Games that never amount to more than they're meant (заметки об Амстердаме - 6)
В тот вечер Пол был особенно мрачен. Я не могла решить, чего бы мне съесть, и из-за этого мы препирались. Он хотел в Макдональдс, а мне хотелось чего-нибудь поинтереснее. Мы шли уже по самому центру, когда вдруг он сказал что-то, какое-то маленькое и не очень относившееся к делу замечание, которого я даже толком не помню, но оно вдруг решающим образом переполнило чашу моего терпения. Я резко ускорила шаг. В центре легко затеряться - народу там много, переулков и двориков тоже. Я легко лавировала в толпе, всё ускоряясь и ускоряясь. Так бы мы и разминулись, если бы, по счастливой случайности, буквально в нескольких метрах не оказалась забегаловка, торговавшая воком на вынос. Китайскую еду я всегда любила. Так что я зашла туда, где меня и нагнал Пол. К счастью, он удовлетворился ответом «Просто так» на вопрос «Почему ты убежала?». Я и сама уже не понимала, почему, и раскаивалась, тем более, что забегаловка была просто доверху полна людьми, к кассе я протискивалась с громадным трудом, едва не сплющившись по ходу дела. Я боялась, что теперь мы застрянем здесь на весь вечер, потому что очередь была просто гигантской, а приготовителей пищи только двое. Но фаст-фуд всё же оправдал своё название - несмотря на поистине монструозное количество клиентов я получила свой заказ минут через десять. Правда, сколько ещё до кассы пришлось ждать… Наверное, через полчаса мы были снова на улице. Полу хотелось не просто в какой-нибудь Макдональдс, а в двухэтажный. Мне смутно припоминалось, что мы с Сассем и Димой вроде бы ели на втором этаже в конце Дамрака в чём-то подобном, но я не была уверена, что это был именно Макдональдс. Но на всякий случай мы туда прошлись. Двухэтажным был KFC, а соседний Макдональдс был обычным. Тогда мы пошли проверять параллельные улочки, и Пол поражался тому, что, когда не нужно, Макдональдсов пруд пруди, так, что поражаешься, откуда их столько, но только ты начнёшь их искать, как они разбегаются в разные стороны и их не оказывается. Таким образом, мы вышли к станционному филиалу. Он был забит до отказа, и я неловко чувствовала себя с моей картонкой вока в руках, стараясь скрыть её по возможности. Пол попросил найти место, которого, кстати, не было. Только я ему это сообщила, как за одним из столиков освободилось три места. Конечно, это был не диванчик и мы соседствовали с какой-то шумной компанией, но выбирать не приходилось. Мы сидели и ели каждый свою еду, и говорили. За время путешествия у нас успели накопиться какие-то недоговоренности, и, наверное, в тот вечер был апофеоз. Поначалу, слова шли трудно. Мы так ни о чём толком и не поговорили, но почему-то после того, как мы по крайней мере попытались, стало намного легче. Трудно сказать, почему именно.
В гораздо более светлом настроении мы вышли на улицу и решили на прощание полакомиться маффинами. Любимых Полом брауни не было. Прямо на месте есть было неинтересно. Это был наш последний вечер в Амстердаме, и мы решили попрощаться с проститутками. Мы пошли в квартал Красных Фонарей, встали там у мостика, напротив нашего любимого трио, и съели наши маффины, вкусные, как всегда. Я достала из сумочки последний косяк, так и не использованный прошлой ночью. Пол отказался, так что я курила одна, выпуская белые клубы в быстро темнеющее небо. Мы придумали имя для нашей любимицы - самой весёлой и обаятельной из троицы, к которой однако, почему-то, подходили реже всего. Её зовут Джерри, она дочь американского эмигранта-хиппи и чистокровной голландки. Её любимый фильм - Мулен Руж. Она пьёт кофе и читает газеты по утрам. В юности она лежала в нарколечебнице (спеллчекер знает даже кумысолечебницу, но не нарколечебницу!) и у неё плохие отношения с мамой, у которой испортился характер из-за жизненных неурядиц. А красивая кореянка, которая сидит на высоком стуле и постоянно говорит по телефону, на самом деле хочет стать актрисой и наговаривает вечерами свои роли, пребывая в витрине. Её сутенёр - пони, у него подковы из дутого золота. Она попала в проститутки из-за любви к конному спорту. Это и многое другое мы придумывали, стоя у отсвечивающего красными, синими и розовыми огоньками канала, и даже идя обратно. На одной из улочек, ведущих к Дамраку, нас окликнул на старательно выговариваемом русском какой-то мужчина с порога одного из заведений. Мы едва не подпрыгнули и обернулись. Над головой окликнувшего горели буквы Moulin Rouge. Но это было совсем в другом месте, и этот мужчина явно был моложе и худее килограмм на двадцать того охранника, что зазвал нас вчера. Неужели мы теперь предмет сплетен в квартале Красных Фонарей? Мы поёжились и ускорили шаг. Изначально мы хотели поехать обратно в хостель на трамвае, но, так как мы проснулись в семь вечера, для нас время шло совсем иначе. Мы не отдавали себе отчёта в том, что уже полночь и общественный транспорт перестал ходить. Во всяком случае, до тех пор, пока не пришли на станцию и не убедились в этом. Другого выбора, кроме как идти пешком, нам не оставалось. И мы шли.
Мы развивали истории и жалели о том, что не сходили на выставку фотографий - её реклама со снимком Мерлин Монро была развешена по всему городу. Мы подумали, что могли бы сходить завтра с утра, прямо с сумками. И, конечно, не сходили. По дороге мы даже наткнулись на то место, где выставка проходила. Оттуда мы снова свернули на какую-то параллельную улицу, мостик над её каналом освещался маленькими звёздочками иллюминации. Пол рассказывал про книгу «Американские боги», мы плутали по дворам, улочкам и закоулкам, карта не покрывала эту часть города и была практически бесполезна. Прохожих в такой час тоже почти не встречалось. Одного мы встретили на какой-то площади, около которой нам вслед долго и настойчиво сигналило такси. Тот сказал нам идти строго прямо. В итоге мы вышли к заводу Хайнекена, где были снова вынуждены спросить дорогу. Добрый велосипедист указал нам путь. Он лежал через парк, в котором мы несколькими минутами ранее встретили психически неуравновешенного человека. Впрочем, тот уже ушёл своей дорогой. Мы было хотели спросить для уверенности дорогу у девушки, шедшей нам навстречу, но она оказалась не местной. А ещё она жутко нас испугалась, едва не тряслась, будто мы бандиты или насильники. Впрочем, мы уже и так узнавали места, так что в её услугах настоящей нужды не было. Пробило два ночи, хотелось спать, но истина дороже всего - мы хотели выяснить, пользуется ли кто-нибудь законом, разрешающим секс в парках. А прямо около нашего отеля как раз был парк! Неподалёку от входа мы заметили что-то весело распивающую компанию и заподозрили их в планировании оргии, но никаких доказательств этому, увы, не нашли. Мы двинулись дальше, вслушиваясь в звуки вокруг. Тишина. Мы стали идти поближе к деревьям. Я даже спросила «Is anybody having sex around here?», но даже если кто-то им и занимался, то решил себя не выдавать. В целом, парк оказался на удивление маленьким. Мало того, что он был очень узким, скорее нечто вроде аллеи, ограждённой с обоих сторон, так он был ещё и не очень-то длинный. В общем, эдакий сплющенный сквер. Мы были разочарованы. Поднимаясь в номер, мы беспокоились, сработает ли ключ, заранее злорадствуя, что теперь англичанам придётся вылезать из тёплой постели и нам открывать, но ключ на удивление сработал. В номер мы ввалились в полной темноте, оглашаемой случайным похрапыванием. Пол хотел зарядить свой телефон, так как он был на грани голодного обморока, но единственная известная нам розетка у двери была занята. Я на всякий случай попробовала ощупать стены на предмет их наличия, но это ни к чему не привело. Поэтому будильник было поручено поставить мне. Что я сделала нехотя - просыпаться первой всё же большая ответственность. Я подождала Пола, пока тот вернётся из душа, чтобы открыть ему дверь, впустила его, и мы легли, практически моментально провалившись в сон.
