Наследство. (новая редакция)
То лето мне особенно запомнилось слепящим тополиным пухом и тихими прохладными вечерами. Замечательное было лето! Возвращался я как-то раз из своей канцелярии уютными московскими закоулками, как вдруг вижу - ба! Неужели Воронов? Подхожу - и вправду он!
-Ну, брат, сколько лет, сколько зим!
-Прилогин? Неужто ты! Какая встреча! Ну, здравствуй, брат!
-Ну что, как дела твои, как жизнь?
-Да так, потихонечку. Вот, в Иностранной коллегии сейчас.
-Да ну, врёшь, небось, всегда ведь приврать любил, а? Помнишь, как тогда, в университете, на 3-ем курсе-то?
-Да, было время... А ты сейчас где, где служишь?
-Я вот брат, у Бухвостова в секретарях, знаешь его?
-Да как не знать! Высоко залетел!
-Ну что ты, что ты... Ты вот лучше скажи, как отец твой, как Пелагея Сергевна?
Воронов нахмурился.
-Отец умер 2 года назад, а матушка не так давно вышла замуж за князя Вельского.
Отец Воронова был богатым помещиком, с 5000 душ - сыну доставалось огромное состояние. Пелагея Сергеевна же была милой и добродушной, но уже немолодой женщиной, правда, на мой взгляд, давно немного не в себе. Признаться, я несколько опешил от таких новостей.
Воронов - добрый малый! - увидел, что я нахмурился и призадумался, начал извиняться, смешить меня и через некоторое время мы оба хохотали над анекдотом про князя Рокотова. Да, он ничуть не изменился!
Так, в разговоре с ним, я дошёл до его дома на Большой Никитской - и он настоятельно, со всею подобающей серьёзностью пригласил меня завтра же к нему на обед. Ох, и посмешил же он меня за этот день! Я отказался, сославшись на загруженность по службе. Но на следующий день всё-таки явился к нему к двум часам, надеясь застать его врасплох. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что слуги суетятся, как будто перед званым обедом. Вот проказник, знал ведь, что я приду!..
С тех пор не бывало дня, чтобы я не обедал у Вороновых или просто не забегал проведать их. Они вели затворническую жизнь по настоянию Вельского, без необходимости никуда не выезжая, тем не менее, для меня они делали исключение - и я этому не удивляюсь, ведь как только Пелагея Сергеевна (бедняжка страдала от отсутствия светского общества) услышала от Воронова обо мне, она и слышать не хотела упрёков мужа и с радостью стала принимать старого знакомого. Замечу однако, что князь обладал сильным влиянием на старушку, и она слушалась его доселе беспрекословно, поэтому такой её выверт застал его врасплох, и он вынужден был признать своё поражение. Понятное дело, что меня он недолюбливал, однако вёл себя со мной вежливо и почтительно, разговаривал весьма любезно, ничем не выдавая своего раздражения. Воронoв же откровенно боялся его и уверял меня, что у него бес за пазухой сидит.
Зайдя однажды к Вороновым, я обнаружил своего друга сидящим в своей постели, бледным и слабым, но с решительным взглядом. Такого выражения лица я никогда не замечал у него- пожалуй, я даже испугался. Он, очевидно, ожидал моего прихода, и когда я вошёл, предложил сесть подле него.
-Ты знаешь, Ника, что меня отравили? (Ника - это моё имя)
Я выпучил на него глаза и вскричал:
-Но кто же, кто мог это сделать?! Боже мой!
-Я считаю, что это сделал мой отчим, князь Вельский, - тем же слабым, но леденяще спокойным голосом продолжал Воронов, - это произошло вчера вечером, когда мы ужинали. Он мог подсыпать яд в мой бокал, когда наливал мне вино.
-Но почему ты так уверен в этом? Зачем ему тебя убивать?!
Воронов посмотрел на меня, как на идиота, и усмехнулся. Право, его как будто подменили!
