Из почты НОМП - ПБ. ЛИЦО ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ. 8.

[ekishev_yuri]

Игорь Мариукин.

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА

...Думалось сегодня отдохнуть, насколько возможен отдых в условиях войны, но с утра нас поставили в известность, что пойдём прочёсывать кварталы поблизости, где вчера вроде бы видели чичей с оружием. Это "вроде бы"... Ладно, не впервой, куда ж деваться-то от приказа...

Мероприятие длилось без приключений уже час, когда из подвального окошка раздался голос: "Сынки, сынки!" Оборачиваемся, инстинктивно ощериваясь стволами. Через разбитую раму к нам тянется грязная рука, обладателя которой мы пока не видим. "Обождите, я сейчас выйду, не уходите. Или, может, зайдёте ко мне?"

Ожидая подвоха и, наученные горьким опытом двухнедельного пребывания в уже "освобождённом" Грозном, мы не спешим вниз.
Наш старлей Прокопенко явно нервничает, его можно понять, - вчера вечером, похожий визит в подвал закончился тремя "двухсотыми", да и вообще, - офицер десятый день в Чечне, и его тихое отчаяние, сквозящее во взгляде, присутствия духа нам не добавляет.

На третий день своей военной жизни, Прокопенко нажрался по-взрослому. Ходил, целовался со всеми, говорил, что сам себя поминает, что сдохнет тут. Накаркал в итоге...

Из подъезда раздаётся шаркающий стук и, на свет божий, выбирается старик неопределённого возраста, очень худой и грязный. Одет в женское полупальто выцветшего, сиреневого цвета, один ботинок подвязан верёвкой. Старик опирается на самодельный костыль, во второй руке - полотняный мешок. Глаза у старика живые и глубокие, - голубые льдинки смотрят на нас с надеждой, рядом с ним семенит собачка, помесь болонки и дворняжки, потешный, шерстяной чёрный комок, который начинает рычать на нас, когда мы подходим к старику.
"Тише, тише Черныш, это же наши" - шепелявит старик.
Мы выжидающе молчим, никто не знает, что сказать.

- А закурить дадите?.. - похоже, старик сам не знает, с чего начать разговор. - И спичек коробочку, насовсем... Если можно...
Андрюшка "Твикс" протягивает ему зажигалку и непочатую пачку "Космоса", старик неловко пытается её открыть, роняет и сигареты и зажигалку на землю, наклоняется за ними и падает. Прокопенко поднимает старика, тот обхватывает руками нашего старлея за шею и начинает тихо плакать: "Возьмите меня с собой, сынки, заберите меня".

М-да, это в наши планы совсем не входит, но что-то в его виде такое, что Прокопенко и наш прапор Кузьмич, молча поднимают его на руках и сажают на броню, туда же запрыгивает пара наших, БМПшка разворачивается и едет к кунгам. Пушистый комочек Черныш, со всех ног бежит за бронёй и заливисто лает.

Проехав метров сорок, БМП останавливается, с брони прыгает солдат, хватает собаку подмышку, запрыгивает на броню, и БМПшка скрывается за углом.

Вернулись мы в расположение часа через полтора, где и познакомились поближе c нашим "найдёнышем", 85-летним подполковником ВВС СССР в отставке, Мироновым Александром (отчество забылось). Участником советско-финской войны, Великой Отечественной Войны, награждённым орденом Боевого Красного Знамени, двумя Красными Звёздами и множеством медалей, инструктором корейских лётчиков и участником событий, начала 50-х, в Корее.

Накормленный тушёнкой, старик доставал из своего мешочка помятые фотографии, наградные книжки, ордена, погоны, с двумя голубыми полосами и двумя звёздами, показывая их нам и сумбурно пытаясь рассказать о себе.
С пожелтевших фотографий, на нас смотрел улыбчивый, симпатичный, светловолосый капитан, на фоне старых советских самолётов и ангаров с иероглифами, то один, то с группой корейцев в кожаных шлемах.
Господи... а ведь я ничего не знал о той войне, даже не знал, что наши и в ней принимали участие... ведь тоже целый забытый мир, с чьими-то победами и поражениями, смертью и выживанием. Трудно не уподобляться газете "Красная Звезда" а ля 70-е годы, и обойтись без пафоса, но это был свой, в доску свой старик, знающий, что такое смерть и жизнь, действительно ВЕТЕРАН ВОЙНЫ, не в том затасканном, формальном и набившем оскомину варианте, что нам преподносили в школе, а поражавший нас, людей знающих, что такое война не понаслышке, своей настоящестью и простотой.