Утро началось с шороха, стука и голосов уже ненавистных для меня к тому моменту англичан. Впрочем, вся их возня особо не мешала мне спать, я вообще крепко сплю. Когда они, наконец, закрыли за собой дверь, я украдкой глянула на часы. Семь минут до сигнала. Я вздохнула и тихонько отключила будильник. Какая разница, я всё равно уже проснулась. Подремлю немножко и встану. В четверть десятого, время, в которое мы договорились встать, мобильный Пола, несмотря на критическое состояние, ожил и тоже чего-то там такое пропищал. Пол отключил его и снова откинулся на подушку. Я разумно заключила, что раз он не встаёт, хотя проснулся, то и я могу поваляться. В итоге мы встали за пятнадцать минут до чек-аута, пропустив завтрак. Мы быстро собрали вещи и договорились встретиться на ресепшене.
Я пошла в душ, который там был преотвратительный. Сначала он долго не мог нагреться, так что я стояла под ним, содрогаясь. Потом он вдруг резко стал горячеть, да так, что через буквально минуту можно было ошпариться. Как я ни крутила краны, добиться температуры, пригодной для нормального мытья, я не смогла. Выключив душ, я вспомнила, что забыла взять с собой полотенце. Пришлось мне вытираться собственной юбкой, она всё равно чёрная, на ней незаметно. На чекауте мы стали свидетелем сцены, в ходе которой опоздавшая, как и мы, на завтрак, девушка требовала еды, потому что, мол, у неё и её друзей это всё как-то случайно получилось. И требовала она с таким апломбом и полным сознанием своей правоты, что становилось жутко. Жутко стало и ресепшенистке. Обычно в таких случаях ничего не дают всё равно - пропустили значит пропустили - но работница даже нашла где-то завалявшуюся пару яблок. Требовательная девушка сморщилась, но яблоки приняла, и обиженно потопала обратно. Когда пришла наша очередь, девушка с ресепшена уже была вся в расстроенных чувствах и потому неприветлива. Мы взяли ещё по баночке колы и пакетик вафель и ушли. Вафли мы поделили напополам, а колу выдули сразу.
День для автостопа был аховый - пасмурно, накрапывал мелкий дождик. Мы понадеялись, что людям станет нас жалко и они будут нас нарасхват подбирать. Взвалив вещи на плечи, мы пошли искать Музеумплейн, с остановки у которой отходил нужный нам автобус под номером триста шестьдесят семь. Мы вертели карту в руках так и эдак и дошли-таки до парка, в землю которого была врыта табличка «Музеумплейн» с картой этого самого плейна. По идее, остановка и всякая транспортная активность находились на другой стороне парка, куда мы и поплелись, додумывая историю про Джерри. Но на расписании остановки нужный нам автобус обозначен не был, хотя она имела точно то название, которое нам и было нужно. Мы заподозрили ресепшенисток в недобрых намерениях, но решили всё же у кого-нибудь спросить для верности. Жертва, намеченная Полцем, оказалась туристом. Мы пошли обратно в поисках амстердамцев. Добродушная женщина сказала, что на Музеумплейн не одна остановка, и указала ещё как минимум три. Пожелав нам удачи, она ушла. А мы остались с выбором. Для начала мы пошли к остановке прямо напротив какого-то большого здания, собственно, откуда мы и пришли изначально. Мы прошли мимо длиннющей, опоясывавшей квартал очереди в музей Ван Гога. Жуткое зрелище. Нужного автобуса на той остановке тоже не было. Карта, находившаяся там же, тоже нам особо не помогла. Спрашивать про остановку триста шестьдесят седьмого автобуса не имело смысла - в родном городе-то не знаешь, где большинство автобусов останавливается, а, судя по номеру, этот маршрут был не особо популярен. Мы стали напряжённо думать, как же поступить, и решили всё же проверить две другие остановки, прежде чем начнём думать о других вариантах.
Следующая проверенная нами остановка была попаданием в яблочко - триста шестьдесят седьмой автобус действительно здесь ходил, в хостеле нас не обманули. Но вот вопрос - в какую сторону нам ехать? Приехавший автобус разрешил наши сомнения - он шёл к Центральной станции, следовательно, нам нужен был обратный. Тот появился минут через пять, и, судя по всему, конечной остановкой имел аэропорт. Ехать нам оказалось недалеко, что меня немного разочаровало: люблю кататься в автобусах. Мы вышли на Oude Haagseweg, как нам и посоветовали, и оказались посреди какой-то жуткой глухомани. Несмотря на то, что здесь пролегала вполне приличная асфальтовая дорога, не было ни одной машины, что в одну, что в другую сторону. Мы пошли вперёд, недоумевая, где же здесь должна находиться трасса. Пройдя метров сто-двести, мы услышали отдалённое жужжание машин, а вскоре завиднелась и сама автострада. Машины так и сновали по ней. Пол нахмурился и сказал, что это не очень-то хорошо - в таких местах машинам останавливаться запрещено. Но это-то ладно, хуже того было то, что трасса пролегала где-то по правую руку от нас, через какие-то поля, дорожки и домишки. Пока что было неясно, как к ней выбраться, и мы решили пройти ещё немного - что нам ещё оставалось? Дорога сделала изгиб и начала приближаться к заветной трассе, а мы тем временем обсуждали коварный план кореянки по захвату мира и интересовались у окрестных кустов тем же, чем интересовались вчера у парковых. Те из солидарности оставались немы к нашим воззваниям. Через некоторое время мы вышли к перекрытой шлагбаумом дороге с табличкой «Только для автобусов». Дорога выглядела так, будто вела к секретной базе. Впрочем, она раздваивалась, и одно ответвление шло как раз к трассе. Мы перелезли через шлагбаум и пошли по пресловутому ответвлению, хотя на базу заглянуть было бы безусловно интересно, но не в тот раз. Было очень сыро, мои босоножки промокли и из красных стали какими-то бурыми. Машины проносились мимо с какой-то дикой скоростью, голосовать было страшновато. Пол никак не мог найти отрезок, которым мог бы удовлетвориться.
Наконец мы встали неподалёку от какой-то развилки. Наступил решающий момент. В первый раз в своей жизни я буду автостопить! Пока что ничего торжественного я не чувствовала, я стеснялась своей совершенно неуместной короткой юбки, было промозгло и вообще страшно. А вдруг здесь всё же нельзя стоять? Но времени на сомнения не было. Надо было действовать. Я встала в целях грамотного пиара перед Полцем и вытянула руку с отставленным большим пальцем. Кстати, он у меня почему-то далеко не отгибался. Может быть, от холода. Полу даже пришлось его отгибать механическим способом, чтобы всё же было ясно, чего мы хотим. Машины проносились мимо. Некоторые вовсе не обращали на нас внимания - их было большинство. Другая большая часть состояла из тех, кто на нас просто смотрел - с недоверием ли, с любопытством ли. Наконец, были единицы тех, кто делал какие-то жесты. Кто-то показывал в какую-то сторону, кто-то отрицательно скрещивал руки, кто-то мотал головой. Мои запасы уверенности быстро истощались, а у меня её изначально особо-то много не было. Очевидно, Пол чувствовал примерно то же самое. Мы решили сойти с непосредственно трассы. Немного впереди дорога раздваивалась, вернее, к основной трассе шёл дугообразный выезд. Мы решили встать где-нибудь на выезде. Не то чтобы я когда-нибудь раньше слышала, что нельзя голосовать на самих трассах, но это казалось мне логичным, так что я почувствовала некоторое облегчение, когда мы заняли свой пост на боковой дороге, и голосовала с большим энтузиазмом, чем прежде. Не очень долго, впрочем. Машин проезжало не так уж и много, но вполне достаточно. Водитель одной из них (кажется, это была женщина), проезжая мимо нас, показал нам фак. Это несколько обескуражило меня, хотя было довольно-таки забавно. Время шло, машины ехали, а мы всё так же стояли у обочины. Мы начинали подмерзать, а те небольшие крупицы уверенности, что ещё оставались, всё таяли, таяли… Я видела три варианта дальнейших действий: или стоять и ждать дальше, или пойти в другое место, или сесть на автобус и попытаться добраться до автобусного вокзала, возле которого я видела специально обозначенное место для автостопперов ещё в первый приезд. Впрочем, долго выбирать нам не пришлось. На удивление, одна машина взяла и затормозила и медленно съехала к обочине. Мы трусцой помчались к ней. За рулём сидел турок. Мы сказали, что нам нужно в Брюссель, но мы будем рады любому расстоянию, которое нас к нему приблизит. Он сказал, что едет в Амстердам. Мы с Полом переглянулись. Стоять дальше не хотелось отчаянно, хоть кто-то наконец остановился… Но в Амстердам нам вроде как и не надо было, как назло. Оценив наш промокший вид, грустные лица и нерешительность, с которой мы стояли и думали, что делать, он твёрдо сказал нам, чтобы мы залезали. В этом месте мы всё равно ничего не поймаем, а он мог бы нас сбросить в месте, специально для этого отведённом. Тем более, там неподалёку вокзал, где мы могли бы выпить чаю и согреться. Таким образом, без нашей особой на то воли, пришёл в исполнение вариант под номером три.
