разговор, начисто выпавший из моей памяти, видимо из-за его бессмысленности и пустоты.
И вот я сидел и думал: «Мама, я в «Звезде». Место о котором я слышал и читал тома, горы. Тут бывали такие люди, что я смущаюсь спустя годы, дышать этим воздухом. Я мечтал сюда попасть, принести рукописи, смущенно постучаться, дрожащим голосом объяснить, что я мню свои мысли интересными. А попал в качестве клиента парикмахера. Мои волосы падают на паркет увядающего литературного журнала. И, похоже, что все что я оставлю в этих помещениях это будут застрявшие в половицах волосинки...»
Потом я напился, и выйдя на улицу не заметил, по выражению моего спутника, низкого балкона второго этажа, которым здорово рассек себе голову. Может за кощунство?...
Месяца три назад одна знакомая, только что окончившая стилистический колледж с названием из советских времен вроде «Прядь» или «Завивка», посмотрев на выползающие из под ушей кудри, сказала:
Тебя бы постричь.
Постриги, - я ответил, и прошло лето.
Голова моя за эти дни стала похожа на парик, вывернутый на изнанку. Я надевал серый с красными полосами шарф и становился похожим на успешного поэта. Я снимал его, и во мне видели ну ни как не меньше журналиста. Туфли блестящие, джинсы, от которых я старательно отдирал ногтями вкрапления последней моды, портфель из кожи, часы из отцовского секретера - всё это легко и элегантно дополняло образ.
Я давно решил, что стричься надо у человека с фантазией, а лучше еще и заинтересованного в твоем внешнем виде, то есть у приятеля. Выждав и отрастив, я стал добиваться аудиенции у единственной знакомой в этой сфере, добился, и был приглашен к десяти вечера в «Звезду».
Пока я ждал, естественно задерживающуюся барышню, я накатил, встретил друга, и оба, разумеется, начали греться пивом. Ждали минут сорок, и я, по крайней мере, прогрелся основательно. В самой редакции меня усадили на стул в проходе, загроможденном книгами, брошюрами, буклетами и самим журналом. Слева была урна, справа в застекленной витрине маячили многие издания Бродского, который со своих портретов взирал с уколом тренировочной шпаги. За дверью, чуть в отдалении по коридору, раздавались звуки активной работы редакторского состава, а именно стук клавиш, музыка и молчание. Мой друг, сбегав за бутылкой, не дрожащими руками разливал, пили все. Велся разговор, начисто выпавший из моей памяти, видимо из-за его бессмысленности и пустоты.
И вот я сидел и думал: «Мама, я в «Звезде». Место о котором я слышал и читал тома, горы. Тут бывали такие люди, что я смущаюсь спустя годы, дышать этим воздухом. Я мечтал сюда попасть, принести рукописи, смущенно постучаться, дрожащим голосом объяснить, что я мню свои мысли интересными. А попал в качестве клиента парикмахера. Мои волосы падают на паркет увядающего литературного журнала. И, похоже, что все что я оставлю в этих помещениях это будут застрявшие в половицах волосинки...»
Потом я напился, и выйдя на улицу не заметил, по выражению моего спутника, низкого балкона второго этажа, которым здорово рассек себе голову. Может за кощунство?...