Мы вместе уже 23 года. Мне его привез мой любимый дед из командировки в Москву.
Вот так это было тогда.
Вот так это сейчас.
Ничего не изменилось, только Лёва погрустнел.
Вы знаете, я выросла достаточно толстокожим человеком - не реву над книгами, фильмами, да я даже из-за мужиков не рыдаю. И не на всех похоронах, на которых бываю.
Но вот когда я смотрю, какой он погрустневший и старый, я иногда нет-нет, да и всплакну. Тихо так, чтобы никто не видел. Потому что он - средоточие счастливого прошлого, которое у меня было, всей той любви, которую удалось почувствовать в детстве. Он - наверное, символ всего того трогательного, что у меня есть. Этот символ - старый и грустный.
Я смотрю на него и понимаю: то, что у меня есть оттуда - в душе - оно очень, очень хрупкое. И старики мои - хрупкие. И мне становится очень, очень страшно. И тогда я плачу.
Когда у меня будет своё жильё, Левке светит собственный пуфик: удобный, красивый, привезенный из самого Стамбула. Обещала. Потому что у прошлого в жизни должно быть хорошее, добротное место, иначе ей будет тяжело продолжаться.