В машине было блаженно тепло. Я села рядом с водителем, Пол - на заднее сиденье. Мы пристегнулись и поехали. Первую часть дороги мы знакомились, он рассказывал про свою родину и как он по ней скучает, мы - про то, как мы здесь отдыхали и как прекрасен Амстердам, а также кто мы и откуда. Разговор шёл на ломаном английском. Потом, когда обнаружилось, что я говорю по-нидерландски, мы вдруг перешли на него. Водитель начал повествовать о том, как хотел быть агрономом, а пришлось стать информатиком, но всё равно по специальности он не работает, что было, в принципе, видно по машине - не первой свежести и достаточно замызганной. Я не знала, как и перевести разговор обратно на английский - Пол-то понимал только отдельные слова из разговора. Неудобно как-то. Но турка было не угомонить, он рассказывал про свой собственный опыт путешествия автостопом и подробно расписывал, что нам надлежало делать. После обязательного, по его мнению, распития кофе следовало взять кусок картона и написать на нём наш пункт назначения. Впрочем, сразу «Брюссель» туда, может, писать не стоило - вряд ли кто остановится. Для начала, как он прикинул, нам стоило доехать до Бреды, а так как это пограничный город, то оттуда будет уже легко поймать попутку до Брюсселя. Туда будет несложно добраться, так как это крупный город, а сегодня воскресенье - все возвращаются домой. Кто-нибудь да захватит нас с собой. Потом он всё же согласился перейти на английский и Пол рассказывал ему про спейскейки. Водитель, проехав мимо места для автостопперов, показал нам его, сделал круг из-за дорожных работ и высадил нас около вокзала. Полные благодарности, мы выгрузились и зашли внутрь.
Внутри я рассказала любопытному Полу, о чём у нас с турком была беседа, в особые детали вдавшись насчёт того, как нам ехать дальше. Он согласился. Тогда мы стали искать газетный киоск или что-нибудь ещё в этом роде, имеющее отношение к бумаге - словом, место, где можно разжиться картоном. К счастью, зачем-то на автобусном вокзале был канцелярский магазин. Его-то нам и надо было. После придирчивого выбирания мы взяли внушительных размеров конверт из плотной бумаги и пачку маркеров: два чёрных, синий и красный. Со всем этим богатством мы пошли в Бургер Кинг и сели за столик у окна, на котором был наклеен плакат об использовании салфеток, где утверждалось, что тот, кто берёт больше десяти салфеток - вор. Мы заказали еду и с аппетитом её умяли. Ещё бы, завтрак-то мы пропустили. После еды мы сели за создание нашего шыдевера. С одной стороны предполагалось написать «Бреда», с другой - «Брюссель». Решили начать с Бреды, она короче. Никому не хотелось создавать пробную надпись - а вдруг напортачишь? Я осторожно спросила, хороший ли у Пола почерк, и, получив отрицательный ответ, поняла, что пытаться придётся мне. Я на глаз разделила конверт на пять частей, на каждую по букве, и начала выводить их, сначала просто тонкие линии, которые затем должны будут быть обведены и закрашены. Пол посмотрел на мои намётки и завопил, что это ужасно и что надо совсем по-другому. Я пожала плечами и дала маркер ему - мне же меньше работы. Буквы Пола были огромные и тощие. «Е» посредине Бреды вышла маленькая и кругленькая, как пышечка, очень милая. А вот конечное «а» плохо поместилось. Оно было похоже на хиппующего подростка-акселерата в джинсах-клёш. Но в целом было вполне читаемо. Так что мы занялись обводкой и закраской. Пол обводил буквы чёрным, я заштриховывала красным, а кругленькую малышку «е» мы закрасили сплошняком синим, что придало надписи сходство с логотипом Евролайнс. При упоминании о Евролайнс Пол вспомнил, что ему надо бы купить билет из Риги до Питера. Тут рядом как раз был их офис. Я не была уверена, что купить билет на нужный ему рейс можно из Амстердама, но лучше попробовать, чем сомневаться. Билетная касса была прямо за нашим окном, через автобусную площадку. Пока Пол ходил узнавать про финальную часть своего возвращения на родину, я пожалела свою недоношенную надпись и принялась её дорабатывать. Заглавная «б» была крупной, так что её я просто грубо заштриховала, а размер остальных букв позволял сделать их полностью красными. Подошедший Пол скептически хмыкнул. Я пошла в канцелярский за новым конвертом, чтобы написать на нём «Брюссель». Никаких удобоваримых сокращений к этому городу мы не придумали, так что разделили название и написали в два этажа, закрашивая буквы попеременно синим и красным. Готовый плакатик мы спрятали Полу в сумку, а с двухсторонней «Бредой» мы пошли ловить попутки.
Погода улучшилась: морось прекратилась, выглянуло солнышко. Было не жарко, но и не холодно тоже. Парней, которые голосовали ещё когда мы проезжали мимо с турком, уже не было. Это нас ободрило. Зато там были две девушки, с которыми мы поздоровались. Они ехали в Гронинген, что было в другую сторону, так что мы друг другу не мешали. Встав чуть поодаль от девушек, мы приступили к делу. После еды и на солнце это было гораздо веселее. Я бодро держала плакатик, мы посматривали на проезжающие машины. Наш плакатик был гораздо более привлекателен, чем тот, что был у наших соседок. Он был большой и цветной! Но ситуации это особо не меняло - ни у нас, ни у них не клевало. Максимум, чего мы удостаивались - кивков и улыбок. Некоторые водители отчётливо внимательно смотрели на нашу табличку, но всё равно проезжали мимо. Мы стояли так минут пятнадцать-двадцать, когда наскучило стоять просто так и Пол попросил девушек нас сфоткать. А заодно, когда пошёл забирать фотоаппарат, решил выведать их грязные секреты. Я стояла на страже, но машины всё равно не останавливались. Вернувшись, Пол поделился информацией - девушки из Германии, они уверены, что мы уедем достаточно быстро, так как с ними стояли парни, ехавшие, как и мы, до Бреды, и их скоро подобрали. Девушки пришли минут за десять до нас и желают нам удачи. А ещё он признал, что моя надпись с расстояния была разборчивее, и мы перевернули конверт так, чтобы демонстрировать её. Я внутренне торжествовала.
Мы продолжили стоять, без особого успеха. Но я всё равно чувствовала себя увереннее, чем ранее утром. Тут девушки собрались и пошли куда-то в другом направлении. Они распрощались с нами и ещё раз пожелали удачи. Мы остались в гордом двоеночистве. Несмотря на отсутствие результатов до того момента, мы были твёрдо намерены испытать на себе самый дешёвый метод путешествия (пешком - второе после автостопа, потому что на еду для поддержки сил много тратиться придётся). Мы бы так и стояли до победного конца, если бы к нам не подкатил дедушка, выгуливавший таксу. Убедившись, что мы понимаем по-нидерландски, он сказал, что мы зря тут стоим, если хотим ехать в Бреду. Эта дорога, мол, ведёт на восток, а нам надо на юг, и, будь он на нашем месте, он бы пошёл к Утрехтскому мосту. Это в двух километрах отсюда, и там машины точно едут в нужном нам направлении. Единственное, чего он не знает - есть ли там, как здесь, специальное место для голосования, но он бы всё равно нам порекомендовал передвинуться туда. Я ещё раз переспросила для уверенности, как туда идти, и поблагодарила его. Потом я изложила ситуацию Полу, и мы решили рискнуть - клёв на нашем месте был однозначно захудалым. Как раз когда мы уходили, откуда-то взялся дядька в костюме и с оранжевым рюкзаком, и встал на освободившееся место. Ему тоже надо было в Гронинген. А мы пошли до моста.
