Этгар Керет. Заряд Бодрости. Перевод перевода.
Заряд Бодрости.
С тех пор, как она его наконец бросила, он каждую ночь засыпал в разных местах: то на диване, то в кресле в большой комнате, то, как бомж, на балконном коврике. И каждое утро он обязательно шёл завтракать в кафе. Ведь даже заключённые имеют право на ежедневную прогулку по тюремному двору, правда? В кафе его всегда усаживали за столик, накрытый на двоих, напротив пустого стула. Всегда. Даже когда официант специально спрашивал, один ли он. Все остальные сидели по двое или по трое, смеялись, делились друг с другом едой из тарелок, перехватывали друг у друга счёт, а Мирон сидел один и ел завтрак "Заряд Бодрости": апельсиновый сок, мюсли хрустящие медовые, дабл эспрессо декаф, обезжиренное молоко отдельно. Конечно, было б лучше, если б кто-нибудь сидел напротив и смеялся вместе с ним, и чтоб было с кем спорить, чья очередь платить, протягивая наперегонки официанту деньги со словами "Нет, возьмите мои - Аври, убери! Сегодня я угощаю!". Но у него никого такого не было, а завтрак в одиночестве в кафе в сотню раз лучше завтрака в одиночестве дома.
Мирон любил наблюдать за посетителями. Он подслушивал разговоры, листал раздел "Новости спорта", или с озабоченным видом изучал взлёты и падения израильских акций на американском фондовом рынке. Иногда кто-нибудь подходил попросить часть газеты, которую он уже дочитал, и он кивал, стараясь улыбаться. Однажды к нему даже подошла сексапильная мамашка с младенцем в коляске. Протягивая ей страницу, где в заголовке крупными буквами сообщалось о групповом изнасиловании в пригороде, Мирон сказал: "И в этот безумный мир мы производим на свет детей". Он думал, такая реплика обычно сближает людей, подчёркивая общность их судеб, но сексапильная мамашка, метнув на него злобный взгляд, только прихватила заодно без спросу раздел "Здоровый образ жизни".
И вот однажды в четверг в кафе вошёл потный толстяк и улыбнулся ему. Мирон даже растерялся. Последней ему улыбалась Мааян, прямо перед тем, как ушла, пять месяцев назад, и улыбка её была однозначно саркастической. Толстяк же улыбался мягкой, почти виноватой улыбкой. Он жестом показал что-то, вероятно, что хочет сесть, и Мирон почти не задумываясь кивнул. Толстяк сел и сказал:
-Рубен, слушай, прости, что я опоздал. Я помню, что мы на десять договаривались, но я так с ребёнком утром намучился, кошмар.
Мирон подумал было, что надо бы сказать толстяку, что он не Рубен, но вдруг понял, что вместо этого смотрит на часы и отвечает: "Ой, да брось, ничего страшного, 10 минут - о чём речь".
Потом они оба помолчали секунду, и Мирон спросил, как ребёнок. Толстяк ответил, что всё с ней в порядке, что она ходит теперь в новый детский сад, но что каждый раз, когда oн её туда отводит, цепляется и не хочет его отпускать.
- Ох, да у тебя и своих проблем, небось, хватает, - спохватился толстяк. - Давай к делу.
Мирон, вздохнув, выжидательно молчал.
-Послушай, - сказал толстяк. - Пятьсот - это слишком. Ну отдай мне за четыреста. Знаешь даже, что? Даже за четыреста десять, и тогда шестьсот штук.
-Четыреста восемьдесят, - ответил Мирон. - Четыреста восемьдесят. И только если тысяча.
-Ну пойми меня, - сказал толстяк, - ну ты же сам знаешь ситуацию, рецессия, всё такое. Вчера в новостях показывали: из помойки люди едят! У меня и так маржи почти нет, а если ты будешь давить - мне же придётся задрать цену, ты же так меня с рынка вытеснишь!