Дед Саня (мы сразу окрестили его так) дёрнул грамм сто спирта и, жестикулируя, размахивал руками: "А истребители эти американские, горят за милую душу, что твои дрова, плёвые у американцев лётчики были, мы им давали жару. Вот гансы летали и бились куда лучше, но всё равно - русский лётчик и солдат, - самый-самый. Да, вот и небо тогда, в войну, было голубое-голубое, а сейчас нет того цвета, серое всё какое-то, давно я чистого неба не видел, а здесь так и вообще..."
Если бы не видел сам, кто б рассказал - не поверил бы... Вот наш дед Саня на фоне какого-то венского, красивого строения, стоит в неизменном кожаном шлеме...
А дальше был неудачный полёт, в конце 50-х, катапультирование, повреждённый позвоночник, комиссовали его и подполковник Миронов остался в Грозном, где стал работать преподавателем в каком-то ВУЗе (университете, по-моему). С 70-го года, - окончательно на пенсии, дети-внуки, в конце 80-х похоронил жену, дочь уехала из Грозного с внуками тогда же, сын жил здесь, до начала 90-х, а потом потерял работу, надули с продажей квартиры его, уехал с детьми тоже. Остался дед Саня один, в двухкомнатной квартире, из которой, чечены, побив его до бессознательного состояния, просто вышвырнули за шкирку, полтора года тому назад (в начале 1994 года). С тех пор и бомжует. В сентябре прошлого года, чеченские подростки, глумясь над русским стариком, дали подножку (почтительное уважение к старикам у нохчи?..), упал дед Саня, поломал ногу, срослась неправильно, с грехом пополам, с тех пор не расстается с костылём.
Как пережил зиму 1994-1995 и сам не знает, по две недели не ел, были соседки по подвалу, - бабушка Михайловна с дочерью, - иногда выбирались они за едой, один раз ушли и не вернулись.
Самой большой удачей деда Сани был найденый мешок рисовой сечки, вот до сих пор и ел её, раз в день в подвале варил кашу, делился со своим псом Чернышом, хлеба не видел полгода. Когда была зима, Черныш кормил своего хозяина, находил мёртвых птиц и приносил старику, один раз приволок человеческую кисть оторванную...
Недалеко, напротив его убежища, жили "чёрные, но не чечены"(возможно арабы?), как он сказал, и несколько раз дед Саня видел пленных русских...
"Поиздеваются над мальчонками-то, - то факелом в лицо тычут, то бьют молотком почём зря, а потом, как курице, горло режут, а живых лицом в эту кровь тычут, вроде, чтоб пили".

Уехать дед Саня и не мечтал уже, родным не нужен: уехав, забыли старика, да и куда ехать? Знает, что дочь в Новосибирске, а сын, вроде в Ленинграде, но, три года, ни от кого ни весточки. Никому не нужен. Никому.

Поселили мы деда Саню в не очень разрушенном павильоне, метрах в трёхстах от нас, раз в день, кто-то из наших носил ему еду-сигареты, раз в два-три дня, он сам приходил к нам, поговорить, выпить соточку спирта. Неизменный спутник его, Черныш, всегда крутился рядом, уже привыкнув к нам, позволял гладить себя, вовсю махал куцым хвостом и, забираясь на колени, пытался лизнуть в лицо. Так продолжалось недели две.

В тот погожий день навещать старика пошли я, Витька "Борода" и Вадим "Алёнушка". В павильоне ни его, ни собаки не оказалось. Метрах в пятидесяти дальше по улице, у входа в пятиэтажку, стояло несколько человек наших соседей-ОМОНовцев.
Стояли полукругом, склонившись над чем-то. Подойдя поближе, мы увидели кусок проволоки от растяжки, а рядом, раскинув руки, словно пытаясь дотянуться до изуродованного тельца пушистого комочка Черныша, неподвижно лежал подполковник ВВС СССР Александр Миронов, наш дед Саня, лежал, странно улыбаясь чему-то своему, глядя вверх спокойным немигающим взглядом, - голубым-голубым, как небо его молодости.

НЕТ БОЛЬШЕ ТОЙ ЛЮБВИ...