-Так ты до сих пор ничего не понял?.. После смерти моей матери всё состояние достаётся мне, как прямому наследнику. Такова была воля моего отца. Следовательно, единственной преградой к деньгам матушки для Вельского являюсь я. Что же, ты думаешь, Вельский женился на матушке по любви?! Да ведь она больна, и больна тяжело, а этот старый мерзавец ещё и расстраивает её нервы! Теперь же он распускает слухи о моей тяжёлой болезни - а ты знаешь, чем нелепее слухи, тем сильнее они укореняются в нашем пустоголовом обществе.
Он умолк и тяжело дышал. Вид у него был неважный. Я посмотрел на него с состраданием. Он это заметил, недобро усмехнулся и продолжал.
-Он уже два раза отравлял меня. Выдавал это за приступы моей болезни. Даже меня он смог убедить, что я тяжело болен. Я отмахивался от него и не желал слышать ни о каком лечении - а ему это только и надо было. Сейчас дело серьёзнее... Я скоро умру, Ника! Обещай, что отомстишь за меня!
Он посмотрел мне в глаза. Его лоб покрылся испариной, а лицо его за день, что я не видел его, приняло болезненно-жёлтый оттенок. Он действительно был сильно нездоров. Я был поражён и не находил слов, чтобы поддержать его - да и нуждался ли он в них? По его виду казалось, что он про себя уже всё решил.
-Воронов, Воронов, послушай! - наконец я смог соображать, - пошли за доктором, будь благоразумен! Ну что за глупости, умирать он, видите ли, собрался! Ну что ты в самом деле! - я пробовал засмеяться, - а то и в самом деле помрёшь тут!
Он внимательно посмотрел на меня и тепло улыбнулся.
-Подойди ко мне, я хочу проститься с тобой.
Я уже в некотором раздражении подошёл к нему - и он меня обнял. Право, я не понимал, что за комедию он передо мной ломает. Я решительно не верил ему.
-А теперь уходи. Я хочу остаться один.
Ну, это уже было слишком! Я резко схватил свою шляпу и, зло взглянув на него, вылетел вон. Пусть только попробует не прислать мне своих извинений!
Но на следующий день извинений от него я не получил и на второй день уже начал cерьёзно волноваться за своего друга. Может, N-oв и вправду не играл со мной? О, как я потом корил себя за такое промедление!..
Утром третьего дня я помчался к Вороновым в величайшем волнении, позабыв про свою обиду.
Дом выглядел как никогда мрачным, окна были наглухо зашторены. Я стремглав взбежал на крыльцо, распахнул дверь и очутился в прихожей. Никого. Я прошёл дальше и увидел спешащую от меня служанку.
-Палаша! - окрикнул я её - Что у вас здесь случилось?!
Та обернулась и всплеснула руками.
-Да где ж вы пропадали-то последние три дня?.. Эх, барин, барин! Наш-то умер... Истлел, как лучинка... - горестно поведала она и добавила ненавистным шёпотом, да так, чтобы я слышал:
-Хорош друг!
Внутри меня всё как будто оборвалось. Я перестал что-либо соображать и машинально поднялся с Палашей на второй этаж, где отпевали Воронова. Представшая передо мной картина отчётливо врезалась мне в память. Он лежал в гробу посреди комнаты, мертвенно-бледный, со странной застывшей полуулыбкой на губах. Это производило гнетущее впечатление. Чуть поодаль стоял Вельский, придавший своему лицу самое скорбное выражение, под руку с Пелагеей Сергевной, которая, казалось, не совсем понимала, что происходит. Боле никого, кроме священника и прислуги, в комнате не было.
Матушка моего друга заметила меня, подошла, добродушно мне улыбнулась и начала неподобающе громко:
-О, Николенька! Здравствуй, дорогой! Что ты к нам не заходишь совсем, негодник! Сынок, наверно, уж и затосковал без тебя, соскучился!..
Она осеклась, видя, с каким ужасом я на неё смотрел. В этот момент подоспел Вельский и увлёк Пелагею Сергевну обратно в угол, что-то ей сказав на ухо, отчего та нахохлилась и больше не обращала на меня внимания.
Эта реплика сумасшедшей женщины привела меня в чувство. Мною овладело такое омерзение, что я с трудом находил в себе силы присутствовать при отпевании. Вельский заметил моё состояние и всё это время насмешливо поглядывал на меня.