-Не беспокойся, - ответил Мирон. На каждые три человека, которые едят из помойки, приходится один, разъезжающий в мерседесе.
Толстяк рассмеялся, а потом пробормотал с улыбкой:
-Меня предупреждали, что с тобой тяжело.
-Да я такой же, как ты, - возразил Мирон. - Просто поддерживаю единство тела и духа.
Толстяк вытер потную ладонь о рубашку и протянул Мирону руку.
-Четыреста шестьдясят, - сказал он. -Четыреста шестьдесят, и я беру тысячу.
И увидев, что Мирон никак не среагировал, добавил:
-Четыреста шестьдясят за тысячу, и считай, что я твой должник. Можешь, если что, на меня рассчитывать. Ты же лучше других знаешь, как важно в нашем деле, когда тебе кто-то чем-то обязан, это дороже денег.
Последнего предложения Мирону оказалось достаточно, чтоб пожать протянутую руку. Впервые за всю жизнь кто-то был ему чем-то обязан. Хоть этот кто-то и считал, что его зовут Рубен. Но тем не менее. И пока они, доев, спорили, чья очередь платить и кто в этот раз угощает, у него было тепло на душе. Опередив толстяка на долю секунды, он успел сунуть официанту мятую купюру.
Начиная с этого дня, всё пошло по стандартной схеме. Мирон садился, заказывал завтрак, и начинал наблюдение за теми, кто входил в кафе. Если входящий настороженно вглядывался в посетителей за столиками, Мирон быстро махал ему рукой и приглашал сесть рядом.
-Не хочу я доводить дело до суда, - объяснял ему лысый мужик с кустистыми бровями.
-Ну и я не хочу, - соглашался Мирон. -Лучше же всегда по-доброму договориться.
-И, как я уже предупреждала: ночные дежурства я не беру, - заявляла блондинка с ботоксными губами.
-Ты как себе это представляешь, все берут ночные дежурства, а ты не берёшь? - ворчливо отвечал Мирон.
-Габи просил передать, что он просит прощения, - говорил парень с гнилыми зубами и серьгой в ухе.
-Если б правда хотел попросить прощения, сам бы пришёл и попросил, без посредников!
-А из емейла казалось, что Вы выше, - жаловалась рыжая скелетина.
-А из емейла казалось, что Вы непритязательны, - парировал Мирон.
И как-то в конце концов всё складывалось. С Лысым они договорились без суда. Блондинка-Ботоксные Губы согласилась попросить сестру посидеть с ребёнком, и смогла раз в неделю дежурить ночью. Гнилозубый пообещал, что Габи позвонит сам, а с Рыжей решили, что не подходят друг другу. Иногда они оплачивали счёт, иногда он (с Рыжей они поделили пополам). И всё это было так увлекательно, что если за целое утро к нему никто не подсаживался, Мирон бывал разочарован. К счастью, такого почти случалось.
Почти через два месяца с момента встречи с потным толстяком, в кафе вошёл человек с рубцеватым лицом. Несмотря на плохую кожу и на то, что выглядел он лет на десять старше Мирона, человек был красив и харизматичен.
-Я был уверен, что Вы не придёте, - произнёс он сразу, как только сел рядом.
-Ну мы же договорились встретиться, - ответил Мирон.
-Да, - сказал рябой человек, печально улыбнувшись, - но после того, как я на Вас наорал по телефону, я испугался, что Вы струсите.
-Ну, вот он я, - сказал Мирон почти с издёвкой.
-Простите, что я наорал, - извинился человек. - Серьёзно. Я психанул. Но я своих слов обратно не беру, Вы это понимаете? Я прошу Вас перестать с ней встречаться.
-Но я её люблю, - ответил Мирон придушенным голосом.
-Иногда нужно отказаться от того, что любишь, - сказал рябой. - Я старше Вас, я знаю. Иногда приходится отказываться.
-Простите, - сказал Мирон, - но я не могу.
