Мифология Путинизма
Красовский и ему подобные участвуют в рождении «новой истории», зачёркивающую историю реальную.
Осознанно или нет - не важно. Они отрицают возможность человека оставаться Человеком. По причине того, что сами не видят для себя возможности оставаться людьми в аналогичных условиях. Эта попытка Красовского паскудна ещё и тем, что планируемые им к вбитию в мозг молодёжи модели поведения основаны на давно разоблачённых в исторической литературе фейках. И, к сожалению, только в исторической литературе: «К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходиться конкурировать с жёлтой прессой»- пишет историк А. Волынец. Вашему вниманию выдержки из его книги «Жданов», вышедшей в серии ЖЗЛ, посвящённые этой больной для Красовского (и известного Сванидзе) теме.
... Зато альтернативно одарённые всех мастей любят «вспоминать» как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, обильными тиражами наплодившиеся ещё в «перестроечном» угаре. И уже третий десяток лет привычно повторяется развесистая клюква: о том, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в «лаун-тенис» (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «буше» (ещё одно красивое слово) и как объедался персиками, специально доставленными самолётом из партизанских краёв. Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в развесистых персиках…
Впрочем, у персиков есть не менее сладкая альтернатива - так Евгений Водолазкин в «Новой газете» накануне Дня победы, 8 мая 2009 г. публикует очередную ритуальную фразу про город «с Андреем Ждановым во главе, получавшим спецрейсами ананасы». Показательно, что доктор филологических наук Водолазкин не раз с явным увлечением и смаком повторяет про эти «ананасы» в целом ряде своих публикаций (Например: Е.Водолазкин «Моя бабушка и королева Елизавета. Портрет на фоне истории» / украинская газета «Зеркало недели» №44, 17 ноября 2007 г.) Повторяет, конечно же, не потрудившись привести ни малейшего доказательства, так - мимоходом, ради красного словца и удачного оборота - почти ритуально.
Поскольку заросли ананасов в воюющем СССР не просматриваются, остаётся предположить, что по версии г-на Водолазкина данный фрукт специально для Жданова доставлялся по ленд-лизу… Но в целях справедливости к уязвленному ананасами доктору филологических наук, заметим, что он далеко не единственный, а всего лишь типичный распространитель подобных откровений. Нет нужды приводить на них ссылки - многочисленные примеры такой публицистики без труда можно найти в современном русскоязычном интернете.
К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходиться конкурировать с жёлтой прессой… Вот что рассказывает в изданном в Петербурге в 1995 г. сборнике «Блокада рассекреченная» писатель и историк В.И.Демидов: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестёр, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т.п.), Жданов отличался неприхотливостью: "каша гречневая и щи кислые - верх удовольствия".
Что касается "сообщений печати", хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, - недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. "Корки от апельсинов" обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (это "факт" - из финского фильма "Жданов - протеже Сталина"). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором - вместе с "помойкой" - особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко - во флигеле во дворе Смольного. И "блины" ему личный шофёр (ещё один "факт" из печати, из "Огонька") не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, "принятый" им ещё от С.М. Кирова, "дядя Коля" Щенников. Писали про "персики", доставлявшиеся Жданову "из партизанского края", но не уточнив: был ли зимой 1941-1942 года урожай на эти самые "персики" в псковско-новгородских лесах и куда смотрела головой отвечавшая за жизнь секретаря ЦК охрана, допуская к его столу сомнительного происхождения продукты...»Оператор располагавшегося во время войны в Смольном центрального узла связи Михаил Нейштадт вспоминал: «Честно скажу, никаких банкетов я не видел. Один раз при мне, как и при других связистах, верхушка отмечала 7 ноября всю ночь напролет. Были там и главком артиллерии Воронов, и расстрелянный впоследствии секретарь горкома Кузнецов. К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами, Солдат никто не угощал, да мы и не были в обиде... Но каких-то там излишеств не помню. Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов. Учет был строжайший. Поэтому все эти разговоры о “праздниках живота” больше домыслы, нежели правда... Жданов был первым секретарем обкома и горкома партии осуществлявшим все политическое руководство. Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всем, что касалось материальных вопросов».
Даниил Натанович Альшиц (Аль), коренной петербуржец, доктор исторических наук, выпускник, а затем профессор истфака ЛГУ, рядовой ленинградского народного ополчения в 1941 году, пишет в недавно вышедшей книге: «…По меньшей мере смешно звучат постоянно повторяемые упреки в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де голодали, а то и умирали от голода, а начальники в Смольном ели досыта, “обжирались”. Упражнения в создании сенсационных “разоблачений” на эту тему доходят порой до полного абсурда. Так, например, утверждают, что Жданов объедался сдобными булочками. Не могло такого быть. У Жданова был диабет и никаких сдобных булочек он не поедал…Мне приходилось читать и такое бредовое утверждение - будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шесть поваров за то, что подали начальству холодные булочки. Бездарность этой выдумки достаточно очевидна. Во-первых, повара не подают булочек. Во-вторых, почему в том, что булочки успели остыть, виноваты целых шесть поваров? Все это явно бред воспаленного соответствующей тенденцией воображения».
Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал её и установил жёстко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов военсовета Ленинградского фронта (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьёву). Участник боёв на Невском пятачке командир 86-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизия народного ополчения) полковник Андрей Матвеевич Андреев, упоминает в мемуарах как осенью 1941 г., после совещания в Смольном, видел в руках Жданова небольшой черный кисет с тесемкой, в котором член Политбюро и Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшейся ему пайковый хлеб - хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперёд.
Конечно, это не были 125 грамм, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет.
Действительно, в период блокады высшее государственное и военное руководство Ленинграда снабжалось куда лучше, чем большинство городского населения, но без любимых разоблачителями «персиков» - здесь господа разоблачители явно экстраполируют на то время собственные нравы… Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении - значит предъявлять такие претензии и солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан, или обвинять лётчиков и подводников, что они в блокаду кормились лучше рядовых пехотинцев. В блокадном городе всё без исключения, в том числе и эта иерархия норм снабжения, подчинили целям обороны и выживания, так как разумных альтернатив тому, чтобы устоять и не сдаться, у города просто не было...
Показательный рассказ о Жданове в военном Ленинграде оставил Гаррисон Солсбери, шеф московского бюро «Нью-Йорк таймс». В феврале 1944 г. этот хваткий и дотошный американский журналист прибыл в только что освобожденный от блокады Ленинград. Как представитель союзника по антигитлеровской коалиции он посетил Смольный и иные городские объекты. Свою работу о блокаде Солсбери писал уже в 60-е гг. в США, и его книгу уж точно невозможно заподозрить в советской цензуре и агитпропе.
По словам американского журналиста, большую часть времени Жданов работал в своем кабинете в Смольном на третьем этаже: «Здесь он работал час за часом, день за днем. От бесконечного курева обострилась давняя болезнь, - астма, он хрипел, кашлял... Глубоко запавшие, угольно-темные глаза горели; напряжение испещрило его лицо морщинами, которые резко обострились, когда он работал ночи напролет. Он редко выходил за пределы Смольного, даже погулять поблизости... В Смольном была кухня и столовая, но почти всегда Жданов ел только в своем кабинете. Ему приносили еду на подносе, он торопливо ее проглатывал, не отрываясь от работы, или изредка часа в три утра ел по обыкновению вместе с одним-двумя главными своими помощниками… Напряжение зачастую сказывались на Жданове и других руководителях. Эти люди, и гражданские и военные, обычно работали по 18, 20 и 22 часа в сутки, спать большинству из них удавалось урывками, положив голову на стол или наскоро вздремнув в кабинете. Питались они несколько лучше остального населения. Жданов и его сподвижники, также как и фронтовые командиры, получали военный паек: 400, не более, граммов хлеба, миску мясного или рыбного супа и по возможности немного каши. К чаю давали один-два куска сахара. …Никто из высших военных или партийных руководителей не стал жертвой дистрофии. Но их физические силы были истощены. Нервы расшатаны, большинство из них страдали хроническими заболеваниями сердца или сосудистой системы. У Жданова вскоре, как и у других, проявились признаки усталости, изнеможения, нервного истощения».
Действительно, за три года блокады Жданов, не прекращая изнурительной работы, перенёс «на ногах» два инфаркта. Его одутловатое лицо больного человека через десятилетия даст повод сытым разоблачителям, не вставая с тёплых диванов, шутить и лгать о чревоугодии руководителя Ленинграда во время блокады. Валерий Кузнецов, сын Алексея Александровича Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), ближайшего помощника Жданова в годы войны, в 1941 г. пятилетний мальчик, ответил на вопрос корреспондентки о питании ленинградской верхушки и столовой Смольного в период блокады: «Я обедал в той столовой и хорошо помню, как там кормили. На первое полагались постные, жиденькие щи. На второе - гречневая или пшенная каша да еще тушенка. Но настоящим лакомством был кисель. Когда же мы с папой выезжали на фронт, то нам выделяли армейский паек. Он почти не отличался от рациона в Смольном. Та же тушенка, та же каша.
- Писали, что в то время, как горожане голодали, из квартиры Кузнецовых на Кронверкской улице пахло пирожками, а Жданову на самолете доставлялись фрукты...
