(no subject)
Предыдущие части: I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X и продолжение
«Что же это было? Мистификация? Но тогда вопрос - кто и зачем мистифицирует? Ну, не безграмотные же девки деревенские, в самом деле! И потом, такие фокусы требуют тщательной подготовки и специального оборудования, - Яков прошёлся по комнате, заглядывая по углам. - Не-е-ет, тут что-то другое! Она говорила про капли... Откуда она про них знает? Допустим, ей рассказала та, которая прибежала потом с пруда. Да, точно! Потому она и твердила, что капли не для неё. Она знала, что их пьёт та, другая. Но ведь та выпила и ей ничего не было, почему же эта исчезла? Ничего не понимаю!»
Яков упал в кресло и в отчаянии схватился за голову, он чувствовал - разгадка где-то рядом, но где?! В памяти всплыло: «Я же говорила вам, барин, не мне те капельки были!»
- Но тогда кому? Кому?!
Нет ответа. Лишь девичий шепоток: «Не мне, барин... Не мне... Я же говорила, не мне-е-е!!!»
- Где эта чертова девка?! Да, наверняка, возле ребёнка крутится! - Яков вскочил, подбежал к двери, но та оказалась запертой. Мгновенный испуг холодком пробежал по спине, но вспомнил, что сам закрыл дверь. А ключ, оказывается, машинально положил в карман камзола!
Всё произошло настолько быстро, Люба даже не успела отпрянуть. Так и осталась стоять, словно заворожённая, глядя вслед проехавшей мимо тойоте. Ликование: «Я же говорила! - как-то очень быстро сменилось разочарованием. - Значит, никакой мистики. Что я собственно и предполагала. Машина вполне реальная, а водитель микроавтобуса навешал мне лапши, чтобы не впутываться в неприятную историю с дачей свидетельских показаний.»
Всё, в общем-то, разъяснилось, и необходимость проникать в здание пансионата отпала. Но Люба столько гонялась за этой тойотой, что уйти просто так не могла. Вместо того, чтобы никем незамеченной выйти через боковую калиточку и спокойно вернуться домой, она подошла к гаражу и остановилась перед распахнутыми воротами. Очень уж ей хотелось посмотреть на водителя
Парень - на вид лет двадцать пять - двадцать семь, не больше - копался в багажнике, доставая оттуда пакеты. Почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулся, увидел Любу, коротко поздоровался и снова занялся своими вещами.
Люба тоже поздоровалась и, чтобы как-то продолжить разговор, спросила первое, что пришло в голову:
- Скажите, а у вас здесь кино снимается, да?
- Угу, «День сурка» называется, - хмуро пошутил парень, закрывая багажник.
Он подхватил пакеты, вышел из гаража, с пульта закрыл ворота и, видя, что Люба не собирается уходить, спросил:
- Вы что, новенькая?
- Нет-нет. Я просто мимо проходила и случайно увидела там у вас на заднем дворе карету с лошадьми и девушку в старинном сарафане. Мужчина ещё там тоже был, такой... колоритный. Вот я и подумала, что кино снимают. Ну и зашла, интересно же... - Люба смущённо улыбнулась своему невольному собеседнику.
Парень, только что собиравшийся уйти, остановился и пристально посмотрел на Любу.
- То есть, вы хотите сказать, что вот так просто шли мимо, увидели, решили зайти и зашли?
- Ну, да. А что, нельзя было? Но там калитка была открыта, я потому и...
- Понятно. Тоже наследница, значит...
- В смысле? - удивилась Люба.
- Знаете что, - парень поудобнее перехватил сумки. - Как вас?..
- Любовь Викторовна.
- А я - Александр, можно просто Саша, - он кивком изобразил лёгкий поклон и продолжил, - давайте, Любовь Викторовна, зайдём ко мне, там и поговорим. Раз уж вы сами сюда пришли, то вам неплохо бы знать, куда вы попали.
- Да я с удовольствием. А меня пустят?
- Поверьте мне, не только пустят, но ещё и рады будут. Не каждый день наследницы сюда сами приходят.
- Вы меня уже второй раз называете наследницей. Давайте, я вам помогу, - Люба подхватила свёрток, готовый вот-вот вывалиться из пакета, - Вы ошибаетесь, уверяю вас. Я не имею никакого отношения к владельцам этой усадьбы: ни к бывшим, ни к нынешним. Я совершенно случайно...
- Любовь Викторовна, - перебил её Александр, - случайные люди сюда не заходят.
- Но я же зашла!
- Так, а я о чём?! - горячо поддержал Александр и усмехнулся. - Пойдёмте, а то мы так до вечера здесь простоим. Обещаю, я вам всё расскажу и объясню, во всяком случае то, в чём успел разобраться сам.
- Ну, хорошо, - согласилась Люба, - пойдёмте.