Первым делом надо было перейти через реку Амстел. Вся трудность этой задачи была в том, что реку мы нигде не видели. Так что я, со своим рюкзаком и обвешанная сумками, помчалась вслед за переходившими дорогу в неположенном месте полицейскими, переваливаясь на ходу, как пингвин. Полицейские, услышав о реке Амстел, впали в ступор. И только когда я сказала, что мне вообще не она нужна, а Утрехтский мост, они дружно протянули «А-а-а-а!» и сказали, что я, вероятно, говорю об Амстелском канале. Какая разница, всё равно и там и там вода, и оба длинные и узкие. Канал лежал метрах в ста впереди, за железнодорожным мостом, а как идти дальше, я знала. На удивление быстро мы дошли до зелёных металлических перил, на которых виднелась белая надпись «Utrechtsebrug». Мы пришли. Но в этой мешанине светофоров и пешеходных переходов голосовать точно было невозможно, так что мы перешли через мост. Это уже больше походило на правду - было видно, что мы у самой черты города, впереди простиралась только дорога, обрамлённая подлеском. Мы прошли ещё немного, перешли через развилку и возобновили прежнее занятие.
Это была одна из самых забавных частей путешествия - ловля попутки на выезде из Амстердама. Первые полчаса мы просто стояли. Потом мы заподозрили, что дедушка нас обманул, но всё равно решили ему довериться, потому что идти назад было попросту лень. Когда поток машин иссякал на короткое время, мы разрабатывали детали истории Джерри и отмечали удивительное сходство соседнего знака с лицом ниндзи. Потом мы стали улыбаться, полагая, что это создаст нам более позитивный имидж и соблазнит водителей взять нас к себе. Улыбаться нам стали значительно чаще, и несколько раз просигналили в знак поддержки, но брать - не брали. Многие сочувственно кивали головой или разводили руками. Некоторые снова делали магические пассы руками, смысл которых был нам неясен. Один водитель перегнулся через пассажирское сиденье, чтобы получше рассмотреть нашу табличку. Мы заметили ужасающее количество машин с детьми, они составляли буквально 60% от общего количества.
Особенно нас возмущали одинокие мужчины, которые нас не брали, и молодые девушки, едущие одни - у них у всех было выражение лица как под копирку, сосредоточенное и угрюмое. И они нас игнорировали. Машины с афроголландцами тоже были не очень приятными - их пассажиры смотрели на нас весьма косо, будто они не негры, а китайцы. Один из проехавших сделал какой-то странный жест: тыкал пальцем вниз, под своё сидение. Мы с Полом переглянулись и другого истолкования сему кроме «отсосите» не нашли. Кажется, потом нам ещё кто-то показал фак. Но большей частью мы встречали сочувствие, что уже было утешительно. По истечении первого часа мы начали ныть и заклинать водителей всем святым, чтобы они нас взяли, расточая щедрые посулы. Увы, они нас не слышали. Тогда Пол обозначил необходимость обнажить мои прелести, на что я ответила однозначным отказом. Но попробовать снять верхнюю одежду я решилась, несмотря на прохладу. Я забыла упомянуть, что, так как погода была неважная ещё когда мы выходили, я попросила у Пола что-нибудь тёплое, и он одолжил мне свой пиджак. Я немного напоминала в нём пугало огородное, и, вероятно, особого доверия не вызывала. Минут пятнадцать, подтвердивших бесполезность моей жертвы, я без пиджака выдержала, но не больше. Тогда мы стали думать дальше, как повысить нашу привлекательность. Пока я стояла и голосовала, Пол утащил табличку на доработку: в законченном виде вместо изначального «Breda» надпись гласила «With love to Breda» с пририсованным смайликом. Я пририсовала цветочек синим маркером для пущей эстетичности. Обновлённый плакатик имел успех, но не совсем такой, на какой мы рассчитывали - люди радовались, глядя на него, но нас не брали. От отчаяния мы даже было принялись танцевать, но долго продолжать не стали - во-первых, всё же было постеснялись, а во-вторых, нам самим было от этого так смешно, что мы не могли держать табличку или палец прямо, делая это. Время от времени нам приходилось уворачиваться от машин, едущих с боковой дороги.
Прошло два часа, но мы стояли твёрдо и надежды не теряли. И, вероятно, испытав нашу решимость и найдя её удовлетворительной, Вселенная наконец послала нам машину. Мы не поверили собственным глазам поначалу, но моментально ринулись к ней, оставив сумки лежать у обочины. Остановившийся сказал, что до Бреды он, к сожалению, не едет, но может докинуть нас немного ближе к ней - сам он ехал в Утрехт. Мы не возражали, главное для нас было наконец-то тронуться с места. Так вот мы сели в машину к Стефану (предварительно метнувшись кабанчиками за вещами, конечно). Всю дорогу мы общались на английском, но разговор всё равно вела преимущественно я. Как только мы погрузились, мы обратили внимание на интересный интерьер машины. Стефан ехал не один, на пассажирском сидении рядом с ним сидело трое плюшевых мишек. С зеркала свисали чётки, на панели у лобового стекла были всякие ракушки, веточки и картинки бодхисаттв. В общем, он был буддистом (на это указывало всё, кроме плюшевых мишек). Он сказал, что обычно не подбирает людей, но в нас ему что-то понравилось. Я решила, что это наверняка благословение моего дяди-буддиста, существованием коего я похвасталась. Стефан рассказывал нам о своём родном городе, единственном в Голландии, в котором в Средневековье устраивали справедливый суд над ведьмами, то есть, никто в ходе расследований виновным признан не был. Рассказывал, что стал буддистом пять лет назад, после смерти сестры, и очень доволен своей жизнью. В Утрехт он ехал к своей подруге-шизофреничке и надеялся обратить её полностью в буддизм, в котором сам нашёл такую опору. Его девушка была из Берлина, они познакомились год назад на одном из лагерей. Она интересовалась суфизмом, это было интересным совпадением. Он сам недавно вернулся с персонального ритрита. В Амстердаме он был тоже по делам буддизма - жил в санге, буддийской коммуне. С энтузиазмом рассказывал о скором визите Далай-Ламы в Голландию и выражал сожаление по поводу возмутительного поведения китайцев в Тибете. Пока мы болтали на религиозные темы, Пол молчал. Только под конец он снова включился в беседу, когда мы стали обсуждать Петербург и где наш новый знакомый нас высадит. Он предложил высадить нас у железнодорожной станции, но мы сказали, что предпочли бы где-нибудь ближе к дороге. Тогда он довёз нас до заправки и посоветовал поговорить с людьми здесь, может, кто-то из них как раз ехал до Бреды. Мы очень тепло распрощались, и он уехал. А мы бросились друг друга поздравлять с первым настоящим проездом автостопом, хоть далеко мы и не уехали.
