(no subject)
Мне всегда везло на парки с непарадных входов, на парадные парки, когда они пусты. На зимние парки, на парки, когда вот только сегодня начался карантин, да, было так в прошлом году.
Уже и не помню, год, два я жила в Петергофе, он ещё был Петродворцом небольшое время, до 2009 года, я теперь знаю. Мне было плохо, я ползала уныло по дорогам зимней и ночной Александрии, чтобы страх вытеснял из меня боль. Подходила к огромным дворцам парадного Петергофа, чтобы трепет вытеснял из меня боль. Смотрела в пруду на маленьких утят, чтобы нежность вытесняла боль.
А сейчас боли нет, но нет и желания гулять. Дожила до такого времени, когда гулять стало неинтересно, когда нужно ждать озарений, чтобы выйти. Даже из автобуса выйти - вот так просто. И пойти по правильной дороге.
И пойти по правильной дороге, как будто, если выключишь желание, тебя поведут за руку.
Но, когда странное озарение приходит, хочется, чтобы парк приходил без боли, спокойно, но по-прежнему не парадно.
Чтобы вытекал из сонных видений, чтобы казался никогда не виденным и неустойчивым - если сейчас не посмотришь, его сдует ветром.
В тот вечер дворцы и парки Царского Села как будто и правда мне снились,
и, на самом деле, скоро они растворятся в летнем тепле позднего мая. Их заполонят толпы народа, кричащего, будто имеющего право на всё это, что справа и слева от них, и что впереди их, и что за их спиной.
А права нет. Растрелли делал это всё, и он окаменел, стоит, улыбаясь, в вечернем исчезающем свете, улыбается загадочно. Превратился в соляной столп.
Вокруг Чевакинский, Стасов, Данини и другие стоят невидимыми призраками. Они чувствуются. Недаром так волнуются охранники, мокнущие под моросью.
Всё чистейше убрано, выметено, и никто не знает, что по-прежнему служит мёртвым. Хотя, наверное, знают.
Спят мёртвым сном там, внутри, там - не парадная радость, не шум, там - тление, успение, течение ладана по анфиладам. Только ворота сияют вечным золотом.
И Пушкин не в Святых Горах - здесь, вечно молодой, спит, как спала мёртвая царевна...
А знак будто запрещает не только гостям из будущего - машинам - ехать дальше, но и гостям из будущего - людям - идти туда...
Ходи по дорогам до полных сумерек - останешься, не выберешься, замёрзнешь, пристанешь к потоку бесплотных. У мёртвых плетей вьюнков.
Уже и не помню, год, два я жила в Петергофе, он ещё был Петродворцом небольшое время, до 2009 года, я теперь знаю. Мне было плохо, я ползала уныло по дорогам зимней и ночной Александрии, чтобы страх вытеснял из меня боль. Подходила к огромным дворцам парадного Петергофа, чтобы трепет вытеснял из меня боль. Смотрела в пруду на маленьких утят, чтобы нежность вытесняла боль.
А сейчас боли нет, но нет и желания гулять. Дожила до такого времени, когда гулять стало неинтересно, когда нужно ждать озарений, чтобы выйти. Даже из автобуса выйти - вот так просто. И пойти по правильной дороге.
И пойти по правильной дороге, как будто, если выключишь желание, тебя поведут за руку.
Но, когда странное озарение приходит, хочется, чтобы парк приходил без боли, спокойно, но по-прежнему не парадно.
Чтобы вытекал из сонных видений, чтобы казался никогда не виденным и неустойчивым - если сейчас не посмотришь, его сдует ветром.
В тот вечер дворцы и парки Царского Села как будто и правда мне снились,
и, на самом деле, скоро они растворятся в летнем тепле позднего мая. Их заполонят толпы народа, кричащего, будто имеющего право на всё это, что справа и слева от них, и что впереди их, и что за их спиной.
А права нет. Растрелли делал это всё, и он окаменел, стоит, улыбаясь, в вечернем исчезающем свете, улыбается загадочно. Превратился в соляной столп.
Вокруг Чевакинский, Стасов, Данини и другие стоят невидимыми призраками. Они чувствуются. Недаром так волнуются охранники, мокнущие под моросью.
Всё чистейше убрано, выметено, и никто не знает, что по-прежнему служит мёртвым. Хотя, наверное, знают.
Спят мёртвым сном там, внутри, там - не парадная радость, не шум, там - тление, успение, течение ладана по анфиладам. Только ворота сияют вечным золотом.
И Пушкин не в Святых Горах - здесь, вечно молодой, спит, как спала мёртвая царевна...
А знак будто запрещает не только гостям из будущего - машинам - ехать дальше, но и гостям из будущего - людям - идти туда...
Ходи по дорогам до полных сумерек - останешься, не выберешься, замёрзнешь, пристанешь к потоку бесплотных. У мёртвых плетей вьюнков.