- Как мы питались, я уже вам рассказал. А на Кронверкскую улицу за все время блокады мы приезжали с папой всего-то пару раз. Чтобы взять деревянные детские игрушки, ими растопить печку и хоть как-то согреться, и забрать детские вещи. А насчет пирожков... Наверное, достаточно будет сказать, что у меня, как и у прочих жителей города, была зафиксирована дистрофия.
Жданов... Понимаете, меня папа часто брал с собой в дом Жданова, на Каменный остров. И если бы у него были фрукты или конфетки, он бы наверняка уж меня угостил. Но такого я не припомню».
Когда с Красовским случится диабет, он перейдёт на пирожные и апельсины.
Источник
24 января 2013 года многие средствах массовой информации, как либерального, так и православно-державного толка, в одинаковых тонах вспомнили об одном документе. Документе, выпущенном органом, не уполномоченном на его издание, документе без подписи и даты, но до сих пор, достойным, по их мнению, глубокомысленного упоминания.
Я имею в виду даже не весь документ, а шестой пункт протокола заседания Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1918 года. Напомню, что Оргбюро - орган созданный 16 января 1919 г. Центральным комитетом РКП(б) для подготовки 7 съезда РКП(б). Всего в Оргбюро входило три человека: Я. Свердлов, М. Владимирский и Н. Крестинский.
Протокол гласит: «Предварительно сообщается, что 24 января 1919 года состоялось заседание Оргбюро ЦК РКП(б)». 6-й пункт повестки дня: “Циркулярное письмо ЦК об отношении к казакам”. Решение: “Принять текст циркулярного письма. Предложить комиссариату земледелия разработать практические мероприятия по переселению бедноты в широком масштабе на казачьи земли”. Ни текста циркулярного письма, ни того, кто из членов Оргбюро присутствовал на заседании 24 января, в этом странном документе нет. Документ введен в научный оборот в 1967 году и в (1) назван директивой.
Текст циркулярного письма был обнародован в «Известиях ЦК КПСС» в 1989 году на волне крутого изменения идеологических позиций высшего партийного руководства, начатого в «перестроечное» время. Письмо не имеет даты, а подписано не принявшим его Оргбюро, а ЦК РКП(б).
Исследовавший эту проблему Р. Медведев пишет:«Январская директива противоречила всем предыдущим постановлениям Совнаркома о работе в казачьих районах, всем недавним декабрьским декларациям СНК, ВЦИК, РВС республики и лично Ленина и Свердлова в их обращении к казачеству, что Советская власть не будет наказывать тех казаков и казачьих офицеров, которые добровольно оставят армию генерала Краснова, что Советская власть не будет покушаться на основы казачьего быта, что казачеству будет предоставлена полная самостоятельность в устройстве своей жизни, что земли трудового казачества не будут затронуты новым аграрным законодательством, что право на землю в казачьих районах будет сохранено только за трудящимися, оседло живущими на войсковых территориях ..
Нет никаких свидетельств того, что данная директива обсуждалась в Политбюро или где-либо вне Оргбюро ЦК” . Но где свидетельства ее обсуждения в Оргбюро? Протокол - свидетельство не безусловное. Даже состав участников заседания в протоколе не указан: “В протоколе этого и ряда последующих заседаний оргбюро присутствующие не указаны.
...
В конкретных деталях, текст протокола Оргбюро расходится с текстом циркулярного письма. В циркулярном письме не Оргбюро, а “ЦК постановляет” не “предложить наркомату земледелия”, а “провести через соответствующие советские учреждения обязательство Наркомзему” разработать “фактические меры по переселению бедноты на казачьи земли”, причем сделать это “в спешном порядке”. Оргбюро не могло разговаривать таким тоном ни с Наркомземом, ни, тем более, с вышестоящими советскими учреждениями - Совнаркомом и ЦИКом. В связи с этим подлинность протокола заседания Оргбюро от 24 января представляется в высшей мере сомнительной». (2)
Большинство современных исследователей исключают, что текст письма принят на заседании Оргбюро. В (3) показано, что оно не может принадлежать Я. Свердлову и высказывается предположение, что письмо тайно инспирировано И.Сталиным. В (4) в этом обвиняют Троцкого. Но все исследователи едины в том, что к письму не имеет отношения ЦК РКП(б) и В.И. Ленин. Адекватно оценить значимость этого документа, можно только осветив предысторию вопроса.
Первоначально возникнув как сообщество беглых крестьян, казачество с 18 века превратилась в служивое сословие феодального государства, несущее функции пограничной стражи, державшееся на самоокупаемости за счет земель, которые казаки получили за службу. Со временем, районы проживания казаков перестали быть пограничными землями, а возможности самоокупаемости сильно уменьшились.
Корни расказачивания растут значительно глубже, чем из советского времени.