Порадовавшись всласть, мы решили зайти на заправку, поискать чего-нибудь вкусненького, чтобы отметить. Избранным продуктом стала пачка Рафаэлло. Затем я заметила коробку мини-шоколадок Риттер Спорт с семью начинками, вспомнила, как часто ела их в Эстонии. Меня охватила ностальгия, и я взяла и их. Мы отошли к столику и стали уплетать Рафаэлло, но много съесть не смогли: жутко захотелось пить. Пол купил запить шоколадное молоко, однако оно делу не помогало. Тогда я пошла за водой. С водой Рафаэлло пошли веселее, но всё равно хотелось чего-нибудь менее сладкого. Так что мы купили по сэндвичу, я с курицей и кусочками ананаса, а он с салатом из морепродуктов. Сэндвичи продавались в коробках, порезанные надвое. Съев первую половину своего бутерброда Пол хитро сказал, что как-то хочется разнообразия. Я милостиво согласилась поменяться, на что он сказал «Ну, если ты настаиваешь…». Я сказала, что если он будет выпендриваться, то делёж отменяется. Мы молча обменялись бутербродами. В принципе, ни один из не был особо вкусным - они были какие-то пресноватые. Но это хотя бы было сытно. Потом мы съели ещё по паре Рафаэлло, полюбовались на видеотеку заправки, где блокбастеры соседствовали с порно, почитали заголовки журналов в духе «26-летняя работница полиции убила своего турецкого любовника» (Пол поразился, что я знаю на нидерландском слово «любовник». Я задумалась и сама удивилась, насколько часто мне приходилось его слышать. А ещё говорят, что Европа благонравная) и, наконец, решились ехать дальше. Мы вышли со стоянки и встали у обочины, снова с нашей табличкой. Первая проехавшая машина содержала в себе пару пенсионного возраста, воззрившуюся на нас с беспричинной ненавистью. Мы поёжились, но продолжили дежурство. Не прошло и пяти минут, как одна из машин затормозила. Мы спросили, куда едет водитель, тот начал путаться с gps, но в конце концов подтвердил, что движется в нужном нам направлении. На сей раз была очередь Пола сидеть впереди.
В гораздо более светлом настроении мы вышли на улицу и решили на прощание полакомиться маффинами. Любимых Полом брауни не было. Прямо на месте есть было неинтересно. Это был наш последний вечер в Амстердаме, и мы решили попрощаться с проститутками. Мы пошли в квартал Красных Фонарей, встали там у мостика, напротив нашего любимого трио, и съели наши маффины, вкусные, как всегда. Я достала из сумочки последний косяк, так и не использованный прошлой ночью. Пол отказался, так что я курила одна, выпуская белые клубы в быстро темнеющее небо. Мы придумали имя для нашей любимицы - самой весёлой и обаятельной из троицы, к которой однако, почему-то, подходили реже всего. Её зовут Джерри, она дочь американского эмигранта-хиппи и чистокровной голландки. Её любимый фильм - Мулен Руж. Она пьёт кофе и читает газеты по утрам. В юности она лежала в нарколечебнице (спеллчекер знает даже кумысолечебницу, но не нарколечебницу!) и у неё плохие отношения с мамой, у которой испортился характер из-за жизненных неурядиц. А красивая кореянка, которая сидит на высоком стуле и постоянно говорит по телефону, на самом деле хочет стать актрисой и наговаривает вечерами свои роли, пребывая в витрине. Её сутенёр - пони, у него подковы из дутого золота. Она попала в проститутки из-за любви к конному спорту. Это и многое другое мы придумывали, стоя у отсвечивающего красными, синими и розовыми огоньками канала, и даже идя обратно. На одной из улочек, ведущих к Дамраку, нас окликнул на старательно выговариваемом русском какой-то мужчина с порога одного из заведений. Мы едва не подпрыгнули и обернулись. Над головой окликнувшего горели буквы Moulin Rouge. Но это было совсем в другом месте, и этот мужчина явно был моложе и худее килограмм на двадцать того охранника, что зазвал нас вчера. Неужели мы теперь предмет сплетен в квартале Красных Фонарей? Мы поёжились и ускорили шаг. Изначально мы хотели поехать обратно в хостель на трамвае, но, так как мы проснулись в семь вечера, для нас время шло совсем иначе. Мы не отдавали себе отчёта в том, что уже полночь и общественный транспорт перестал ходить. Во всяком случае, до тех пор, пока не пришли на станцию и не убедились в этом. Другого выбора, кроме как идти пешком, нам не оставалось. И мы шли.
Мы развивали истории и жалели о том, что не сходили на выставку фотографий - её реклама со снимком Мерлин Монро была развешена по всему городу. Мы подумали, что могли бы сходить завтра с утра, прямо с сумками. И, конечно, не сходили. По дороге мы даже наткнулись на то место, где выставка проходила. Оттуда мы снова свернули на какую-то параллельную улицу, мостик над её каналом освещался маленькими звёздочками иллюминации. Пол рассказывал про книгу «Американские боги», мы плутали по дворам, улочкам и закоулкам, карта не покрывала эту часть города и была практически бесполезна. Прохожих в такой час тоже почти не встречалось. Одного мы встретили на какой-то площади, около которой нам вслед долго и настойчиво сигналило такси. Тот сказал нам идти строго прямо. В итоге мы вышли к заводу Хайнекена, где были снова вынуждены спросить дорогу. Добрый велосипедист указал нам путь. Он лежал через парк, в котором мы несколькими минутами ранее встретили психически неуравновешенного человека. Впрочем, тот уже ушёл своей дорогой. Мы было хотели спросить для уверенности дорогу у девушки, шедшей нам навстречу, но она оказалась не местной. А ещё она жутко нас испугалась, едва не тряслась, будто мы бандиты или насильники. Впрочем, мы уже и так узнавали места, так что в её услугах настоящей нужды не было. Пробило два ночи, хотелось спать, но истина дороже всего - мы хотели выяснить, пользуется ли кто-нибудь законом, разрешающим секс в парках. А прямо около нашего отеля как раз был парк! Неподалёку от входа мы заметили что-то весело распивающую компанию и заподозрили их в планировании оргии, но никаких доказательств этому, увы, не нашли. Мы двинулись дальше, вслушиваясь в звуки вокруг. Тишина. Мы стали идти поближе к деревьям. Я даже спросила «Is anybody having sex around here?», но даже если кто-то им и занимался, то решил себя не выдавать. В целом, парк оказался на удивление маленьким. Мало того, что он был очень узким, скорее нечто вроде аллеи, ограждённой с обоих сторон, так он был ещё и не очень-то длинный. В общем, эдакий сплющенный сквер. Мы были разочарованы. Поднимаясь в номер, мы беспокоились, сработает ли ключ, заранее злорадствуя, что теперь англичанам придётся вылезать из тёплой постели и нам открывать, но ключ на удивление сработал. В номер мы ввалились в полной темноте, оглашаемой случайным похрапыванием. Пол хотел зарядить свой телефон, так как он был на грани голодного обморока, но единственная известная нам розетка у двери была занята. Я на всякий случай попробовала ощупать стены на предмет их наличия, но это ни к чему не привело. Поэтому будильник было поручено поставить мне. Что я сделала нехотя - просыпаться первой всё же большая ответственность. Я подождала Пола, пока тот вернётся из душа, чтобы открыть ему дверь, впустила его, и мы легли, практически моментально провалившись в сон.
Утро началось с шороха, стука и голосов уже ненавистных для меня к тому моменту англичан. Впрочем, вся их возня особо не мешала мне спать, я вообще крепко сплю. Когда они, наконец, закрыли за собой дверь, я украдкой глянула на часы. Семь минут до сигнала. Я вздохнула и тихонько отключила будильник. Какая разница, я всё равно уже проснулась. Подремлю немножко и встану. В четверть десятого, время, в которое мы договорились встать, мобильный Пола, несмотря на критическое состояние, ожил и тоже чего-то там такое пропищал. Пол отключил его и снова откинулся на подушку. Я разумно заключила, что раз он не встаёт, хотя проснулся, то и я могу поваляться. В итоге мы встали за пятнадцать минут до чек-аута, пропустив завтрак. Мы быстро собрали вещи и договорились встретиться на ресепшене.