Наконец отпевание закончилось, и я поскорее вышел в коридор. Было душно, в глазах немного помутилось. Я дожидался Пелагею Сергевну, чтобы выразить ей свои соболезнования. Да нет, как же! Разве мог я так уйти, разве мог спасовать перед ним, перед этим трусливым убийцей? В ту минуту ненависть к Вельскому переполняла меня, я хотел только одного - разделаться с ним, размазать его по стенке, оплевать, унизить, растоптать, разорвать его в клочья!..
Несколько минут пробыл я в мучительном ожидании, нервно прохаживаясь по коридору и сочиняя планы отмщения. Внезапно дверь в соседней комнате - комнате Воронова - приотворилась и оттуда выглянула узкая полоска света. Странно, ведь все окна были зашторены! Она мгновенно оживила мрачный коридор, приковывала к себе внимание, гипнотизировала меня, чуть ли не манила - и я, поддавшись влекущей меня силе, вошёл в комнату Воронова. Яркий солнечный свет на миг ослепил меня.
- Садись, Ника, - спокойно произнёс голос за моей спиной.
Я в смятении обернулся и увидел Воронова, живого и невредимого, сидящего, скрестив ноги, в своём любимом кресле. Лицо его выражало умиротворение и теплоту, он грелся в лучах полуденного солнца.
- А кто отдёрнул шторы? - спросил я от неожиданности первое, что пришло в голову.
Он улыбнулся мне своей мягкой, чуть извиняющей улыбкой и произнёс:
- Я, конечно. Ты же знаешь, я не люблю темноты...
- Так ты же... Так ты же там! - через некоторое время сумел выдавить я и указал на стену, за которой только что его отпевали.
Он продолжал так же мягко мне улыбаться, ничего не говоря в ответ.
Я резко дёрнулся к нему и схватил его за руку. Это был действительно Воронов - я решительно ничего не понимал и ошеломлённо разглядывал его.
- Так ты жив?!
Однако и на этот раз он мне ничего не ответил. Он любяще смотрел на меня и продолжал тепло улыбаться.
- Разве ты не рад видеть меня? - спокойно спросил он после некоторой паузы.
- Я?.. Конечно! Конечно, я рад! - неестественно высоко воскликнул я. Теперь он откровенно изучал меня, следил за моей реакцией, я же до сих пор не смог совладать со своим удивлением.
- Да что ты на меня так смотришь?! Как будто сто лет не видел, право!..
И снова повисло молчание.
- Ты так ничего и не понял, Ника, - неожиданно произнёс он, горько усмехнувшись, - впрочем, я ждал этого. У тебя даже не хватило бы смелости расправиться с этим подонком Вельским. Ты слаб, тебя оплели бы сомнения. Да ты и сейчас не до конца веришь тому, что в моей смерти виноват Вельский! И так ты платишь мне за дружбу, за моё участие и доверие к тебе! Своим неверием! Своей слабостью!
На последних словах Воронов встал с кресел и стремительно подошёл ко мне, глаза его неистово горели. Я отскочил от него в испуге. Мне казалось тогда, что он в любой момент может разорваться на части или исчезнуть, как привидение. Я так до конца и не поверил в его существование - и на моих губах невольно возникла глупая недоверчивая ухмылка.
- Дурак! - прокричал Воронов в бешенстве, впрочем, скоро успокоился и опустился обратно в кресла. Я стоял перед ним, как напроказивший гимназист в ожидании наказания, и пытался хоть сколько-нибудь себя приободрить.
- Скоро в комнату зайдёт мой отчим. Приготовься к этому, - буркнул он мне и полуобернулся в креслах к двери, и, действительно, на пороге, заслоняясь рукой от слепящего солнца, показался Вельский. Так же, как и я, он не заметил Воронова и подошёл ко мне с презрительной усмешкой на лице и едко начал:
- Что это вы здесь забыли, господин Прилогин? Неужели...