Санька появился у нас, когда снабженцы подвозили нам жратву, - мол, заберите солдата, командирован к вам, а своих потерял.
В том грандиозном бардаке, который творился в ту пору в Грозном, подобная ситуация не была редкостью, но нашему комбату чем-то новый боец показался подозрительным, и он, забрав его с собой, что-то там целый час выяснял по рации. Хотя, на шпиона наш новый товарищ был похож меньше всего, - рыжеволосый, веснушчатый, нескладный детина, лет двадцати двух - двадцати трёх, с простецкой улыбкой и "окающим" говорком.
Сразу подошёл к нам, без вступления, всем начал пожимать руки, попутно начав свой монолог: "Доброго дня славяне, зовут меня Саня, фамилия Сомов, я с Волги, деревня Рогозино, вот мамку одну оставил, земляки есть? Работы-то у нас хрен чего найдёшь, в Самару ездил, - никому я там не нужен, разве только улицы мести, да вот учиться потом буду, а специальности-то нет у меня, кому в городе комбайнёры нужны? Деревня-то у нас, теперь совсем пустая, колхоза не стало, а матери бы корову купить, очень она у меня это дело любит, с животиной возиться. Мамка думает, я на заработки, на Кубань поехал, она у меня одна осталась, брата Афган десять лет назад забрал, погиб он там, а батя после того пить сильно начал, и восьмой год уже, как утоп, срочную я в Карелии служил, стрелять умею, так что я вам пригожусь, тут у вас всех как-то по прозвищам зовут, так вот меня лучше зовите "Сомом", а не рыжим, так как меня ребята в школе "рыжим" звали, поднадоело-то мне, а кормят вас как тут..." И так: - бу-бу-бу, всё подряд рассказывает-басит, нимало не смущаясь, и просто глядя всем в глаза.

Мы немного опешили от такой "презентации", и как-то даже смутились, - даже наши остроязыкие Санька и Андрюха "Твиксы", вечно встречающие новичков подколками, и то - просто переглянулись и молча пожали ему руку.

Первый же день его пребывания среди нас, был отмечен происшествием, - пропал боец, как в воду канул. Прапор Кузьмич бегает-матерится, все в недоумении, - чтоб так, в первый день... Под вечер Санька появился, принёс вещмешок, набитый карамельками. "Голубок", по-моему. килограммов шесть, не меньше. Оказывается, не получив никаких распоряжений по поводу того, чем заниматься дальше, он не придумал ничего лучше, как уйти знакомиться с новыми для себя местами. Конфеты выменял на рынке на кроссовки, которые привёз с собой. Конфеты те, - это отдельная песня: выцветшие фантики, выпущены они были, наверное, ещё при социализме, - сказать, что они были твёрдыми, - это ничего не сказать: их вполне можно было трамбовать в гильзы для крупнокалиберного пулемёта, засыпать пороху и использовать в качестве бронебойных патронов. Конфеты Санька (неслабо выгребший от Кузьмича за такой самовольный шоп-тур) раздал всем, "со знакомством вас", - как он говорил.
Твёрдые-твёрдые, а за день слопали мы их, - солдатские зубы крепче всякой брони.

Пытливый ум Сома во всей красе проявился, когда из здания школы, разрушенной при обстреле, он взял несколько книг и глобус, и, некоторое время, носил всё это богатство с собой, - кроме глобуса, который мы приспособили, - да простят нас педагоги, - под футбольный мяч, правда, в качестве мяча модель нашей Земли прожила недолго: при второй игре, импровизированный мячик разлетелся вдребезги, но результат первого матча, когда разведка (мы), победили десантуру cо счётом 10:6, ещё долго оставался предметом обсуждения.

"Ассортимент" найденных Санькой книг не помню, точно только знаю, что среди них был то ли русско-португальский, то ли русско-испанский разговорник, потому как Саня, с энтузиазмом, взялся за освоение иностранного. Басовитый голос Сома превращался в противный тенорок, когда он, довольно громко повторял фразы, 90 % которых составляли две: "Комо пермиссио сеньора" и "Ста бьен, грациас". И так - по сто раз на дню, в течение недели.

Своими лингвистически-вокальными упражнениями он довёл до ручки не только нас, но и нашу овчарку Дину, которая, дня через три, только завидев, как Саня берёт в руки маленькую книжку, скуля и испуганно прижимая уши, лезла под бэтэр, при всём том, что на выстрелы-взрывы она вообще не реагировала. Закончилось тем, что какая-то добрая душа закинула Санькин самоучитель подальше и наш полиглот покончил с занятиями.