Я пошла в душ, который там был преотвратительный. Сначала он долго не мог нагреться, так что я стояла под ним, содрогаясь. Потом он вдруг резко стал горячеть, да так, что через буквально минуту можно было ошпариться. Как я ни крутила краны, добиться температуры, пригодной для нормального мытья, я не смогла. Выключив душ, я вспомнила, что забыла взять с собой полотенце. Пришлось мне вытираться собственной юбкой, она всё равно чёрная, на ней незаметно. На чекауте мы стали свидетелем сцены, в ходе которой опоздавшая, как и мы, на завтрак, девушка требовала еды, потому что, мол, у неё и её друзей это всё как-то случайно получилось. И требовала она с таким апломбом и полным сознанием своей правоты, что становилось жутко. Жутко стало и ресепшенистке. Обычно в таких случаях ничего не дают всё равно - пропустили значит пропустили - но работница даже нашла где-то завалявшуюся пару яблок. Требовательная девушка сморщилась, но яблоки приняла, и обиженно потопала обратно. Когда пришла наша очередь, девушка с ресепшена уже была вся в расстроенных чувствах и потому неприветлива. Мы взяли ещё по баночке колы и пакетик вафель и ушли. Вафли мы поделили напополам, а колу выдули сразу.
День для автостопа был аховый - пасмурно, накрапывал мелкий дождик. Мы понадеялись, что людям станет нас жалко и они будут нас нарасхват подбирать. Взвалив вещи на плечи, мы пошли искать Музеумплейн, с остановки у которой отходил нужный нам автобус под номером триста шестьдесят семь. Мы вертели карту в руках так и эдак и дошли-таки до парка, в землю которого была врыта табличка «Музеумплейн» с картой этого самого плейна. По идее, остановка и всякая транспортная активность находились на другой стороне парка, куда мы и поплелись, додумывая историю про Джерри. Но на расписании остановки нужный нам автобус обозначен не был, хотя она имела точно то название, которое нам и было нужно. Мы заподозрили ресепшенисток в недобрых намерениях, но решили всё же у кого-нибудь спросить для верности. Жертва, намеченная Полцем, оказалась туристом. Мы пошли обратно в поисках амстердамцев. Добродушная женщина сказала, что на Музеумплейн не одна остановка, и указала ещё как минимум три. Пожелав нам удачи, она ушла. А мы остались с выбором. Для начала мы пошли к остановке прямо напротив какого-то большого здания, собственно, откуда мы и пришли изначально. Мы прошли мимо длиннющей, опоясывавшей квартал очереди в музей Ван Гога. Жуткое зрелище. Нужного автобуса на той остановке тоже не было. Карта, находившаяся там же, тоже нам особо не помогла. Спрашивать про остановку триста шестьдесят седьмого автобуса не имело смысла - в родном городе-то не знаешь, где большинство автобусов останавливается, а, судя по номеру, этот маршрут был не особо популярен. Мы стали напряжённо думать, как же поступить, и решили всё же проверить две другие остановки, прежде чем начнём думать о других вариантах.
Следующая проверенная нами остановка была попаданием в яблочко - триста шестьдесят седьмой автобус действительно здесь ходил, в хостеле нас не обманули. Но вот вопрос - в какую сторону нам ехать? Приехавший автобус разрешил наши сомнения - он шёл к Центральной станции, следовательно, нам нужен был обратный. Тот появился минут через пять, и, судя по всему, конечной остановкой имел аэропорт. Ехать нам оказалось недалеко, что меня немного разочаровало: люблю кататься в автобусах. Мы вышли на Oude Haagseweg, как нам и посоветовали, и оказались посреди какой-то жуткой глухомани. Несмотря на то, что здесь пролегала вполне приличная асфальтовая дорога, не было ни одной машины, что в одну, что в другую сторону. Мы пошли вперёд, недоумевая, где же здесь должна находиться трасса. Пройдя метров сто-двести, мы услышали отдалённое жужжание машин, а вскоре завиднелась и сама автострада. Машины так и сновали по ней. Пол нахмурился и сказал, что это не очень-то хорошо - в таких местах машинам останавливаться запрещено. Но это-то ладно, хуже того было то, что трасса пролегала где-то по правую руку от нас, через какие-то поля, дорожки и домишки. Пока что было неясно, как к ней выбраться, и мы решили пройти ещё немного - что нам ещё оставалось? Дорога сделала изгиб и начала приближаться к заветной трассе, а мы тем временем обсуждали коварный план кореянки по захвату мира и интересовались у окрестных кустов тем же, чем интересовались вчера у парковых. Те из солидарности оставались немы к нашим воззваниям. Через некоторое время мы вышли к перекрытой шлагбаумом дороге с табличкой «Только для автобусов». Дорога выглядела так, будто вела к секретной базе. Впрочем, она раздваивалась, и одно ответвление шло как раз к трассе. Мы перелезли через шлагбаум и пошли по пресловутому ответвлению, хотя на базу заглянуть было бы безусловно интересно, но не в тот раз. Было очень сыро, мои босоножки промокли и из красных стали какими-то бурыми. Машины проносились мимо с какой-то дикой скоростью, голосовать было страшновато. Пол никак не мог найти отрезок, которым мог бы удовлетвориться.
Наконец мы встали неподалёку от какой-то развилки. Наступил решающий момент. В первый раз в своей жизни я буду автостопить! Пока что ничего торжественного я не чувствовала, я стеснялась своей совершенно неуместной короткой юбки, было промозгло и вообще страшно. А вдруг здесь всё же нельзя стоять? Но времени на сомнения не было. Надо было действовать. Я встала в целях грамотного пиара перед Полцем и вытянула руку с отставленным большим пальцем. Кстати, он у меня почему-то далеко не отгибался. Может быть, от холода. Полу даже пришлось его отгибать механическим способом, чтобы всё же было ясно, чего мы хотим. Машины проносились мимо. Некоторые вовсе не обращали на нас внимания - их было большинство. Другая большая часть состояла из тех, кто на нас просто смотрел - с недоверием ли, с любопытством ли. Наконец, были единицы тех, кто делал какие-то жесты. Кто-то показывал в какую-то сторону, кто-то отрицательно скрещивал руки, кто-то мотал головой. Мои запасы уверенности быстро истощались, а у меня её изначально особо-то много не было. Очевидно, Пол чувствовал примерно то же самое. Мы решили сойти с непосредственно трассы. Немного впереди дорога раздваивалась, вернее, к основной трассе шёл дугообразный выезд. Мы решили встать где-нибудь на выезде. Не то чтобы я когда-нибудь раньше слышала, что нельзя голосовать на самих трассах, но это казалось мне логичным, так что я почувствовала некоторое облегчение, когда мы заняли свой пост на боковой дороге, и голосовала с большим энтузиазмом, чем прежде. Не очень долго, впрочем. Машин проезжало не так уж и много, но вполне достаточно. Водитель одной из них (кажется, это была женщина), проезжая мимо нас, показал нам фак. Это несколько обескуражило меня, хотя было довольно-таки забавно. Время шло, машины ехали, а мы всё так же стояли у обочины. Мы начинали подмерзать, а те небольшие крупицы уверенности, что ещё оставались, всё таяли, таяли… Я видела три варианта дальнейших действий: или стоять и ждать дальше, или пойти в другое место, или сесть на автобус и попытаться добраться до автобусного вокзала, возле которого я видела специально обозначенное место для автостопперов ещё в первый приезд. Впрочем, долго выбирать нам не пришлось. На удивление, одна машина взяла и затормозила и медленно съехала к обочине. Мы трусцой помчались к ней. За рулём сидел турок. Мы сказали, что нам нужно в Брюссель, но мы будем рады любому расстоянию, которое нас к нему приблизит. Он сказал, что едет в Амстердам. Мы с Полом переглянулись. Стоять дальше не хотелось отчаянно, хоть кто-то наконец остановился… Но в Амстердам нам вроде как и не надо было, как назло. Оценив наш промокший вид, грустные лица и нерешительность, с которой мы стояли и думали, что делать, он твёрдо сказал нам, чтобы мы залезали. В этом месте мы всё равно ничего не поймаем, а он мог бы нас сбросить в месте, специально для этого отведённом. Тем более, там неподалёку вокзал, где мы могли бы выпить чаю и согреться. Таким образом, без нашей особой на то воли, пришёл в исполнение вариант под номером три.