-Да, можете, - выпалил человек, - можете и откажетесь. Других вариантов нет. Даже если мы оба её любим - я ей, всё же, муж, и я не позволю Вам разрушить мою семью. Вы поняли?
Мирон помотал головой и ответил мужу:
-Да вы не представляете, как я жил этот последний год. Это ад. Даже не ад, а огромное зачерствевшее ничто. И когда так долго живёшь ни с чем, и вдруг появляется нечто, невозможно это нечто прогнать и отказаться. Вы же понимаете меня, правда? Я знаю, что Вы понимаете меня.
Муж прикусил губу.
-Если вы увидитесь хотя бы ещё один раз, - сказал он, - я Вас убью. Это не фигура речи, и Вы это знаете.
-Ну, убейте меня, - пожал плечами Мирон. -Мне не страшно. Все мы когда-нибудь умрём.
Муж перегнулся через стол и двинул ему в челюсть. Впервые в жизни Мирона ударили так сильно. Он почувствовал, как горячая волна боли поднимается откуда-то из середины лица и разливается во все стороны. Через несколько секунд он понял, что лежит на полу.
-Я увезу её отсюда, - орал муж, пиная его по животу и по рёбрам, - я её увезу далеко, за границу, ты никогда её не найдёшь! Ты её никогда больше не увидишь, ты понял, говнюк ёбаный?
Два официанта наскочили на мужа и как-то сумели его оттащить. Кто-то крикнул бармену, чтоб вызвал полицию. Прилипнув щекой к прохладному полу, Мирон наблюдал, как муж выбегает из кафе.
-Вам вызвать неотложку? - спросил склонившийся над ним официант.
Мирон прошептал, что незачем.
-Точно, Вы уверены? - настаивал официант. - Вы же весь в крови!
Мирон медленно кивнул и закрыл глаза. Он изо всех сил пытался представить себя рядом с этой женщиной. С той, которую он никогда больше не увидит. Он пытался, и на секунду ему это почти удалось. Всё тело болело. Он чувствовал, что жив.
С тех пор, как она его наконец бросила, он каждую ночь засыпал в разных местах: то на диване, то в кресле в большой комнате, то, как бомж, на балконном коврике. И каждое утро он обязательно шёл завтракать в кафе. Ведь даже заключённые имеют право на ежедневную прогулку по тюремному двору, правда? В кафе его всегда усаживали за столик, накрытый на двоих, напротив пустого стула. Всегда. Даже когда официант специально спрашивал, один ли он. Все остальные сидели по двое или по трое, смеялись, делились друг с другом едой из тарелок, перехватывали друг у друга счёт, а Мирон сидел один и ел завтрак "Заряд Бодрости": апельсиновый сок, мюсли хрустящие медовые, дабл эспрессо декаф, обезжиренное молоко отдельно. Конечно, было б лучше, если б кто-нибудь сидел напротив и смеялся вместе с ним, и чтоб было с кем спорить, чья очередь платить, протягивая наперегонки официанту деньги со словами "Нет, возьмите мои - Аври, убери! Сегодня я угощаю!". Но у него никого такого не было, а завтрак в одиночестве в кафе в сотню раз лучше завтрака в одиночестве дома.
Мирон любил наблюдать за посетителями. Он подслушивал разговоры, листал раздел "Новости спорта", или с озабоченным видом изучал взлёты и падения израильских акций на американском фондовом рынке. Иногда кто-нибудь подходил попросить часть газеты, которую он уже дочитал, и он кивал, стараясь улыбаться. Однажды к нему даже подошла сексапильная мамашка с младенцем в коляске. Протягивая ей страницу, где в заголовке крупными буквами сообщалось о групповом изнасиловании в пригороде, Мирон сказал: "И в этот безумный мир мы производим на свет детей". Он думал, такая реплика обычно сближает людей, подчёркивая общность их судеб, но сексапильная мамашка, метнув на него злобный взгляд, только прихватила заодно без спросу раздел "Здоровый образ жизни".