Ещё была книга о спорте, нечто вроде краткой энциклопедии о великих спортсменах XX века. Не знаю, в какой информационной изоляции жил Санька у себя в селе, но многие вещи, узнаваемые им впервые, изумляли его, как ребёнка. Чем-то запал ему в душу, вычитанный из этой энциклопедии, американский спортсмен начала века, "резиновый человек" Рэй Юри, - прыгун с места в высоту-длину(был в начале века такой вид спорта, даже имел олимпийский статус). И началось... Чуть свободная минута, - Саня чертит линию, и давай с места сигать в длину, меряет что-то там потом коротенькой линеечкой. Народ от смеха ложился, когда Саня, в полной экипировке, громыхал своими прыжками, а потом с линейкой ползая на карачках, мерил свои результаты. Капитан Мусаев и то заинтересовался нашей будущей олимпийской звездой, особенно, когда увидел, что Саня скачет, взяв в руки обломок от гусеничного трака (для увеличения нагрузки, как он говорил). Совершенно офигевший Муса минуту молча наблюдал за этим, а потом, когда мы ему объяснили, что тут происходит, посоветовал: "Ви би ещё плиту миномётную этому Брумэлю на шею павэсили, для нагрузки!"

Несмотря на такие вот фокусы, народ Саньку любил и, если потешались над ним, - то беззлобно, а уж поссориться с ним так вообще было невозможно.

Сом же, очень близких друзей не имел, его благожелательное и доброе отношение распространялось на всех скопом, никогда в помощи не откажет, да чаще всего, его и просить не надо, - Саня всегда сам появлялся там, где надо, а в ответ на попытки благодарности смущённо разводил руками и басил: "Да хрена ль там, свои ж люди!"

Как-то вечером, Санька, покрутившись около нашего радиста Димона-"Кактуса", снова пропал. Как оказалось потом, связавшись по рации с ближайшим блокпостом (километрах в трёх от нас) Санька дёрнул туда в гости, к найденному земляку. Обратно он появился часа в два ночи, с двумя бачками каши, побудил полроты своим басом: "Славяне, я вам каши принёс, давайте есть пока тёплая!" Ну что ты ему скажешь?

Каша кашей, если бы не одно маленькое "но": - Саня и туда, и обратно топал по минному полю (без малейшего понятия о его существовании), которым наша инженерная служба третьего дня отгородила нас от подозрительного участка зелёнки, а только сегодня утром командир наших сапёров, старший лейтенант Проханов, стучал себя пяткой в грудь перед комбатом, что даже мышь там не пройдёт,(кстати, свою службу минное поле таки сослужило - на следующую ночь было порядка пяти подрывов со стороны зелёнки, кто там попал, - мы проверять не ходили).

Чудил ещё не раз наш Саня, да только всё уже и не упомнишь.

Как-то утром, получаем сообщение по рации, что наш второй разведвзвод нашёл, недалеко от нас, пару блиндажей-складов оружия чичей, сами ребята, сообщив, что там чисто, и можно всё это забрать, пошли дальше. Ну, - забрать, так забрать, собрались-поехали (что-то около 10 км от нашего расположения). Санька напросился с нами, Кузьмич не возражал. "Урал" бортовой, БМП-ха, нас 15 человек. Выехали после обеда. Как-то никому не пришло в голову, что ситуация с состоянием "чисто", за полдня могла и измениться. Доехали, троих оставили у техники, остальные выгрузились, пошли искать, по указанным координатам. При подходе к предполагаемому месту, кто-то из первых троих поймал мину: Мишку-"Кузнеца" сразу наповал, двоих(Филиппа Копылова "Филина" и Славика "Рокки") ранило тяжело. И понеслось, - со всех сторон нас начали поливать, и место такое, что мы, - посреди зелёнки, на почти голой опушке с реденькими кустиками, а откуда бьют, - и не сразу сообразишь, чуть поодаль, вокруг нас, - плотные кусты-деревья, холм справа, вообще утонул в растительности. Вот тебе и съездили за оружием! Все залегли мордой в землю и продвигаемся к кустам, отстреливаясь наугад. Благо рядом, доползли все, только Витьку "Бороду" в плечо зацепило. Санька притащил за собой Филина, а Андрюха "Твикс" - Славика.