Но тут на его лице отразился смертельный ужас. Казалось, он понял в ту минуту, кто, кроме нас двоих, находился в комнате. За его спиной стоял Воронов с прежним умиротворённым выражением на лице.
- Здравствуйте, папенька - тепло произнёс он, - вы знаете, где лежат пистолеты.
Вельский весь передёрнулся от звука его голоса, помедлил немного, шагнул с столу и достал ящик с дуэльными пистолетами Воронова, которыми так гордился мой друг. Они всегда были заряжены. Вельский поднёс один пистолет к виску, повернулся к нам с выпученными глазами и тупо на нас уставился.
- Ну что же вы, папенька, стреляйте! Не томите нас! - елейно произнёс Воронов.
Князь зажмурился, смешно вытянул шею вперёд, на миг замер с пистолетом у виска и спустил курок. Он покачнулся и грузно осел набок, безобразно раскинув руки. Воронов же захохотал сумасшедшим смехом и принялся хлопать в ладоши, как маленький ребёнок, которого пообещали сводить в цирк. На звук выстрела в комнату вбежали слуги и Пелагея Сергеевна. Она, увидев распластанное на полу тело Вельского, испустила неестественный вопль и упала в обморок. Воронов мрачно улыбнулся мне, и, пользуясь замешательством слуг, незамеченным выскользнул за дверь. Я бросился следом - но в коридоре уже никого не было. Воронов исчез...
В свете долго не прекращались пересуды о неожиданном самоубийстве князя Вельского. Выдвигались самые разнообразные предположения, одно смешнее другого, как например то, что Вельский погиб от неразделённой любви к одной прекрасной особе, имя которой все знали, но никто по понятным причинам не разглашал. Дамы ежедневно осаждали меня с просьбами рассказать об этом "ужасном происшествии", но, не добиваясь от меня вразумительных объяснений, возмущались и переставали меня замечать. Пелагея Сергеевна же окончательно тронулась и всё говорила, как хорошо сейчас, верно, живётся её сыночку. О Воронове говорили мало и больше шёпотом. По слухам, его встретил раз в Швейцарии старик князь Дорданидзе, однако тот был известным выдумщиком и мог сочинить это, чтобы привлечь к себе побольше молодых и любопытных особ. Более же Воронова никто никогда не видел.
-Ну, брат, сколько лет, сколько зим!
-Прилогин? Неужто ты! Какая встреча! Ну, здравствуй, брат!
-Ну что, как дела твои, как жизнь?
-Да так, потихонечку. Вот, в Иностранной коллегии сейчас.
-Да ну, врёшь, небось, всегда ведь приврать любил, а? Помнишь, как тогда, в университете, на 3-ем курсе-то?
-Да, было время... А ты сейчас где, где служишь?
-Я вот брат, у Бухвостова в секретарях, знаешь его?
-Да как не знать! Высоко залетел!
-Ну что ты, что ты... Ты вот лучше скажи, как отец твой, как Пелагея Сергевна?
Воронов нахмурился.
-Отец умер 2 года назад, а матушка не так давно вышла замуж за князя Вельского.
Отец Воронова был богатым помещиком, с 5000 душ - сыну доставалось огромное состояние. Пелагея Сергеевна же была милой и добродушной, но уже немолодой женщиной, правда, на мой взгляд, давно немного не в себе. Признаться, я несколько опешил от таких новостей.
Воронов - добрый малый! - увидел, что я нахмурился и призадумался, начал извиняться, смешить меня и через некоторое время мы оба хохотали над анекдотом про князя Рокотова. Да, он ничуть не изменился!
Так, в разговоре с ним, я дошёл до его дома на Большой Никитской - и он настоятельно, со всею подобающей серьёзностью пригласил меня завтра же к нему на обед. Ох, и посмешил же он меня за этот день! Я отказался, сославшись на загруженность по службе. Но на следующий день всё-таки явился к нему к двум часам, надеясь застать его врасплох. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что слуги суетятся, как будто перед званым обедом. Вот проказник, знал ведь, что я приду!..