И вот однажды в четверг в кафе вошёл потный толстяк и улыбнулся ему. Мирон даже растерялся. Последней ему улыбалась Мааян, прямо перед тем, как ушла, пять месяцев назад, и улыбка её была однозначно саркастической. Толстяк же улыбался мягкой, почти виноватой улыбкой. Он жестом показал что-то, вероятно, что хочет сесть, и Мирон почти не задумываясь кивнул. Толстяк сел и сказал:
-Рубен, слушай, прости, что я опоздал. Я помню, что мы на десять договаривались, но я так с ребёнком утром намучился, кошмар.
Мирон подумал было, что надо бы сказать толстяку, что он не Рубен, но вдруг понял, что вместо этого смотрит на часы и отвечает: "Ой, да брось, ничего страшного, 10 минут - о чём речь".
Потом они оба помолчали секунду, и Мирон спросил, как ребёнок. Толстяк ответил, что всё с ней в порядке, что она ходит теперь в новый детский сад, но что каждый раз, когда oн её туда отводит, цепляется и не хочет его отпускать.
- Ох, да у тебя и своих проблем, небось, хватает, - спохватился толстяк. - Давай к делу.
Мирон, вздохнув, выжидательно молчал.
-Послушай, - сказал толстяк. - Пятьсот - это слишком. Ну отдай мне за четыреста. Знаешь даже, что? Даже за четыреста десять, и тогда шестьсот штук.
-Четыреста восемьдесят, - ответил Мирон. - Четыреста восемьдесят. И только если тысяча.
-Ну пойми меня, - сказал толстяк, - ну ты же сам знаешь ситуацию, рецессия, всё такое. Вчера в новостях показывали: из помойки люди едят! У меня и так маржи почти нет, а если ты будешь давить - мне же придётся задрать цену, ты же так меня с рынка вытеснишь!
-Не беспокойся, - ответил Мирон. На каждые три человека, которые едят из помойки, приходится один, разъезжающий в мерседесе.
Толстяк рассмеялся, а потом пробормотал с улыбкой:
-Меня предупреждали, что с тобой тяжело.
-Да я такой же, как ты, - возразил Мирон. - Просто поддерживаю единство тела и духа.
Толстяк вытер потную ладонь о рубашку и протянул Мирону руку.
-Четыреста шестьдясят, - сказал он. -Четыреста шестьдесят, и я беру тысячу.
И увидев, что Мирон никак не среагировал, добавил:
-Четыреста шестьдясят за тысячу, и считай, что я твой должник. Можешь, если что, на меня рассчитывать. Ты же лучше других знаешь, как важно в нашем деле, когда тебе кто-то чем-то обязан, это дороже денег.
Последнего предложения Мирону оказалось достаточно, чтоб пожать протянутую руку. Впервые за всю жизнь кто-то был ему чем-то обязан. Хоть этот кто-то и считал, что его зовут Рубен. Но тем не менее. И пока они, доев, спорили, чья очередь платить и кто в этот раз угощает, у него было тепло на душе. Опередив толстяка на долю секунды, он успел сунуть официанту мятую купюру.
Начиная с этого дня, всё пошло по стандартной схеме. Мирон садился, заказывал завтрак, и начинал наблюдение за теми, кто входил в кафе. Если входящий настороженно вглядывался в посетителей за столиками, Мирон быстро махал ему рукой и приглашал сесть рядом.
-Не хочу я доводить дело до суда, - объяснял ему лысый мужик с кустистыми бровями.
-Ну и я не хочу, - соглашался Мирон. -Лучше же всегда по-доброму договориться.
-И, как я уже предупреждала: ночные дежурства я не беру, - заявляла блондинка с ботоксными губами.
-Ты как себе это представляешь, все берут ночные дежурства, а ты не берёшь? - ворчливо отвечал Мирон.