Филиппу "Филину" ноги подробило, - просто месиво и, пока мы отстреливаемся, - Кузьмич колдует над ним, перетягивает жгутом, колет промедол. Там, где мы оставили технику, раздаются два взрыва и очереди. Почти одновременно, получает пулю в бедро Ромка-"Москвич". Похоже на то, что попали мы серьёзно на этот раз. Осталось три дороги, что называется - либо идти в лоб (а всемером, плюс четыре трёхсотых, из них три тяжёлых, - это самоубийство), или вернуться к дороге, но, судя по тому, что мы слышали взрывы - возвращаться уже некуда; либо вдоль холма, по зарослям, попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока, - забились в кусты, немного рассредоточились, и отстреливаемся на звук. Санька "Сом" подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат "Филина" вдобавок к своему и на полусогнутых пробегает мимо нас, ближе к краю зарослей, бася: "Всё мужики, уходите с ранеными". Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька, не оборачиваясь машет рукой, мол, уходите. Потом, таким же макаром, под фонтанчиками пуль, пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив.

Саня, Саня... Все оборачиваются на Кузьмича, - он секунду смотрит в ту сторону, куда исчез Санька, вздыхает - и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползём, пряча глаза друг от друга, ползём через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка, - все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трёхсотых. Минута, другая, третья... пятая... ползём, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас, по-прежнему слышны очереди... Душа рвётся пополам...

Спереди, в кустах, шорох и треск веток - Андрюха "Твикс" моментально посылает туда очередь, в ответ - стон и детский крик: "Дя-я-а-деньки, не стреля-я-а-а-а-йте!!!" Твою мать, это ещё что такое?! К кустам ползут Мишка Гаевой и Саня "Твикс", через полминуты появляются оттуда, неся стонущую девочку, лет 11-12, у которой окровавлен бок. Кузьмич (он у нас в таких ситуациях был основным лекарем - как-никак, у него 4 курса меда, и он 3 года пробыл в Афгане фельдшером). Останавливаемся. Кузьчич осматривает девочку, - судя по его фразам, ничего серьёзного, одна пуля навылет, зацепила левый бок в районе подреберья, печёнки-селезёнки целые, но крови много. Перевязывает. Девочка теряет сознание - промедол, - и мы продолжаем двигаться. Уже позднее, в расположении, когда девчонка пришла в сознание, мы узнали её историю: два месяца тому назад, её родители, она и младший брат, собрались уезжать из Гудермеса к родственникам, куда-то на север (как она сказала). Не знает, как и куда они ехали, только раз родители ушли договариваться за машину, и пропали. Прождали они с братом их трое суток, потом сами приняли решение ехать к их тете в Назрань (по-моему), через неделю от дизентерии умер брат, хоронила сама в лесу. И вот уже месяц, как она одна скитается по Чечне, не имея ни малейшего понятия где находится. Через три дня, из нашего расположения(девчонка оклемалась на удивление быстро) её на вертушке вместе с другими ранеными отправили в госпиталь, в Моздок. Звали её Алла Кононова. Сейчас, наверное, невеста уже...

Стрельбы сзади нас нет... Ощущение времени потеряно окончательно.

Выходим на дорогу. В полукилометре, впереди от нас, пылит колонна, двигаясь в нашу сторону (мы тогда ещё не знали, что те наши, которых мы оставили на дороге и которых вместе с техникой пожгли чичи, успели по рации сообщить о том, что началась стрельба и вызвали подмогу).

Десантура, родные вы наши... Через минуту мы уже объясняли им ситуацию. Перегрузив им в БМПэху раненых и отправив её обратно, мы возвращались на то проклятое место со складами. Надо сказать, что боя, в моём понимании, почти не получилось - два взвода из роты капитана Мережко, (дай ему Бог здоровья, он сейчас должен работать преподавателем в Рязанском училище ВДВ) плюс чуть-чуть нас, быстро выкосили чичей.

Всего воинов Аллаха оказалось там около 20, это потом посчитали - около 15 трупов и тяжелораненых, и пять пленных).

...Саньку мы нашли около второго блиндажа, метрах в ста от первого, где напоролись на засаду. Он лежал почти весь раздетый, в крови, с искромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.

Саня был ещё жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: "Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома - и к вам, а за братом крепко скучаю... он меня ждёт... я знаю... мы вдвоём к вам вернёмся, славяне... родные..."

Через полчаса Сани не стало.

Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха Твикс, пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал её, и начал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиной разгрузки и начал машинально перелистывать. Я подошёл сзади, Андрюха обернулся на меня и, скрывая слёзы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчёркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку и мы оба прочли подчёркнутое.

Это было Евангелие от Иоанна, а подчёркнута Санькой была фраза: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих".

