12 августа 51 года после Великого Перемещения
Вчера я пыталась обдумать всю эту историю с Лемпо, и у меня окончательно сварились мозги. Хотя зачем это мне, ведь я в Комитете просто бумажки перебираю...
С этими мыслями я отправилась к Мускаль, прихватив круассанов с миндалём из пекарни около работы.
Круассанам Мускаль обрадовалась - она не очень любит выбираться туда, где много людей. Надо же, а мне казалось, что Мускаль безупречна, это я ненормальный интроверт. Впрочем, если я бываю на людях вынужденно, то моя соседка вполне может этого избежать - ей всё привозят и приносят те, кому нужны её услуги. Ну или хотя бы совет, вот как мне, например.
На этот раз никаких человечков в банках не было, так что мы могли спокойно пить чай, который Мускаль собрала, наверное, из десятка разных трав и ягод. Круассаны были хороши, но по сравнению с чаем казались безвкусными. Я подумала, что неплохо бы узнать рецепт, если он, конечно, существует.
На кухне у Мускаль было бардачно-уютно, да ещё и дождик начал накрапывать и стучать по железному откосу подоконника.
- Грибы пойдут рано, - сказала Мускаль, совершенно по-звериному принюхиваясь к сырому воздуху из форточки.
Сегодня на ней была густо-алая юбка с нашитой на неё абстрактной серой аппликацией, похожей на корни. Когда Мускаль двигалась, то казалось, что эти корни - живые. И ещё у неё было новое украшение - большой бледно-розовый неровный кристалл на серебряной цепочке.
- Знаешь, а ведь это правда, то, что обо мне говорят, - сказала она, отворачиваясь от форточки и глядя на меня.
- Э-э-э... а что о тебе говорят? - спросила я.
Мускаль усмехнулась.
- Что меня вырастили хийси. И родилась я в Старом Мире.
Она снова отвернулась к окну.
- Женщина, родившая меня, сразу же бросила меня. Там, в Старом Мире, остался мой отец, старый и богатый человек. С помощью меня та женщина надеялась получить красивый дом, новую машину и много дорогой одежды. Она хотела жить у моря и кататься на яхте. Я, собственно, была нужна ей только для этого. И когда случилось Перемещение, её надежды рухнули. Даже если бы она нашла отца своего ребёнка, то все его деньги уже не имели ценности. Зачем нужен перепуганный и сбитый с толку старик? Зачем была нужна я?
- Ужас, - пробормотала я.
Лицо Мускаль отражалось в темнеющем оконном стекле. Она кивнула, и мне показалось, что отражение чуть запоздало с кивком.
- Всё это мне рассказала мать.
Мне хватило ума догадаться, что матерью Мускаль называет женщину-хийси, вероятно, вырастившую её.
- И мать научила меня всему, что я смогла освоить, будучи человеком. Почти двадцать лет я жила с хийси, и только потом ушла к людям.
- Тяжело было? - спросила я.
Мускаль неожиданно улыбнулась.
- Очень! - сказала она. Она снова повернулась ко мне, и я увидела, что её отражение в окне осталось недвижимым, точно став фотографией.
- Люди... были другими. Глухими. Слепыми. Глупыми.
Мускаль села за стол и покрутила в пальцах чашку с остатками чая. Руки у неё, несмотря на постоянную возню с растениями, были ухоженными.
- Хийси коварны и злы, в том числе по отношению друг к другу, - продолжила Мускаль. - И потому мне легко было читать намерения людей, и от того было противно - когда они пытались меня обмануть.
Отражение Мускаль наблюдало за нами какое-то время, затем шагнуло назад, в темноту, в шелестящий дождём сад. Мускаль замолчала, будто отражение унесло с собой её голос, но на самом деле думая о чём-то своём.
- Я знаю о хийси много, - сказала она. - И то, что пытается сделать это ваш комитет - неправильно.
- Ты про деньги? - спросила я.
- Нет, - Мускаль сморщилась. - Это как раз правильно - Лемпо жаден и азартен. А вот то, что вы пытаетесь высвисать его, как курьера - это плохо. Это может разозлить его, если уже не разозлило. Он, вдобавок ко всем своим достоиствам, самолюбив и злопамятен.
- Ты хотела сказать - к недостаткам? - спросила я.
Мускаль засмеялась.
- К достоинствам! У хийси нет недостатков. Они считают, что неправильно делить качества людей на хорошие и плохие, у них любая страсть, любое чувство - хорошее. Я же говорю, люди совсем не знают хийси.