В машине было блаженно тепло. Я села рядом с водителем, Пол - на заднее сиденье. Мы пристегнулись и поехали. Первую часть дороги мы знакомились, он рассказывал про свою родину и как он по ней скучает, мы - про то, как мы здесь отдыхали и как прекрасен Амстердам, а также кто мы и откуда. Разговор шёл на ломаном английском. Потом, когда обнаружилось, что я говорю по-нидерландски, мы вдруг перешли на него. Водитель начал повествовать о том, как хотел быть агрономом, а пришлось стать информатиком, но всё равно по специальности он не работает, что было, в принципе, видно по машине - не первой свежести и достаточно замызганной. Я не знала, как и перевести разговор обратно на английский - Пол-то понимал только отдельные слова из разговора. Неудобно как-то. Но турка было не угомонить, он рассказывал про свой собственный опыт путешествия автостопом и подробно расписывал, что нам надлежало делать. После обязательного, по его мнению, распития кофе следовало взять кусок картона и написать на нём наш пункт назначения. Впрочем, сразу «Брюссель» туда, может, писать не стоило - вряд ли кто остановится. Для начала, как он прикинул, нам стоило доехать до Бреды, а так как это пограничный город, то оттуда будет уже легко поймать попутку до Брюсселя. Туда будет несложно добраться, так как это крупный город, а сегодня воскресенье - все возвращаются домой. Кто-нибудь да захватит нас с собой. Потом он всё же согласился перейти на английский и Пол рассказывал ему про спейскейки. Водитель, проехав мимо места для автостопперов, показал нам его, сделал круг из-за дорожных работ и высадил нас около вокзала. Полные благодарности, мы выгрузились и зашли внутрь.
Внутри я рассказала любопытному Полу, о чём у нас с турком была беседа, в особые детали вдавшись насчёт того, как нам ехать дальше. Он согласился. Тогда мы стали искать газетный киоск или что-нибудь ещё в этом роде, имеющее отношение к бумаге - словом, место, где можно разжиться картоном. К счастью, зачем-то на автобусном вокзале был канцелярский магазин. Его-то нам и надо было. После придирчивого выбирания мы взяли внушительных размеров конверт из плотной бумаги и пачку маркеров: два чёрных, синий и красный. Со всем этим богатством мы пошли в Бургер Кинг и сели за столик у окна, на котором был наклеен плакат об использовании салфеток, где утверждалось, что тот, кто берёт больше десяти салфеток - вор. Мы заказали еду и с аппетитом её умяли. Ещё бы, завтрак-то мы пропустили. После еды мы сели за создание нашего шыдевера. С одной стороны предполагалось написать «Бреда», с другой - «Брюссель». Решили начать с Бреды, она короче. Никому не хотелось создавать пробную надпись - а вдруг напортачишь? Я осторожно спросила, хороший ли у Пола почерк, и, получив отрицательный ответ, поняла, что пытаться придётся мне. Я на глаз разделила конверт на пять частей, на каждую по букве, и начала выводить их, сначала просто тонкие линии, которые затем должны будут быть обведены и закрашены. Пол посмотрел на мои намётки и завопил, что это ужасно и что надо совсем по-другому. Я пожала плечами и дала маркер ему - мне же меньше работы. Буквы Пола были огромные и тощие. «Е» посредине Бреды вышла маленькая и кругленькая, как пышечка, очень милая. А вот конечное «а» плохо поместилось. Оно было похоже на хиппующего подростка-акселерата в джинсах-клёш. Но в целом было вполне читаемо. Так что мы занялись обводкой и закраской. Пол обводил буквы чёрным, я заштриховывала красным, а кругленькую малышку «е» мы закрасили сплошняком синим, что придало надписи сходство с логотипом Евролайнс. При упоминании о Евролайнс Пол вспомнил, что ему надо бы купить билет из Риги до Питера. Тут рядом как раз был их офис. Я не была уверена, что купить билет на нужный ему рейс можно из Амстердама, но лучше попробовать, чем сомневаться. Билетная касса была прямо за нашим окном, через автобусную площадку. Пока Пол ходил узнавать про финальную часть своего возвращения на родину, я пожалела свою недоношенную надпись и принялась её дорабатывать. Заглавная «б» была крупной, так что её я просто грубо заштриховала, а размер остальных букв позволял сделать их полностью красными. Подошедший Пол скептически хмыкнул. Я пошла в канцелярский за новым конвертом, чтобы написать на нём «Брюссель». Никаких удобоваримых сокращений к этому городу мы не придумали, так что разделили название и написали в два этажа, закрашивая буквы попеременно синим и красным. Готовый плакатик мы спрятали Полу в сумку, а с двухсторонней «Бредой» мы пошли ловить попутки.
Погода улучшилась: морось прекратилась, выглянуло солнышко. Было не жарко, но и не холодно тоже. Парней, которые голосовали ещё когда мы проезжали мимо с турком, уже не было. Это нас ободрило. Зато там были две девушки, с которыми мы поздоровались. Они ехали в Гронинген, что было в другую сторону, так что мы друг другу не мешали. Встав чуть поодаль от девушек, мы приступили к делу. После еды и на солнце это было гораздо веселее. Я бодро держала плакатик, мы посматривали на проезжающие машины. Наш плакатик был гораздо более привлекателен, чем тот, что был у наших соседок. Он был большой и цветной! Но ситуации это особо не меняло - ни у нас, ни у них не клевало. Максимум, чего мы удостаивались - кивков и улыбок. Некоторые водители отчётливо внимательно смотрели на нашу табличку, но всё равно проезжали мимо. Мы стояли так минут пятнадцать-двадцать, когда наскучило стоять просто так и Пол попросил девушек нас сфоткать. А заодно, когда пошёл забирать фотоаппарат, решил выведать их грязные секреты. Я стояла на страже, но машины всё равно не останавливались. Вернувшись, Пол поделился информацией - девушки из Германии, они уверены, что мы уедем достаточно быстро, так как с ними стояли парни, ехавшие, как и мы, до Бреды, и их скоро подобрали. Девушки пришли минут за десять до нас и желают нам удачи. А ещё он признал, что моя надпись с расстояния была разборчивее, и мы перевернули конверт так, чтобы демонстрировать её. Я внутренне торжествовала.
Мы продолжили стоять, без особого успеха. Но я всё равно чувствовала себя увереннее, чем ранее утром. Тут девушки собрались и пошли куда-то в другом направлении. Они распрощались с нами и ещё раз пожелали удачи. Мы остались в гордом двоеночистве. Несмотря на отсутствие результатов до того момента, мы были твёрдо намерены испытать на себе самый дешёвый метод путешествия (пешком - второе после автостопа, потому что на еду для поддержки сил много тратиться придётся). Мы бы так и стояли до победного конца, если бы к нам не подкатил дедушка, выгуливавший таксу. Убедившись, что мы понимаем по-нидерландски, он сказал, что мы зря тут стоим, если хотим ехать в Бреду. Эта дорога, мол, ведёт на восток, а нам надо на юг, и, будь он на нашем месте, он бы пошёл к Утрехтскому мосту. Это в двух километрах отсюда, и там машины точно едут в нужном нам направлении. Единственное, чего он не знает - есть ли там, как здесь, специальное место для голосования, но он бы всё равно нам порекомендовал передвинуться туда. Я ещё раз переспросила для уверенности, как туда идти, и поблагодарила его. Потом я изложила ситуацию Полу, и мы решили рискнуть - клёв на нашем месте был однозначно захудалым. Как раз когда мы уходили, откуда-то взялся дядька в костюме и с оранжевым рюкзаком, и встал на освободившееся место. Ему тоже надо было в Гронинген. А мы пошли до моста.
Первым делом надо было перейти через реку Амстел. Вся трудность этой задачи была в том, что реку мы нигде не видели. Так что я, со своим рюкзаком и обвешанная сумками, помчалась вслед за переходившими дорогу в неположенном месте полицейскими, переваливаясь на ходу, как пингвин. Полицейские, услышав о реке Амстел, впали в ступор. И только когда я сказала, что мне вообще не она нужна, а Утрехтский мост, они дружно протянули «А-а-а-а!» и сказали, что я, вероятно, говорю об Амстелском канале. Какая разница, всё равно и там и там вода, и оба длинные и узкие. Канал лежал метрах в ста впереди, за железнодорожным мостом, а как идти дальше, я знала. На удивление быстро мы дошли до зелёных металлических перил, на которых виднелась белая надпись «Utrechtsebrug». Мы пришли. Но в этой мешанине светофоров и пешеходных переходов голосовать точно было невозможно, так что мы перешли через мост. Это уже больше походило на правду - было видно, что мы у самой черты города, впереди простиралась только дорога, обрамлённая подлеском. Мы прошли ещё немного, перешли через развилку и возобновили прежнее занятие.