НАГРАДА

...Если внимательно присмотреться, то туман внизу, в долине, перемещаясь, создает причудливые узоры и фигуры. Сидя на второй броне, мы с Альбертом тычем стволами в тот или иной участок тумана, и вполголоса обсуждаем:
- Гляди Игорь, а вон там - видишь, ну точно как эмблема Мерседеса!
- О, а вон там, чуть левее, один в один, - кенгуру с детёнышем.
- А во-о-о-о-н там, чуть подальше...

Тут рядом с нами открывается люк, высовывается голова и наше развлечение прерывает сердитый голос капитана Мусаева:
- Вы, эстеты хрэновы, лучше по сторонам сматритэ, устроили сыбэ дыснэйлэнд, панымаэш...

Капитан Мусаев, наш Муса - мировой мужик, даром что мусульманин, с головой и сердцем, что называется - батя. И солдату чего из офицерской жратвы принести, - своё отдавал, и лекарство найти, а в бою-то впереди него никого, приказы умные, чёткие и понятные, и начальству не боялся никогда в глаза говорить всё, что думает. Умница, каких мало.

Сзади нас оживляется Петька Малыш (прозвище получил ещё в учебке: когда был в увольнении, то на все деньги, собранные ему взводом на покупку еды, накупил детского питания, так его этим питанием всю ночь и кормили... с ложечки... сухим...). Парень совсем простой, из какого-то села в глубинке Архангельской области.

- А чё это Муса вас педерастами обозвал? - улыбается во все 32 зуба Малыш. Я было собрался открыть рот, чтобы объяснить ему разницу между эстетом и педерастом, но тут головная броня останавливается, наш водила давит по тормозам так, что мы чуть не слетаем. Приехали, значит.

Мы - это почти 80 человек, которым сейчас предстоит зачистить посёлок, в окрестностях которого, по данным разведки, вчера была замечена группа вооруженных людей, численностью до 20 . Это всё, что мы пока знаем.

Собираемся у третьей брони, из БМПшки извлекает своё тело на свет Божий наш командир колонны, майор Петров. Центнер живого веса, при росте чуть больше 160 см, смотрятся, конечно, колоритно. Заранее знаем, что и как он сейчас будет говорить, поэтому больше имитируем внимание. Ходили слухи, что к нам его кинули после того, как он проворовался в Ханкале, где был каким-то штабным деятелем, а кто говорил, что он наставил рога какому-то полковнику ещё в Моздоке, - сам майор Петров о своих прежних заслугах скромно умалчивал.

Началось:
- Незаконные... бла-бла-бла... вы с честью... бла-бла-бла... мирное население... бла-бла-бла... провокации... бла-бла-бла... Я (!) принял решение... бла-бла-бла... - и так пять минут, с нулём конкретной информации.

Выслушали. Начинаем собираться возле капитана Мусаева, теперь на самом деле ему решать, кто и что будет делать.
Вдогонку, майору приходит ещё одна гениальная мысль, он всем её начинает доводить, что, мол, он, с группой человек в 10-15 и ВСЕЙ броней, останется здесь и, в случае чего, обеспечит огневое прикрытие операции отсюда, со стратегической высоты. Три четверти села с этой стратегической высоты закрывает склон холма, не видно ж ни хера отсюда... какое прикрытие?!
Да то, что ты бы в посёлок не пошёл, и так понятно было, в первой же калитке застрял бы, но хоть пара БМПшек вблизи не помешала бы. Об этом ему сейчас пытается сказать Мусаев. Петров переходит на истерический крик:
- Товарищ капитан! Выполняйте поставленную задачу!!!

Мусаев молча плюёт себе под ноги, идёт к водителям и мы под истошные вопли Петрова уходим в сторону посёлка группой человек в 60 с тремя БМП. На "стратегической высоте" остался майор, с группой пацанов весеннего призыва.

Посёлок разделён надвое глубоким оврагом, визуально - дворов 100, выглядел убого, хотя каких-либо серьёзных боевых действий в его окрестностях пока ещё не велось. Тишь... Прямо-таки пасторальная идиллия, слышен щебет пташек, блеяние баранов, не хватает только луга, усыпанного эдельвейсами и пастушонка со свирелью, в соломенной шляпе и домотканой одежде.
Осмотр через бинокль и прицелы СВД ничего подозрительного не выявил, выстраиваемся привычным порядком и входим в посёлок.