Приготовление ужина было в самом разгаре. Кухарка, высокая дородная тётка, как ураган носилась между столами и плитами, раздавая указания и затрещины нерадивым работникам. А нерадивыми у неё были все, кто попадался под руку. Оно и понятно, уж больно большая ответственность лежала на ней. Мало того, что помогала шеф-повару приготовлять разные кулинарные шедевры - те блюда, которые шедеврами не являлись, готовила самостоятельно - так ещё и за работниками смотрела: чтобы и печи вовремя были растоплены, и посуда помыта, и овощи почищены, и птица, рыба, мясо разделаны. А работники - это ж ведь такой народ, так и норовят от дела отлынить!
- Где тебя черти носили?! - закричала она на мальчишку, появившегося на кухне с охапкой дров. - Как работать, так его нету, а как пожрать, так первый с ложкой бежит! Подкладывай в печь, не стой истуканом!
Она замахнулась, чтобы дать мальчишке тычка, и увидела на пороге барина.
Явление это было настолько редким - пальцев одной руки хватило бы, пересчитать все случаи, когда господа сюда заглядывали - что кухарка застыла в немом изумлении, и это было равносильно тому, как если бы у машины под названием «кухня» заглох двигатель. Все немедленно встрепенулись, желая выяснить причину «поломки», а увидав барина в дверях, тоже замерли, поскольку «двигатель» молчал, никаких специальных распоряжений не было, и что делать непонятно.
Последним увидел барина мальчишка с дровами. Проследив за остекленевшим взглядом кухарки, он развернулся, и рот у него сам собой раскрылся, а руки разжались - поленья с гулким стуком посыпались на пол.
Звук этот и вывел кухарку из оцепенения. Подавив в себе большое желание надавать пацану подзатыльников, она обвела кухню горящим взором полководца, оглядывающего войско на смотру. Все немедленно приступили к прерванным занятиям, а она с поклоном обратилась к Якову:
- Чего изволите, барин?
Яков поманил её, подзывая к себе, и спросил, не отдавала ли ей девка Палашка ребёнка на вскармливание?
- А как же, принесла, да. Хорошая такая девочка, здоровенькая.
- И где она теперь?
- Так у меня в комнатке. Поела и спит себе в люльке.
- А где твоя комната?
- А там, в конце коридора дверь приоткрытую видите?
Яков вышел за порог, посмотрел в указанном направлении.
- Вижу, да.
- Вот, там я и живу.
Барин кивнул и ушёл. Кухарка развернулась и, уперев руки в бока, исподлобья сверкнула глазищами.
- Ну-у?!
Никогда ещё - ни до, ни после - кухонная прислуга не работала с такой скоростью, как в тот раз. Даже шеф-повар, недавно привезённый графом из-за границы и не бельмеса не понимавший по-русски, взбивал яйца в мисочке в два раза быстрее обычного.
Яков не ошибся в своих предположениях. Пелагея действительно была в комнате кухарки. Сидя возле люльки, она тихонько покачивала её и не отрываясь смотрела на дочь.
- А-а, ты здесь, - Яков сходу хотел приступить к расспросам, но вместо этого, тронутый материнской нежностью, сквозившей в каждом движении молодой женщины, спросил, - Как назвала?
- Анфисой, - улыбнулась Палашка, осторожно поглаживая округлую щёчку и высунувшуюся из пелёнки сжатую в кулачок ручку малышки. - Вы уж, барин, не оставьте сиротку, приглядите. И вот ещё что, не забудьте до полуночи разыскать меня и капельки дать. Утром-то вы не той дали, не той!
«Ага! Не той, значит!» - обрадовался Яков и уже открыл было рот, собираясь задать весь день мучившие его вопросы.
Но Палашка опередила:
- Пора мне, барин. Я и зашла-то только попрощаться. - она поднялась, склонившись над люлькой, поцеловала ребёнка и, как ни в чём не бывало, направилась к выходу.
- Постой, ты куда? - Яков попытался её задержать. - Вернись, кому говорю! Мне с тобой поговорить надо!
Пелагея остановилась у двери, оглянулась:
- Вы, главное, про капельки не забудьте, а то быть беде. Вы и так уже дел натворили. И ещё запомните: три капли меняют зрение, шесть капель меняют тело, а девять - душу!
С этими словами Плашка и вышла. А обескураженный Яков ещё долго сидел у кухарки, блуждая по комнате ничего не видящим взором, и бормотал под нос:
- Так вот оно что... Вот оно, значит, что...
Но, по-настоящему, смысл сказанного Пелагеей дошёл до него только на следующий день, когда выяснилось, что она пропала. С вечера ещё была, он сам её видел и капли дал, а на утро, как сквозь землю провалилась.
Завтра буду занята весь день, но в четверг встречаемся, как обычно.