Это была одна из самых забавных частей путешествия - ловля попутки на выезде из Амстердама. Первые полчаса мы просто стояли. Потом мы заподозрили, что дедушка нас обманул, но всё равно решили ему довериться, потому что идти назад было попросту лень. Когда поток машин иссякал на короткое время, мы разрабатывали детали истории Джерри и отмечали удивительное сходство соседнего знака с лицом ниндзи. Потом мы стали улыбаться, полагая, что это создаст нам более позитивный имидж и соблазнит водителей взять нас к себе. Улыбаться нам стали значительно чаще, и несколько раз просигналили в знак поддержки, но брать - не брали. Многие сочувственно кивали головой или разводили руками. Некоторые снова делали магические пассы руками, смысл которых был нам неясен. Один водитель перегнулся через пассажирское сиденье, чтобы получше рассмотреть нашу табличку. Мы заметили ужасающее количество машин с детьми, они составляли буквально 60% от общего количества.
Особенно нас возмущали одинокие мужчины, которые нас не брали, и молодые девушки, едущие одни - у них у всех было выражение лица как под копирку, сосредоточенное и угрюмое. И они нас игнорировали. Машины с афроголландцами тоже были не очень приятными - их пассажиры смотрели на нас весьма косо, будто они не негры, а китайцы. Один из проехавших сделал какой-то странный жест: тыкал пальцем вниз, под своё сидение. Мы с Полом переглянулись и другого истолкования сему кроме «отсосите» не нашли. Кажется, потом нам ещё кто-то показал фак. Но большей частью мы встречали сочувствие, что уже было утешительно. По истечении первого часа мы начали ныть и заклинать водителей всем святым, чтобы они нас взяли, расточая щедрые посулы. Увы, они нас не слышали. Тогда Пол обозначил необходимость обнажить мои прелести, на что я ответила однозначным отказом. Но попробовать снять верхнюю одежду я решилась, несмотря на прохладу. Я забыла упомянуть, что, так как погода была неважная ещё когда мы выходили, я попросила у Пола что-нибудь тёплое, и он одолжил мне свой пиджак. Я немного напоминала в нём пугало огородное, и, вероятно, особого доверия не вызывала. Минут пятнадцать, подтвердивших бесполезность моей жертвы, я без пиджака выдержала, но не больше. Тогда мы стали думать дальше, как повысить нашу привлекательность. Пока я стояла и голосовала, Пол утащил табличку на доработку: в законченном виде вместо изначального «Breda» надпись гласила «With love to Breda» с пририсованным смайликом. Я пририсовала цветочек синим маркером для пущей эстетичности. Обновлённый плакатик имел успех, но не совсем такой, на какой мы рассчитывали - люди радовались, глядя на него, но нас не брали. От отчаяния мы даже было принялись танцевать, но долго продолжать не стали - во-первых, всё же было постеснялись, а во-вторых, нам самим было от этого так смешно, что мы не могли держать табличку или палец прямо, делая это. Время от времени нам приходилось уворачиваться от машин, едущих с боковой дороги.
Прошло два часа, но мы стояли твёрдо и надежды не теряли. И, вероятно, испытав нашу решимость и найдя её удовлетворительной, Вселенная наконец послала нам машину. Мы не поверили собственным глазам поначалу, но моментально ринулись к ней, оставив сумки лежать у обочины. Остановившийся сказал, что до Бреды он, к сожалению, не едет, но может докинуть нас немного ближе к ней - сам он ехал в Утрехт. Мы не возражали, главное для нас было наконец-то тронуться с места. Так вот мы сели в машину к Стефану (предварительно метнувшись кабанчиками за вещами, конечно). Всю дорогу мы общались на английском, но разговор всё равно вела преимущественно я. Как только мы погрузились, мы обратили внимание на интересный интерьер машины. Стефан ехал не один, на пассажирском сидении рядом с ним сидело трое плюшевых мишек. С зеркала свисали чётки, на панели у лобового стекла были всякие ракушки, веточки и картинки бодхисаттв. В общем, он был буддистом (на это указывало всё, кроме плюшевых мишек). Он сказал, что обычно не подбирает людей, но в нас ему что-то понравилось. Я решила, что это наверняка благословение моего дяди-буддиста, существованием коего я похвасталась. Стефан рассказывал нам о своём родном городе, единственном в Голландии, в котором в Средневековье устраивали справедливый суд над ведьмами, то есть, никто в ходе расследований виновным признан не был. Рассказывал, что стал буддистом пять лет назад, после смерти сестры, и очень доволен своей жизнью. В Утрехт он ехал к своей подруге-шизофреничке и надеялся обратить её полностью в буддизм, в котором сам нашёл такую опору. Его девушка была из Берлина, они познакомились год назад на одном из лагерей. Она интересовалась суфизмом, это было интересным совпадением. Он сам недавно вернулся с персонального ритрита. В Амстердаме он был тоже по делам буддизма - жил в санге, буддийской коммуне. С энтузиазмом рассказывал о скором визите Далай-Ламы в Голландию и выражал сожаление по поводу возмутительного поведения китайцев в Тибете. Пока мы болтали на религиозные темы, Пол молчал. Только под конец он снова включился в беседу, когда мы стали обсуждать Петербург и где наш новый знакомый нас высадит. Он предложил высадить нас у железнодорожной станции, но мы сказали, что предпочли бы где-нибудь ближе к дороге. Тогда он довёз нас до заправки и посоветовал поговорить с людьми здесь, может, кто-то из них как раз ехал до Бреды. Мы очень тепло распрощались, и он уехал. А мы бросились друг друга поздравлять с первым настоящим проездом автостопом, хоть далеко мы и не уехали.
Порадовавшись всласть, мы решили зайти на заправку, поискать чего-нибудь вкусненького, чтобы отметить. Избранным продуктом стала пачка Рафаэлло. Затем я заметила коробку мини-шоколадок Риттер Спорт с семью начинками, вспомнила, как часто ела их в Эстонии. Меня охватила ностальгия, и я взяла и их. Мы отошли к столику и стали уплетать Рафаэлло, но много съесть не смогли: жутко захотелось пить. Пол купил запить шоколадное молоко, однако оно делу не помогало. Тогда я пошла за водой. С водой Рафаэлло пошли веселее, но всё равно хотелось чего-нибудь менее сладкого. Так что мы купили по сэндвичу, я с курицей и кусочками ананаса, а он с салатом из морепродуктов. Сэндвичи продавались в коробках, порезанные надвое. Съев первую половину своего бутерброда Пол хитро сказал, что как-то хочется разнообразия. Я милостиво согласилась поменяться, на что он сказал «Ну, если ты настаиваешь…». Я сказала, что если он будет выпендриваться, то делёж отменяется. Мы молча обменялись бутербродами. В принципе, ни один из не был особо вкусным - они были какие-то пресноватые. Но это хотя бы было сытно. Потом мы съели ещё по паре Рафаэлло, полюбовались на видеотеку заправки, где блокбастеры соседствовали с порно, почитали заголовки журналов в духе «26-летняя работница полиции убила своего турецкого любовника» (Пол поразился, что я знаю на нидерландском слово «любовник». Я задумалась и сама удивилась, насколько часто мне приходилось его слышать. А ещё говорят, что Европа благонравная) и, наконец, решились ехать дальше. Мы вышли со стоянки и встали у обочины, снова с нашей табличкой. Первая проехавшая машина содержала в себе пару пенсионного возраста, воззрившуюся на нас с беспричинной ненавистью. Мы поёжились, но продолжили дежурство. Не прошло и пяти минут, как одна из машин затормозила. Мы спросили, куда едет водитель, тот начал путаться с gps, но в конце концов подтвердил, что движется в нужном нам направлении. На сей раз была очередь Пола сидеть впереди.