Оп-па! Похоже, нас ждали... нехорошо это. На раздолбанной «копейке» с московскими номерами подъехали трое пожилых мужчин в папахах и направились к нам. Четвёртый, рослый чеченец-водила, остался сидеть в машине. Ну, что скажете?

- Ыздравствуйтэ, ыздэс бандыт нэт, бандыт горы ушёл, наши ныкого нэ трогал, - начинает протяжно, как муэдзин, самый маленький и носатый из них.
- А раз ныкого нэт, - передразнивает прапорщик Кузьмич, - то нычего страшного вам нэ будэт.
- Грэх, грэх! - начинает воздымать руки к небу второй из парламентёров.

Тут один из наших "Твиксов" - Андрюха не выдерживает, и говорит, мол, иди домой, свой гарем стереги. Смех... Разговор ни о чём продолжается некоторое время, я замечаю недобрый, оценивающе-подсчитывающий взгляд их водителя. Поболтали - уехали.
Нам досталась правая сторона посёлка, идём: Кузьмич, я, оба Твикса, Витька Борода, Русланчик, Вадим Алёнушка, Ромка-москвич, Антоха, Петька-Малыш, Мишка Гаевой... кто-то ещё был... не помню...
Мишка Гаевой - вообще уникум по-своему. Гринпис ходячий, не от мира сего, мата от него не услышишь и добряк, каких мало. Рисовал великолепно, в три минуты, на любом клочке карандашом портреты рисовал, - что фотография, франзузский-английский - свободно, йогу знал, в такие узлы закручивался - уму непостижимо. То суслика прикормил, воду ему в крышечке носил, то нашёл где-то котёнка со сломанной лапой, ему шину соорудил и кормил чуть ли не со рта, но неблагодарный хищник, чуть выздоровев, убежал восвояси.

Первый двор - никого, кроме двух женщин непонятного возраста, одна что-то стирает в корыте, пристройка пуста... ладно, пошли дальше.

Второй дом пуст вообще, хотя ещё ночью здесь кто-то был, - тёплый очаг, объедки свежие, хозяева, ау?

Третий дом, немаленький, с пристройками, на дворе копошатся два чеченских детёныша лет шести-восьми, замурзанные - ну цыганчата. Женщина на пороге недобро смотрит на нас и что-то по-чеченски говорит детям. Старший поднимается и идёт в дом, младший делает шаг навстречу Мишке Гаевому и делает смешную рожицу. Мишка умильно расплывается в улыбке, достаёт откуда-то из-за лифчика потёртый батончик MARSa, протягивает пацанёнку и говорит, что вот, щас второй дам, брату отнесёшь. Эта игра в Мать Терезу явно не нравится Кузьмичу, он говорит, что, мол, Миша, ни к чему это. Интересно, где ж он MARS надыбал? Пацанёнок, не дожидаясь второй конфеты, что-то буркнул и побежал в дом. Кузьмич, Антоха и Борода пошли за ним.

Мишка Гаевой делает шаг в сторону пристройки, из щелей сарайчика раздается очередь - и Мишкина голова взрывается кровавым фейерверком. Прежде чем он успевает упасть, я и Санька с Андрюшкой Твиксами начинаем поливать стены сарая из автоматов, останавливаемся, Андрюшка, рыча - " АААААА, бл...ди!" - сносит дверь сарая ногой. На полу лежат двое: рослый бородач с автоматом, в синей рубахе, ещё жив и, кроваво булькая разодранной нижней частью лица, судорожно елозит по полу. Второй, в камуфляжном костюме, лежит, неестественно вывернув шею. Санька вскидывает автомат и, остервенело поливая в упор бородача, орёт: " Ах, здесь никого нет? Здесь нет никого?! Здесь нет никого?!!!!!! Су-у-у-у-у-ки!" Остановился, когда кончился магазин.
Из дома выскакивают Кузьмич и Антоха, Витька Борода останавливается в дверном проёме. Антоха склоняется над убитым Мишкой и начинает выть... В начале весны Мишка, сам раненый, тащил полумёртвого Антоху на себе, через пол-Грозного. С задней стороны дома снова появляются те два замурзанных пацанёнка, Антоха стеклянным взглядом вперивается в них и целит из подствольника... Кузьмич успевает ударить Антоху в плечо и граната улетает за два двора... Разрыв... Крики...

Метрах в двухстах слева, там, где была наша третья группа, зазвучал автомат, потом ещё один и ещё, и ещё... Мать вашу, начало - лучше не придумаешь.