С тех пор не бывало дня, чтобы я не обедал у Вороновых или просто не забегал проведать их. Они вели затворническую жизнь по настоянию Вельского, без необходимости никуда не выезжая, тем не менее, для меня они делали исключение - и я этому не удивляюсь, ведь как только Пелагея Сергеевна (бедняжка страдала от отсутствия светского общества) услышала от Воронова обо мне, она и слышать не хотела упрёков мужа и с радостью стала принимать старого знакомого. Замечу однако, что князь обладал сильным влиянием на старушку, и она слушалась его доселе беспрекословно, поэтому такой её выверт застал его врасплох, и он вынужден был признать своё поражение. Понятное дело, что меня он недолюбливал, однако вёл себя со мной вежливо и почтительно, разговаривал весьма любезно, ничем не выдавая своего раздражения. Воронoв же откровенно боялся его и уверял меня, что у него бес за пазухой сидит.
Зайдя однажды к Вороновым, я обнаружил своего друга сидящим в своей постели, бледным и слабым, но с решительным взглядом. Такого выражения лица я никогда не замечал у него- пожалуй, я даже испугался. Он, очевидно, ожидал моего прихода, и когда я вошёл, предложил сесть подле него.
-Ты знаешь, Ника, что меня отравили? (Ника - это моё имя)
Я выпучил на него глаза и вскричал:
-Но кто же, кто мог это сделать?! Боже мой!
-Я считаю, что это сделал мой отчим, князь Вельский, - тем же слабым, но леденяще спокойным голосом продолжал Воронов, - это произошло вчера вечером, когда мы ужинали. Он мог подсыпать яд в мой бокал, когда наливал мне вино.
-Но почему ты так уверен в этом? Зачем ему тебя убивать?!
Воронов посмотрел на меня, как на идиота, и усмехнулся. Право, его как будто подменили!
-Так ты до сих пор ничего не понял?.. После смерти моей матери всё состояние достаётся мне, как прямому наследнику. Такова была воля моего отца. Следовательно, единственной преградой к деньгам матушки для Вельского являюсь я. Что же, ты думаешь, Вельский женился на матушке по любви?! Да ведь она больна, и больна тяжело, а этот старый мерзавец ещё и расстраивает её нервы! Теперь же он распускает слухи о моей тяжёлой болезни - а ты знаешь, чем нелепее слухи, тем сильнее они укореняются в нашем пустоголовом обществе.
Он умолк и тяжело дышал. Вид у него был неважный. Я посмотрел на него с состраданием. Он это заметил, недобро усмехнулся и продолжал.
-Он уже два раза отравлял меня. Выдавал это за приступы моей болезни. Даже меня он смог убедить, что я тяжело болен. Я отмахивался от него и не желал слышать ни о каком лечении - а ему это только и надо было. Сейчас дело серьёзнее... Я скоро умру, Ника! Обещай, что отомстишь за меня!
Он посмотрел мне в глаза. Его лоб покрылся испариной, а лицо его за день, что я не видел его, приняло болезненно-жёлтый оттенок. Он действительно был сильно нездоров. Я был поражён и не находил слов, чтобы поддержать его - да и нуждался ли он в них? По его виду казалось, что он про себя уже всё решил.
-Воронов, Воронов, послушай! - наконец я смог соображать, - пошли за доктором, будь благоразумен! Ну что за глупости, умирать он, видите ли, собрался! Ну что ты в самом деле! - я пробовал засмеяться, - а то и в самом деле помрёшь тут!
Он внимательно посмотрел на меня и тепло улыбнулся.
-Подойди ко мне, я хочу проститься с тобой.
Я уже в некотором раздражении подошёл к нему - и он меня обнял. Право, я не понимал, что за комедию он передо мной ломает. Я решительно не верил ему.
-А теперь уходи. Я хочу остаться один.
Ну, это уже было слишком! Я резко схватил свою шляпу и, зло взглянув на него, вылетел вон. Пусть только попробует не прислать мне своих извинений!
Но на следующий день извинений от него я не получил и на второй день уже начал cерьёзно волноваться за своего друга. Может, N-oв и вправду не играл со мной? О, как я потом корил себя за такое промедление!..