-Габи просил передать, что он просит прощения, - говорил парень с гнилыми зубами и серьгой в ухе.
-Если б правда хотел попросить прощения, сам бы пришёл и попросил, без посредников!
-А из емейла казалось, что Вы выше, - жаловалась рыжая скелетина.
-А из емейла казалось, что Вы непритязательны, - парировал Мирон.
И как-то в конце концов всё складывалось. С Лысым они договорились без суда. Блондинка-Ботоксные Губы согласилась попросить сестру посидеть с ребёнком, и смогла раз в неделю дежурить ночью. Гнилозубый пообещал, что Габи позвонит сам, а с Рыжей решили, что не подходят друг другу. Иногда они оплачивали счёт, иногда он (с Рыжей они поделили пополам). И всё это было так увлекательно, что если за целое утро к нему никто не подсаживался, Мирон бывал разочарован. К счастью, такого почти случалось.
Почти через два месяца с момента встречи с потным толстяком, в кафе вошёл человек с рубцеватым лицом. Несмотря на плохую кожу и на то, что выглядел он лет на десять старше Мирона, человек был красив и харизматичен.
-Я был уверен, что Вы не придёте, - произнёс он сразу, как только сел рядом.
-Ну мы же договорились встретиться, - ответил Мирон.
-Да, - сказал рябой человек, печально улыбнувшись, - но после того, как я на Вас наорал по телефону, я испугался, что Вы струсите.
-Ну, вот он я, - сказал Мирон почти с издёвкой.
-Простите, что я наорал, - извинился человек. - Серьёзно. Я психанул. Но я своих слов обратно не беру, Вы это понимаете? Я прошу Вас перестать с ней встречаться.
-Но я её люблю, - ответил Мирон придушенным голосом.
-Иногда нужно отказаться от того, что любишь, - сказал рябой. - Я старше Вас, я знаю. Иногда приходится отказываться.
-Простите, - сказал Мирон, - но я не могу.
-Да, можете, - выпалил человек, - можете и откажетесь. Других вариантов нет. Даже если мы оба её любим - я ей, всё же, муж, и я не позволю Вам разрушить мою семью. Вы поняли?
Мирон помотал головой и ответил мужу:
-Да вы не представляете, как я жил этот последний год. Это ад. Даже не ад, а огромное зачерствевшее ничто. И когда так долго живёшь ни с чем, и вдруг появляется нечто, невозможно это нечто прогнать и отказаться. Вы же понимаете меня, правда? Я знаю, что Вы понимаете меня.
Муж прикусил губу.
-Если вы увидитесь хотя бы ещё один раз, - сказал он, - я Вас убью. Это не фигура речи, и Вы это знаете.
-Ну, убейте меня, - пожал плечами Мирон. -Мне не страшно. Все мы когда-нибудь умрём.
Муж перегнулся через стол и двинул ему в челюсть. Впервые в жизни Мирона ударили так сильно. Он почувствовал, как горячая волна боли поднимается откуда-то из середины лица и разливается во все стороны. Через несколько секунд он понял, что лежит на полу.
-Я увезу её отсюда, - орал муж, пиная его по животу и по рёбрам, - я её увезу далеко, за границу, ты никогда её не найдёшь! Ты её никогда больше не увидишь, ты понял, говнюк ёбаный?
Два официанта наскочили на мужа и как-то сумели его оттащить. Кто-то крикнул бармену, чтоб вызвал полицию. Прилипнув щекой к прохладному полу, Мирон наблюдал, как муж выбегает из кафе.
-Вам вызвать неотложку? - спросил склонившийся над ним официант.
Мирон прошептал, что незачем.
-Точно, Вы уверены? - настаивал официант. - Вы же весь в крови!
Мирон медленно кивнул и закрыл глаза. Он изо всех сил пытался представить себя рядом с этой женщиной. С той, которую он никогда больше не увидит. Он пытался, и на секунду ему это почти удалось. Всё тело болело. Он чувствовал, что жив.