Кузьмич даёт отмашку - отходим в начало улицы, оттуда улица, заворачивая, расходится трезубцем по всему поселку. Антоха беззвучно плачет, не вытирая слёз и тащит Мишку...

Из переулка выезжает БМПшка, с брони хриплым басом орёт Васька "Высоцкий":
- Та сторона посёлка пустая, а Мусу с ребятами с двух сторон прижали у оврага!

Вторая (меньшая) половина села, по ту сторону оврага, находилась чуть выше нас и обзор чичам был великолепный. Судя по интенсивности огня с той стороны их было раза в три больше, чем наших. Один плюс - их с тыла подпирал крутой склон горы и, в случае подмоги наших, уйти просто так чеченам бы не удалось.

Кузьмич связывается по рации с майором, о чём они говорят - я могу только догадываться, но лицо прапорщика вытягивается, и он молча рвёт связь.
- Сейчас ту сторону села миномётами накроют... Петров обещает подмогу через 15 минут, а пока за мной, ребят отбивать, - Кузьмич часто заморгал и поперхнулся. - Капитана Мусаева уже нет.

...Не знаю, как у кого, но у меня, ощущение и осознание потерь, произошедших не на моих глазах, вызывало странные эмоции - как будто во мне, внутри, висит на резинках какой-то груз в районе груди, а когда узнаю, что кто-то погиб - часть "резинок" рвётся и груз бьёт где-то внизу, а все внутренности опускаются вслед за ним. Потом оставшиеся "резинки" выравнивают положение, но ощущение тяжести в районе горла остаётся... Сколько их, этих "резинок" осталось? Сколько из них ещё оборвется? Какая из них моя?..

..."Подмога" появилась раньше ожидаемого, - из-за склона выкатились два бэтэра и появилось человек 10-12 тех желторотиков, которые оставались с майором Петровым: как мы узнали позже, они самостоятельно, положив на команды, оставили майора и пошли нам на помощь. Пёрли прямо на ту, высокую сторону посёлка, идя в рост. Отвлекли огонь на себя - вот и вся война: почти одновременно, из трёх точек жужжаще бухнуло по бэтэрам, передний покрылся клубами дыма и, став на ребро, начал сползать со склона, затем, перевернувшись, скатился вниз. Взрыв разметал нескольких ребят в стороны. Второй начал разворачиваться, по нему били из-за камней, откуда-то со склона. Господи, да тут вообще гнездо сучье, сколько ж вас, паскуды?!

Добравшись до пологой стороны оврага, мы залегли и начали долбить чичей в задницы, но судя по тому, что они основной огонь моментально перенесли на нас, от группы Мусы уже никого или почти никого не осталось. Семеро их там было.

Заработали миномёты. НАШИ миномёты. По НАМ же. Спасибо, земляки!

У Кузьмича не лицо, а чёрная губка, - лежит на боку и орёт в рацию, из всего, что он говорит, разобрать можно только маты. ЮЮЮЮЮЮЮЮююююуууууу... ЮЮЮЮюююююуууууу... Если б кто спросил меня, какой звук для меня был самый страшный, я б, не задумываясь, сказал - "голос" летящей мины. Кажется вечность летит и летит именно в тебя. Слыша очередь или разрыв, не успеваешь испугаться, или оценить что ли... в тебя или нет, а мина даёт время на все эти эмоции.

ЮЮЮЮЮЮюююююууууу... Инстинктивно закрываю голову руками, хотя руки поверх каски, - сам понимаю, защита смешная. "Отче наш, иже..." или как там...

Ухнуло совсем рядом, прямо в тот холмик, у которого лежали Петька-Малыш и Вадим Алёнушка. Лежали... Ненавижу глаголы в прошедшем времени, НЕНАВИЖУ!

Миномётный огонь перенесли на другую сторону оврага, сообразили наконец-то. Кузьмич снова поднял нас, что было дальше - память выталкивает наружу смутными, пожёванными комками: осознание того, что я живой, добавило какой-то дикой и необъяснимой обречённости и похуизма, бежал, падал, орал, стрелял, стрелял, стрелял, удивлялся, почему магазины такие маленькие и стрелял, стрелял...

С нами (и за нас) это закончил батальон десантуры, подошедший вскоре.

...За эту операцию майор Петров получил правительственную награду. Тридцать пацанов из нашей роты тоже были награждены. Бесплатным цинком и двумя метрами родной земли на брата.




В свой твиттер