Утром третьего дня я помчался к Вороновым в величайшем волнении, позабыв про свою обиду.
Дом выглядел как никогда мрачным, окна были наглухо зашторены. Я стремглав взбежал на крыльцо, распахнул дверь и очутился в прихожей. Никого. Я прошёл дальше и увидел спешащую от меня служанку.
-Палаша! - окрикнул я её - Что у вас здесь случилось?!
Та обернулась и всплеснула руками.
-Да где ж вы пропадали-то последние три дня?.. Эх, барин, барин! Наш-то умер... Истлел, как лучинка... - горестно поведала она и добавила ненавистным шёпотом, да так, чтобы я слышал:
-Хорош друг!
Внутри меня всё как будто оборвалось. Я перестал что-либо соображать и машинально поднялся с Палашей на второй этаж, где отпевали Воронова. Представшая передо мной картина отчётливо врезалась мне в память. Он лежал в гробу посреди комнаты, мертвенно-бледный, со странной застывшей полуулыбкой на губах. Это производило гнетущее впечатление. Чуть поодаль стоял Вельский, придавший своему лицу самое скорбное выражение, под руку с Пелагеей Сергевной, которая, казалось, не совсем понимала, что происходит. Боле никого, кроме священника и прислуги, в комнате не было.
Матушка моего друга заметила меня, подошла, добродушно мне улыбнулась и начала неподобающе громко:
-О, Николенька! Здравствуй, дорогой! Что ты к нам не заходишь совсем, негодник! Сынок, наверно, уж и затосковал без тебя, соскучился!..
Она осеклась, видя, с каким ужасом я на неё смотрел. В этот момент подоспел Вельский и увлёк Пелагею Сергевну обратно в угол, что-то ей сказав на ухо, отчего та нахохлилась и больше не обращала на меня внимания.
Эта реплика сумасшедшей женщины привела меня в чувство. Мною овладело такое омерзение, что я с трудом находил в себе силы присутствовать при отпевании. Вельский заметил моё состояние и всё это время насмешливо поглядывал на меня.
Наконец отпевание закончилось, и я поскорее вышел в коридор. Было душно, в глазах немного помутилось. Я дожидался Пелагею Сергевну, чтобы выразить ей свои соболезнования. Да нет, как же! Разве мог я так уйти, разве мог спасовать перед ним, перед этим трусливым убийцей? В ту минуту ненависть к Вельскому переполняла меня, я хотел только одного - разделаться с ним, размазать его по стенке, оплевать, унизить, растоптать, разорвать его в клочья!..
Несколько минут пробыл я в мучительном ожидании, нервно прохаживаясь по коридору и сочиняя планы отмщения. Внезапно дверь в соседней комнате - комнате Воронова - приотворилась и оттуда выглянула узкая полоска света. Странно, ведь все окна были зашторены! Она мгновенно оживила мрачный коридор, приковывала к себе внимание, гипнотизировала меня, чуть ли не манила - и я, поддавшись влекущей меня силе, вошёл в комнату Воронова. Яркий солнечный свет на миг ослепил меня.
- Садись, Ника, - спокойно произнёс голос за моей спиной.
Я в смятении обернулся и увидел Воронова, живого и невредимого, сидящего, скрестив ноги, в своём любимом кресле. Лицо его выражало умиротворение и теплоту, он грелся в лучах полуденного солнца.
- А кто отдёрнул шторы? - спросил я от неожиданности первое, что пришло в голову.
Он улыбнулся мне своей мягкой, чуть извиняющей улыбкой и произнёс:
- Я, конечно. Ты же знаешь, я не люблю темноты...
- Так ты же... Так ты же там! - через некоторое время сумел выдавить я и указал на стену, за которой только что его отпевали.
Он продолжал так же мягко мне улыбаться, ничего не говоря в ответ.
Я резко дёрнулся к нему и схватил его за руку. Это был действительно Воронов - я решительно ничего не понимал и ошеломлённо разглядывал его.
- Так ты жив?!
Однако и на этот раз он мне ничего не ответил. Он любяще смотрел на меня и продолжал тепло улыбаться.