Начало процесса можно увидеть в усмирении Петром 1 восстания казаков под руководством Кондратия Булавина. Тогда на плавучих виселицах по Дону сплавили 7 тыс. повешенных казаков, была сожжена треть казачьих станиц. Более миллиона десятин казачьей земли передали в соседние с Доном губернии.
Именно тогда закончилась казачье самоуправление. Теперь Войсковых Атаманов не могли избирать на Казачьем Круге. Войсковых Атаманов с 1715 г. стали назначать Императоры России из лиц, не только не казачьего рода, а иногда даже не православного вероисповедания. ( Лютеране барон Ф.Ф. фон Таубе, граф М.Н. Грабе).
По освободительному акту, подписанному 19 февраля 1861г Императором Александром II, отпущенным из крепостной неволи Донским крестьянам местными помещиками было "нарезано" (выделено) 2 051 195 десятин земли, т.е. более 2 млн. гектар войсковой казачьей земли. Войско Донское с одной стороны потеряло столько земли, а с другой закрепило на своей земле массу новых собственников в виде иногородних крестьян. Постоянные отрывы на служебные сборы, приводили к тому, что в начале 20 века казачьи земли давали меньший урожай, чем предпринимательские крестьянские хозяйства.
Всё это, по мере развития капитализма в России, обрекало казацкое сословие на неизбежное уничтожение, ибо зрелому капитализму не свойственны какие либо юридические привилегии и внеэкономические ограничения.
Помимо расслоения на простых казаков и офицеров, усилилась дифференциация по степени зажиточности. К началу 20 века примерно 40 % казачества составляли бедняки, 35% средняки и 25 процентов кулаки. (4)
К этому времени большинство политических партий в России, от социалистов до либералов, стояло за ликвидацию сословного строя в России. В тех районах казацкого мира, где размер земельного пая казака мало отличался от крестьянина (Забайкальское, Амурское казачество) стали подниматься идеи отказаться от сохранения казацкого сословия.
О проблемах казачества говорил на заседании первой Государственной думы писатель Ф.Д. Крюков: "...казак, и находясь в казармах, и находясь дома, должен, прежде всего, помнить, что он не человек в общепринятом высоком смысле слова, а нижний чин, только нижний чин, так называемая "серая святая скотина". И далее: "Казак не имеет права войти в общественное помещение, где хотя бы случайно был офицер; старик казак не может сесть в присутствии офицера, хотя бы очень юного; казак не имеет права продать свою лошадь, не спросясь начальства, хотя бы эта лошадь пришла в совершенную негодность; но зато казак имеет право быть посаженным на несколько дней в кутузку за не вычищенные сапоги или запыленное седло".
Зато казаки имели существенные привилегии, прежде всего по величине земельного пая, по сравнению с простым крестьянином. В европейской части казацкого мира эта разница были больше, чем в восточных. По этой причине, выступали за расказачивание прежде всего казаки восточной части России, где двадцатилетняя обязательная служба, с необходимостью приобретать оружие и экипировку не компенсировалась увеличением земляного пая у казака.
Например, забайкальские казаки еще в 1901 году подавали петицию правительству, о возвращении их в крестьянское положение.
В области Войска Донского сильно отличались размеры земельного пая между казацкими станицами северной части области, с почти сплошным казацким населением и южной, где казацкое население составляло меньшинство. Казачий земельный надел южных округов был равен в среднем 20-25 десятинам, а северо-восточных - 2-4 десятинам.
Таким образом, в северных округах Дона, простые казаки довольствовались наделами в 2-3 раза меньшими по сравнению со средним паем. ( Крестьяне южных областей, переселённые туда во времена Екатерины, имели наделы менее десятины.) Именно размером земельного пая определялась разница отношений казаков севера и юга области Войска Донского к советской власти. Всего, казачье сословие объединяло свыше 1,5 млн. человек, то есть 42,3% всех жителей области.
Стремление же многих казаков к самоуничтожению казацкого сословия была связано с желанием избавиться от двадцатилетней службы «за свой счёт», с дежурствами при правлениях, смотрами, лагерными сборами. А также стремлением получить право на свободное передвижение, выбор профессии и избавиться от произвола казацких верхов, доходящего вплоть до отдачи в работники «за долги». Воззванием Временного правительства от 3 марта 1917 года отменялись все сословные, национальные и вероисповедальные ограничения и привилегии. Было признано необходимым выделение казачьей земли малоземельным крестьянам.
Видя в казачестве верную опору монархизму, Временное правительство опасалось, что казачество и прежде всего Донское, будет бороться за восстановление в России монархии и поэтому оно приняло курс на растворение казачьей массы пришлым на Дон крестьянским населением.