Всегда ваша Л.)
«Что же это было? Мистификация? Но тогда вопрос - кто и зачем мистифицирует? Ну, не безграмотные же девки деревенские, в самом деле! И потом, такие фокусы требуют тщательной подготовки и специального оборудования, - Яков прошёлся по комнате, заглядывая по углам. - Не-е-ет, тут что-то другое! Она говорила про капли... Откуда она про них знает? Допустим, ей рассказала та, которая прибежала потом с пруда. Да, точно! Потому она и твердила, что капли не для неё. Она знала, что их пьёт та, другая. Но ведь та выпила и ей ничего не было, почему же эта исчезла? Ничего не понимаю!»
Яков упал в кресло и в отчаянии схватился за голову, он чувствовал - разгадка где-то рядом, но где?! В памяти всплыло: «Я же говорила вам, барин, не мне те капельки были!»
- Но тогда кому? Кому?!
Нет ответа. Лишь девичий шепоток: «Не мне, барин... Не мне... Я же говорила, не мне-е-е!!!»
- Где эта чертова девка?! Да, наверняка, возле ребёнка крутится! - Яков вскочил, подбежал к двери, но та оказалась запертой. Мгновенный испуг холодком пробежал по спине, но вспомнил, что сам закрыл дверь. А ключ, оказывается, машинально положил в карман камзола!
Всё произошло настолько быстро, Люба даже не успела отпрянуть. Так и осталась стоять, словно заворожённая, глядя вслед проехавшей мимо тойоте. Ликование: «Я же говорила! - как-то очень быстро сменилось разочарованием. - Значит, никакой мистики. Что я собственно и предполагала. Машина вполне реальная, а водитель микроавтобуса навешал мне лапши, чтобы не впутываться в неприятную историю с дачей свидетельских показаний.»
Всё, в общем-то, разъяснилось, и необходимость проникать в здание пансионата отпала. Но Люба столько гонялась за этой тойотой, что уйти просто так не могла. Вместо того, чтобы никем незамеченной выйти через боковую калиточку и спокойно вернуться домой, она подошла к гаражу и остановилась перед распахнутыми воротами. Очень уж ей хотелось посмотреть на водителя
Парень - на вид лет двадцать пять - двадцать семь, не больше - копался в багажнике, доставая оттуда пакеты. Почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулся, увидел Любу, коротко поздоровался и снова занялся своими вещами.
Люба тоже поздоровалась и, чтобы как-то продолжить разговор, спросила первое, что пришло в голову:
- Скажите, а у вас здесь кино снимается, да?
- Угу, «День сурка» называется, - хмуро пошутил парень, закрывая багажник.
Он подхватил пакеты, вышел из гаража, с пульта закрыл ворота и, видя, что Люба не собирается уходить, спросил:
- Вы что, новенькая?
- Нет-нет. Я просто мимо проходила и случайно увидела там у вас на заднем дворе карету с лошадьми и девушку в старинном сарафане. Мужчина ещё там тоже был, такой... колоритный. Вот я и подумала, что кино снимают. Ну и зашла, интересно же... - Люба смущённо улыбнулась своему невольному собеседнику.
Парень, только что собиравшийся уйти, остановился и пристально посмотрел на Любу.
- То есть, вы хотите сказать, что вот так просто шли мимо, увидели, решили зайти и зашли?
- Ну, да. А что, нельзя было? Но там калитка была открыта, я потому и...
- Понятно. Тоже наследница, значит...
- В смысле? - удивилась Люба.
- Знаете что, - парень поудобнее перехватил сумки. - Как вас?..
- Любовь Викторовна.
- А я - Александр, можно просто Саша, - он кивком изобразил лёгкий поклон и продолжил, - давайте, Любовь Викторовна, зайдём ко мне, там и поговорим. Раз уж вы сами сюда пришли, то вам неплохо бы знать, куда вы попали.
- Да я с удовольствием. А меня пустят?
- Поверьте мне, не только пустят, но ещё и рады будут. Не каждый день наследницы сюда сами приходят.
- Вы меня уже второй раз называете наследницей. Давайте, я вам помогу, - Люба подхватила свёрток, готовый вот-вот вывалиться из пакета, - Вы ошибаетесь, уверяю вас. Я не имею никакого отношения к владельцам этой усадьбы: ни к бывшим, ни к нынешним. Я совершенно случайно...
- Любовь Викторовна, - перебил её Александр, - случайные люди сюда не заходят.
- Но я же зашла!
- Так, а я о чём?! - горячо поддержал Александр и усмехнулся. - Пойдёмте, а то мы так до вечера здесь простоим. Обещаю, я вам всё расскажу и объясню, во всяком случае то, в чём успел разобраться сам.
- Ну, хорошо, - согласилась Люба, - пойдёмте.