- Разве ты не рад видеть меня? - спокойно спросил он после некоторой паузы.
- Я?.. Конечно! Конечно, я рад! - неестественно высоко воскликнул я. Теперь он откровенно изучал меня, следил за моей реакцией, я же до сих пор не смог совладать со своим удивлением.
- Да что ты на меня так смотришь?! Как будто сто лет не видел, право!..
И снова повисло молчание.
- Ты так ничего и не понял, Ника, - неожиданно произнёс он, горько усмехнувшись, - впрочем, я ждал этого. У тебя даже не хватило бы смелости расправиться с этим подонком Вельским. Ты слаб, тебя оплели бы сомнения. Да ты и сейчас не до конца веришь тому, что в моей смерти виноват Вельский! И так ты платишь мне за дружбу, за моё участие и доверие к тебе! Своим неверием! Своей слабостью!
На последних словах Воронов встал с кресел и стремительно подошёл ко мне, глаза его неистово горели. Я отскочил от него в испуге. Мне казалось тогда, что он в любой момент может разорваться на части или исчезнуть, как привидение. Я так до конца и не поверил в его существование - и на моих губах невольно возникла глупая недоверчивая ухмылка.
- Дурак! - прокричал Воронов в бешенстве, впрочем, скоро успокоился и опустился обратно в кресла. Я стоял перед ним, как напроказивший гимназист в ожидании наказания, и пытался хоть сколько-нибудь себя приободрить.
- Скоро в комнату зайдёт мой отчим. Приготовься к этому, - буркнул он мне и полуобернулся в креслах к двери, и, действительно, на пороге, заслоняясь рукой от слепящего солнца, показался Вельский. Так же, как и я, он не заметил Воронова и подошёл ко мне с презрительной усмешкой на лице и едко начал:
- Что это вы здесь забыли, господин Прилогин? Неужели...
Но тут на его лице отразился смертельный ужас. Казалось, он понял в ту минуту, кто, кроме нас двоих, находился в комнате. За его спиной стоял Воронов с прежним умиротворённым выражением на лице.
- Здравствуйте, папенька - тепло произнёс он, - вы знаете, где лежат пистолеты.
Вельский весь передёрнулся от звука его голоса, помедлил немного, шагнул с столу и достал ящик с дуэльными пистолетами Воронова, которыми так гордился мой друг. Они всегда были заряжены. Вельский поднёс один пистолет к виску, повернулся к нам с выпученными глазами и тупо на нас уставился.
- Ну что же вы, папенька, стреляйте! Не томите нас! - елейно произнёс Воронов.
Князь зажмурился, смешно вытянул шею вперёд, на миг замер с пистолетом у виска и спустил курок. Он покачнулся и грузно осел набок, безобразно раскинув руки. Воронов же захохотал сумасшедшим смехом и принялся хлопать в ладоши, как маленький ребёнок, которого пообещали сводить в цирк. На звук выстрела в комнату вбежали слуги и Пелагея Сергеевна. Она, увидев распластанное на полу тело Вельского, испустила неестественный вопль и упала в обморок. Воронов мрачно улыбнулся мне, и, пользуясь замешательством слуг, незамеченным выскользнул за дверь. Я бросился следом - но в коридоре уже никого не было. Воронов исчез...
В свете долго не прекращались пересуды о неожиданном самоубийстве князя Вельского. Выдвигались самые разнообразные предположения, одно смешнее другого, как например то, что Вельский погиб от неразделённой любви к одной прекрасной особе, имя которой все знали, но никто по понятным причинам не разглашал. Дамы ежедневно осаждали меня с просьбами рассказать об этом "ужасном происшествии", но, не добиваясь от меня вразумительных объяснений, возмущались и переставали меня замечать. Пелагея Сергеевна же окончательно тронулась и всё говорила, как хорошо сейчас, верно, живётся её сыночку. О Воронове говорили мало и больше шёпотом. По слухам, его встретил раз в Швейцарии старик князь Дорданидзе, однако тот был известным выдумщиком и мог сочинить это, чтобы привлечь к себе побольше молодых и любопытных особ. Более же Воронова никто никогда не видел.