Приготовление ужина было в самом разгаре. Кухарка, высокая дородная тётка, как ураган носилась между столами и плитами, раздавая указания и затрещины нерадивым работникам. А нерадивыми у неё были все, кто попадался под руку. Оно и понятно, уж больно большая ответственность лежала на ней. Мало того, что помогала шеф-повару приготовлять разные кулинарные шедевры - те блюда, которые шедеврами не являлись, готовила самостоятельно - так ещё и за работниками смотрела: чтобы и печи вовремя были растоплены, и посуда помыта, и овощи почищены, и птица, рыба, мясо разделаны. А работники - это ж ведь такой народ, так и норовят от дела отлынить!
- Где тебя черти носили?! - закричала она на мальчишку, появившегося на кухне с охапкой дров. - Как работать, так его нету, а как пожрать, так первый с ложкой бежит! Подкладывай в печь, не стой истуканом!
Она замахнулась, чтобы дать мальчишке тычка, и увидела на пороге барина.
Явление это было настолько редким - пальцев одной руки хватило бы, пересчитать все случаи, когда господа сюда заглядывали - что кухарка застыла в немом изумлении, и это было равносильно тому, как если бы у машины под названием «кухня» заглох двигатель. Все немедленно встрепенулись, желая выяснить причину «поломки», а увидав барина в дверях, тоже замерли, поскольку «двигатель» молчал, никаких специальных распоряжений не было, и что делать непонятно.
Последним увидел барина мальчишка с дровами. Проследив за остекленевшим взглядом кухарки, он развернулся, и рот у него сам собой раскрылся, а руки разжались - поленья с гулким стуком посыпались на пол.
Звук этот и вывел кухарку из оцепенения. Подавив в себе большое желание надавать пацану подзатыльников, она обвела кухню горящим взором полководца, оглядывающего войско на смотру. Все немедленно приступили к прерванным занятиям, а она с поклоном обратилась к Якову:
- Чего изволите, барин?
Яков поманил её, подзывая к себе, и спросил, не отдавала ли ей девка Палашка ребёнка на вскармливание?
- А как же, принесла, да. Хорошая такая девочка, здоровенькая.
- И где она теперь?
- Так у меня в комнатке. Поела и спит себе в люльке.
- А где твоя комната?
- А там, в конце коридора дверь приоткрытую видите?
Яков вышел за порог, посмотрел в указанном направлении.
- Вижу, да.
- Вот, там я и живу.
Барин кивнул и ушёл. Кухарка развернулась и, уперев руки в бока, исподлобья сверкнула глазищами.
- Ну-у?!
Никогда ещё - ни до, ни после - кухонная прислуга не работала с такой скоростью, как в тот раз. Даже шеф-повар, недавно привезённый графом из-за границы и не бельмеса не понимавший по-русски, взбивал яйца в мисочке в два раза быстрее обычного.
Яков не ошибся в своих предположениях. Пелагея действительно была в комнате кухарки. Сидя возле люльки, она тихонько покачивала её и не отрываясь смотрела на дочь.
- А-а, ты здесь, - Яков сходу хотел приступить к расспросам, но вместо этого, тронутый материнской нежностью, сквозившей в каждом движении молодой женщины, спросил, - Как назвала?
- Анфисой, - улыбнулась Палашка, осторожно поглаживая округлую щёчку и высунувшуюся из пелёнки сжатую в кулачок ручку малышки. - Вы уж, барин, не оставьте сиротку, приглядите. И вот ещё что, не забудьте до полуночи разыскать меня и капельки дать. Утром-то вы не той дали, не той!
«Ага! Не той, значит!» - обрадовался Яков и уже открыл было рот, собираясь задать весь день мучившие его вопросы.
Но Палашка опередила:
- Пора мне, барин. Я и зашла-то только попрощаться. - она поднялась, склонившись над люлькой, поцеловала ребёнка и, как ни в чём не бывало, направилась к выходу.
- Постой, ты куда? - Яков попытался её задержать. - Вернись, кому говорю! Мне с тобой поговорить надо!
Пелагея остановилась у двери, оглянулась:
- Вы, главное, про капельки не забудьте, а то быть беде. Вы и так уже дел натворили. И ещё запомните: три капли меняют зрение, шесть капель меняют тело, а девять - душу!
С этими словами Плашка и вышла. А обескураженный Яков ещё долго сидел у кухарки, блуждая по комнате ничего не видящим взором, и бормотал под нос:
- Так вот оно что... Вот оно, значит, что...
Но, по-настоящему, смысл сказанного Пелагеей дошёл до него только на следующий день, когда выяснилось, что она пропала. С вечера ещё была, он сам её видел и капли дал, а на утро, как сквозь землю провалилась.
Завтра буду занята весь день, но в четверг встречаемся, как обычно.
Всегда ваша Л.)